— Может, мне лучше прийти с кем-нибудь из отдела по надзору за несовершеннолетними, миссис?

Сейчас он стоял посреди комнаты и несколько пар детских глаз внимательно смотрели на него. Впрочем, назвать комнатой это помещение его сержантское «я» отказывалось. Даже самое лучшее название того, что он видел, вряд ли стоило произносить при детях. Его мать, старавшаяся на всю жизнь привить ему привычку к чистоте и аккуратности, скорее всего, употребила бы слово «хлев». Джефф сразу понял, что комната являлась не только кухней, но и спальней, поскольку над кроватью в дальнем углу торчали головы двух малышей. Прямо перед ним стояли двое мальчишек: старшему, худому и болезненному на вид, было лет двенадцать, младшему, крепышу с круглой мордашкой, — лет пять-шесть.

У стола стояла девочка, которая бросила на вошедшего Джеффа быстрый взгляд исподлобья и продолжала резать толстыми ломтями батон хлеба. Ее темные волосы были распущены и закрывали почти пол-лица, но Джефф, присмотревшись, заметил на скуле свежий кровоподтек. Это была Лиззи.

Женщина, впустившая Джеффа, кивнула в сторону, кровати и сказала, обратившись к старшему мальчику:

— Забери их в ту комнату.

Тот, поколебавшись немного, поманил младших рукой. Девочки слезли с кровати и пошли за братом, а следом за ними побежал и младший мальчик. Не успели дети скрыться в той комнате, как мать рявкнула им вслед:

— Дверь закрой! — после чего дверь испуганно захлопнулась.

— А она? — Джефф кивнул в сторону Лиззи.

— Что она? — огрызнулась женщина.

— Мне хотелось бы поговорить без нее.

— Да ладно вам! Она не такой уж ребенок. Выкладывайте, что у вас там.

Джефф подошел к столу и, взяв Лиззи за плечо, тихо сказал:

— Пойди погуляй немного, ладно?

— Эй, послушайте! — закричала женщина. — Кто вы такой, черт возьми, что приходите в мой дом и начинаете тут...

— Заткнись! — Джефф тяжело взглянул на нее, а потом снова обратился к Лиззи: — Сделай, как я говорю. — Девочка молча повернулась и вышла. Когда дверь за ней закрылась, Джефф снова повернулся к женщине и медленно произнес: — Наверное, я зря сказал ей, чтоб она вышла. Думаю, ей понравилось бы услышать, что ты — грязная стерва.

— Чего?! — повысила голос женщина. — А ты кто такой?

— Я тебе скажу, кто я такой! Я — тот, кто не любит, когда молодых девчонок за пять монет подсовывают взрослым мужикам, поняла? Поэтому ее сестра сбежала, не так ли? Ей порядком осточертело все это.

Женщина судорожно сглотнула, потом отбросила спутанные волосы назад и злобно буркнула:

— Я на тебя в суд подам, да-да, в суд! За клевету!

— Уймись! Только в суде тебя и ждут! Лучше вспомни, как в прошлом году на тебя хотели завести дело. От статьи «За дурное обращение» ты кое-как отвертелась, а вот «Вовлечение в проституцию» — это посерьезнее будет, этого судьи у нас очень не любят. Если тебе так нужны были деньги, отчего сама не пошла тряхнуть стариной? Или уже все позабыла?

— Послушай, ты! Больно много на себя берешь! Думаешь, из-за нескольких паршивых ленточек на рукаве тебе все можно? Нет уж! Расскажи лучше, что ты делал прошлой ночью, а? Полиция ищет того, кто отправил его на больничную койку! Мистера Киддерли-то, а?

— В самом деле ищет? Так пойди и доложи им все, как было! И я тоже зайду к судье, мне до смерти хочется рассказать ему, за что я пришиб этого толстого ублюдка, а заодно и спас девчонку от изнасилования, подготовленного ее матерью, то бишь мачехой, но это не важно. И обе девчонки подтвердят все до единого слова. Правда, старшая убежала. Но полиция найдет ее в два счета. И судью обязательно заинтересует, что будет с остальными детьми и можно ли доверить тебе их воспитание. Вот оно все как в суде-то повернется! Ладно, — добавил Джефф, немного успокаиваясь, — я не об этом, я о другом пришел договориться.

Последние слова он произнес уже обычным тоном, и женщина какую-то секунду смотрела на него, открыв рот. Но тут же выражение ее лица изменилось, упрямство и страх, прятавшиеся в глубине ее глаз, исчезли, уступив место неприкрытой наглости. Она откинула голову и визгливо рассмеялась:

— Так ты пришел договориться со мной? О Господи! Значит, ты узнал, что я не с каждым встречным договариваюсь, и решил попробовать? Здорово тебя, стало быть, припекло, а? Значит, твоя лапочка тебя бросила, нашла себе...

Тут до Джеффа дошло, что эта мерзавка поняла его намерение «договориться» в совершенно другом, но, видимо, единственно доступном ей смысле. Ярость охватила его. Он подался вперед и, еле сдерживаясь, прорычал:

— Закрой рот, вонючая дешевка! Да я к тебе лодочным багром не притронусь! Слушай меня внимательно! Моей матери нужна помощница по дому, которая будет жить в доме постоянно, а мать будет смотреть за ней, учить нужным вещам и воспитывать. Еще раз, чтоб тебе было понятно: она берет ее на работу. И если тебе взбредет в голову помешать ей, на следующий же день инспектор в Дурхеме будет знать все, что пока знаем только мы, и тогда пеняй на себя. Дальше. Из заработанных Лиззи денег ты не увидишь ни пенса — у нее будет свой счет в банке. И заруби на своем грязном носу: если ты попробуешь встать на дороге, мой отец знает, что с тобой сделать. Все ясно?

Бескровными, трясущимися губами женщина пробормотала:

— Ничего, ты тоже когда-нибудь получишь по заслугам! И я буду молиться, чтоб дожить до этого дня!

— Не слишком надейся! — Джефф отошел от нее, повернулся к двери и позвал: — Лиззи!

Девочка вошла в комнату и остановилась у камина. Глаза ее были широко открыты, на изможденном лице отчетливо был заметен синяк. Джефф еще раз взглянул на молчавшую женщину и сказал девочке:

— Собирай свои вещи!

Лиззи удивленно посмотрела на Джеффа, потом перевела глаза на мачеху, ожидая объяснений. Но та молчала, и девочка переспросила:

— Собирать вещи?

Джефф нагнулся к ней и, кивнув в сторону мачехи, сказал:

— Мы договорились, что ты будешь работать и жить у моей матери. Она давно искала себе помощницу, а работы у нее будет немного — ну, там, по дому, по хозяйству, сама знаешь!..

Рот Лиззи медленно открылся, но быстро захлопнулся, и, не говоря ни слова, она шмыгнула в ту же дверь, куда раньше скрылись остальные дети. За ту пару минут, которые понадобились ей, чтобы собрать нехитрый скарб, ни Джефф, ни женщина не проронили ни слова. Молчание было откровенно враждебным.

Лиззи вышла из комнаты в пальто и шляпке, держа в руках картонную коробку. Подойдя к Джеффу, она остановилась рядом с ним. Неподдельная радость от того, что она наконец покидает свой дом, была столь явно написана на ее бледном личике, что мачеха, не выдержав, снова заорала:

— Ты еще пожалеешь, дрянь! Что мне теперь делать со всей этой оравой? Кто за ними будет смотреть? А куда прикажешь девать Джонни? Это ведь, между прочим, твой брат, сын твоего папаши! В приют его отдать, что ли?

Джефф почувствовал, как Лиззи вздрогнула и прижалась к нему. Он положил ей руку на плечо и сказал:

— Не бойся, ничего она не сделает. Мы не позволим.

После этого он развернул Лиззи лицом к двери и, легонько подтолкнув, пошел рядом с ней, не оглядываясь. Выйдя на улицу, он взял из рук девочки коробку, сунул ее себе под мышку, приобнял Лиззи за плечо и повел прочь.

С полмили они прошагали молча, а потом Лиззи тихо спросила:

— Она ведь не сдаст Джонни в приют, правда?

— Нет, конечно! Не бойся, с Джонни все будет хорошо, никуда она его не отдаст — я уж об этом позабочусь.

— Но ведь ты... Тебя же не будет тут, ты в отпуске! Ты солдат и скоро уедешь...

— Да, я солдат и я в отпуске, но у меня здесь живет отец, и он тут в округе не самый последний. Его все знают, и его слово кое-что значит. Не бойся!

Прошло еще несколько минут, и Лиззи опять заговорила:

— Я тебя вчера не узнала сразу — в плаще, в кепке... Раньше-то я тебя видела только в форме. Ты в ней здорово выглядишь!

Обычно в таких случаях Джефф говорил барышням: «Видела бы ты меня без формы! Без нее я выгляжу гораздо лучше!» Но тут он вовремя сообразил, что Лиззи до таких разговоров явно не доросла.

— Тебе понравится жить у моей матери, — сказал он. — Она славная. Она тебя много чему научит.

— У вас ведь есть пианино, правда?

— Есть.

— Я иногда слышала, как кто-то играет, когда мимо проходила.

— Ну, теперь ты будешь слышать это каждый день, а может, и каждый вечер. Моя мать отлично играет, тебе понравится!

Джефф посмотрел на девочку. Ее лицо немного порозовело от ходьбы, соломенная шляпка сбилась на одно ухо, худая шея торчала из ворота пальто. На четырнадцать лет она никак не выглядела. Джефф подумал, что первым делом матери нужно будет ее накормить.

Вдруг Лиззи остановилась и, повернувшись к Джеффу, спросила дрожащим, но каким-то требовательным голосом:

— Слушай, а кто тебе велел взять меня? то есть я хочу сказать, твоя мать уже искала кого-нибудь или это ты придумал? Короче... — Лиззи помотала головой, — ты здесь с какого боку?

Джефф моргнул, пожевал губу, пожал плечами и сказал:

— Лиззи, я понял, что ты имеешь в виду, но не знаю, на какой вопрос раньше ответить. Я тебе так скажу: если тебе подарили лошадь, то не стоит проверять ее зубы, потому что у нее, на худой конец, есть четыре ноги с копытами, а на копытах — железные подковы, которые тоже можно считать подарком.

— Чего? Ну ты загнул! — Лиззи захлопала глазами.

— Да нет, это я так... Ладно, пошли! — Джефф снова зашагал вперед.

Через секунду Лиззи догнала его и снова пристроилась рядом, стараясь не отставать от его широких шагов.

Они дошли до поворота и уже собирались свернуть на тропинку через мост, как навстречу им выехала верхом молодая женщина. Джефф замедлил шаги, и Лиззи внимательно посмотрела на него, а потом на всадницу. Когда она подъехала ближе, Джефф дотронулся до своей кепки и произнес: