Грянул взрыв. Согласно знаменитой поговорке, Рябине повезло и в третий раз: мощной взрывной волной авторитета отбросило в сторону, но он остался жив. Его охранник скончался до приезда «скорой». А поодаль на асфальте лежала девочка, которую задело осколками. Её подружка отделалась парой царапин, а она на всю жизнь осталась инвалидом.

Эти подробности Данила узнал позже, и нельзя сказать, что в тот момент они его огорчили. Огорчаться он уже не умел, а чужие жизни казались ему чем-то абстрактным и эфемерным, расходным материалом. Скорее его заботило то, что цель выжила. Хоть и претензий к нему быть не могло: на взрывчатке настоял Беркут.

Но кое-чего Данила не знал. Например, того, что мать девочки после всего произошедшего чуть не сошла с ума. Как и того, что дела у семьи были настолько плохи, что инвалидную коляску для дочери они были купить не в состоянии. С горем пополам насобирали половину суммы, которую отдали мошенникам. Доведённый отчаянием отец клюнул на замануху напёрсточников — и потерял всё, что удалось накопить. То, что в этой игре невозможно выиграть просто потому, что шарик в нужный момент оказывается между пальцев у напёрсточника, мужчина не знал, хоть интуитивно догадывался, что эти фитюльки — обман. Но только отчаянная нужда толкнула его на авантюру.


А теперь всё это пролетело перед глазами Снайпера в долю секунды. Он смотрел на девочку, сидящую напротив него в обычной детской коляске, абсурдно маленькой для её возраста и комплекции, и впервые за долгие годы испытал чувство вины. Не жалость, не горечь, а гадливость и отвращение к самому себе.

Стоит только представить, что ты живешь как насекомое в своей норке, бегаешь по делам, заботишься о потомстве, любишь, веришь или надеешься на что-то, и вдруг какой-то урод прошел мимо и раздавил и тебя, и твой дом, и твоих близких. Причём даже не заметив их под ногой, не специально — а просто так.

Вот он ужас, вот она истинная опасность! Не револьвер с одним патроном у виска, не отмороженный на всю голову Бен Ладен, не свихнутый моджахед со своей базукой, не разнузданная анархией молодёжь со свастикой и не взрыв ядерного реактора.

А кто? Он самый. Бывший боец спецподразделения, защитник Отечества. А ныне подонок и отморозок, который убивает и калечит просто так.

«Это война, — любил говаривать Беркут, — и на войне все средства хороши. А те, кто в ней победит, будут жить лучше богов».

Бывший опер ошибался: это война, в которой нет победителей. Есть только такие, как Снайпер. Отморозки, которым место в земле или за решёткой.

А сколько ещё таких семей, которых он покалечил? Скольких детей оставил сиротами? Сколько судеб разрушил?


«Всё верно, — беззвучно оскалилась вновь изменившая облик Смерть, — ты не можешь с этим жить дальше. Это сильнее тебя. Всего один выстрел — и всё закончится»


Он опять крутанул барабан и приставил наган к виску.


«Давай! Давай! Давай!" — улюлюкала химера и, приняв облик Беркута, продолжила, — Ты безумец, Снайпер. Будь мужиком и закончи свою никчёмную жизнь. Ты её не заслужил».

Беркут расхохотался. Его глаза провалились внутрь черепа, щёки впали, обрисовывая лицевые кости. Мгновение — и перед Данилой уже снова щерилась химера.


— Смерть тоже нужно заслужить, — спокойно произнёс Снайпер и убрав наган от виска, выстрелил ей между пустых глазниц.

Гулкий звук выстрела разорвал ночную тишину. Последний патрон застрял в деревянной балке а Данила  остался сидеть в одиночестве. На деревянном полу охотничьего домика лежало бездыханное тело незадачливого киллера, которого Даня нанял себя убить и чьё бесполезное оружие вертел сейчас в руке.

«Придурок. Кто ходит на дело с наганом?»

* * *

На следующий день в квартире девочки-инвалида раздался телефонный звонок.

Звонили из немецкой клиники ортопедической хирургии, и сообщили, что нашёлся спонсор…

В Германии ей прооперировали бедро, а для ампутированной ступни сделали протез. Это не вернуло ей ногу, которую она потеряла — но, по крайней мере, коляска ей была уже не нужна.

Оставшиеся деньги — все, которые у него были, Данила сложил в коробку и отправил семье посылкой до востребования.


Он понимал, что этого ничтожно мало. Жизнь — это не кино, её нельзя отыграть назад. И сколько ни старайся, своей вины в полной мере не искупить. Его вина носит необратимый характер. Да он и не хотел от неё откупаться деньгами. Просто решил, что там деньги сейчас нужнее.

А у самого Дани появилось нечто гораздо более значимое, чем деньги. Материальные блага уже давно утратили свою ценность. И только потеряв душевный капитал, он понял, что он-то и был самым важным, бесценным богатством. Его не возместить никакими деньгами.

Он воспринял это как отсрочку. Как возможность исправить то, что ему под силу здесь и сейчас, в этой земной жизни.


А потом он встретил ЕЁ. Ту, из-за которой он каким-то непостижимым образом смог снова почувствовать себя живым.

Девочка, по возрасту немного старше той, которую он покалечил, заставила его окунуться в водоворот эмоций и чувств. Он не мог объяснить себе, что это за чувства, но ему хотелось быть всегда рядом. Этому было невозможно сопротивляться, а ещё он где-то в глубине души знал, что нужен ей — не сейчас, так потом. Ему было её жаль, когда она плакала, а когда смеялась – ему тоже было весело.

Чем-то она напоминала ему себя самого: всегда окружённая людьми, но безгранично одинокая, постоянно под давлением отца, но не прогибающаяся и не меняющая своих решений.

Слишком быстро она повзрослела. Слишком быстро исчезли ссадины на её коленях, а во взгляде, наоборот, появилось что-то решительное, загадочное, выдержанное.

И он всё чаще ловил себя на том, что исподтишка рассматривает её, каждый раз открывая в её облике что-то для себя новое. Он всегда, так или иначе, на неё смотрел, хоть и делал это незаметно: когда она читала книжку, накручивая на палец прядь волос, или слушала музыку в наушниках.

Он видел, что её это злит. Она интуитивно чувствовала его взгляд, но словить на горячем не могла — и от этого злилась ещё больше. Потребность смотреть на неё превратилась в зависимость, которых у Данилы отродясь не было.

С её отцом Даню свёл случай. Виктор Пылёв когда-то раскрутился на продаже напитка, который выдавал за настоящую кока-колу — за что и получил в бандитских кругах кличку «Витя-Газировка». Сейчас, в более мирное время, его уже никто так не называл. Сейчас он был очень уважаемым человеком, но начиналось всё именно с газировки.

Напиток, по цвету и вкусу напоминающий американский оригинал, он нашёл где-то под Самарой и начал возить в Москву цистернами. Себестоимость его была — копейки. Подгазировать ещё чуток, наклеить на бутылки поддельные этикетки — и кока-кола местного разлива готова.

В конце 80- х, в разгар моды на американские джинсы и любой западный импорт, Витина кока-кола уходила на ура.

Раскрутился он быстро. В отличие от многих коммерсов того времени, Витя-Газировка оказался дальновидным: исправно платил дань и не скупился на достойную «крышу». Кроме того, были у него влиятельные друзья, как из криминального мира, так и из органов. Ушлый Самойлов — бывший офицер комитета госбезопасности, а нынче банкир — до сих пор числился в его близком окружении. И дочь его, Асина подружка, частенько захаживала в дом Пылёвых.

Даня не понимал, что общего может быть между этими двумя детками олигархов. Ася, хоть и с гонором, упрямая и своенравная, но всё же был в ней внутренний стержень. Он-то и выделял её из толпы ей подобных, в то время как её подружка Самойлова была совсем из другого теста. Наверное, только безграничное одиночество Аси Пылёвой могло свести вместе этих двух дочерей олигархов.

Данила готов был поспорить с самим собой: она прекрасно понимала, что друзей на самом деле у неё нет. Есть знакомые — нужные и не нужные, нуждающиеся в тебе или использующие тебя. Взаимовыгода — это всё, что движет так называемой дружбой в её окружении. Если выгода исчезает, заканчивается и дружба. А если тебе нечего предложить, её и вовсе не будет.

Только почему-то она крепко держалась за очкарика, которого считала своим другом. К нему она относилась по-другому, не так, как к остальным.


Он прекрасно знал, что за глаза Ася называла его «бультерьером». Знать обо всём происходящем в доме Пылёвых — его работа. Вообще, многие высокопоставленные шишки удивились бы, обнаружив, насколько прислуга в их доме осведомлена о личных делах хозяина.

Он знал также и то, что рядом со своей повзрослевшей дочерью мамаша чувствовала себя неуютно. Наверное, поэтому всячески пыталась выделиться на её фоне. Ведь королева должна быть одна!

А ещё он знал, что она ей и не мамаша вовсе. Почему-то от девчонки этот факт до сих пор скрывали.

Насчёт мамаши у Данилы помимо этого были ещё кое-какие подозрения, но подозрения к делу не пришьёшь, а прямо заявить Вите: «Твоя жена что-то против тебя мутит» — было бы весьма неразумно. Жена — это жена, своя рубаха всегда ближе к телу. А Даня всего лишь наёмная сила, которая прикрывала Витину спину.

Какая ирония: он, который таких, как Витя, ликвидировал, стал начальником службы его безопасности.

Впрочем, Снайпер вынужден был признать, что защитник из него получился хреновый, судя по тому, что Витя сейчас покойник. Всё-таки по другую сторону прицела он справлялся с поставленной задачей лучше.

Своего начальника Данила, конечно, уважал, но уж слишком опасные игры тот вёл — за что и поплатился.

Но всё же смерть Пылёва, да и вообще все смерти, которые он повидал на своём веку, не задели его так, как Витина дочь перед своей помолвкой.

В тот вечер он, как всегда, смотрел ей в спину, прямо на родинку на её левой лопатке. Непроизвольно, по привычке. Её гладкая спина была как стекло оптического прицела «Цейс» с меткой цели, остановившейся прямо на сердце. Именно на место этой родинки он много раз наводил прицел собственной винтовки.