— Ну, ну, что за истерика? — услышала недовольный голос Игоря и только замотала головой, протестуя. Я не истеричка, мне просто так плохо, что край!

— Держи-ка.

В мои губы ткнулось что-то холодное и круглое, я машинально открыла рот и получила порцию алкоголя, которую так же машинально проглотила, закашлявшись от жжения в гортани. Но глоток помог — я очнулась и даже смогла говорить:

— Ч-что эт-то?

— Коньяк, — невозмутимо ответил Игорь, стоя надо мной античной статуей.

— Я же не пью почти! — икая и всхлипывая, протянула неизвестно зачем.

— А что тут пить? Лекарственная доза. Давай ещё глоток.

Я отпила совсем чуть-чуть из маленькой бутылочки и поморщилась. Гадость, конечно, но зато в чувство привела. Подняв взгляд на Игоря, я сжала «мерзавчик» в пальцах и сползла на пол, на колени:

— Пожалуйста… Помогите мне! Умоляю!

— Так, тихо, тихо! — он наклонился, подняв меня, и велел голосом, не терпящим возражений: — Рассказывай, что случилось, только без соплей и истерик.

— Деньги… — всхлипнула я, чувствуя, как отступившее было отчаянье возвращается. — Она забрала деньги!

— Кто она? Эта кукла, что была с тобой?

— Да. Она мне их не отдала… Она вообще пригрозила, что заявит в полицию…

Слёзы ринулись из глаз снова, и Игорь встряхнул меня, прикрикнув:

— А ну, не реветь! Сказал же!

Кивнув, я проглотила рыдания, дыша через рот. Спокойно, спокойно… Нельзя злить его!

— Значит, эта белобрысая тебя кинула? Ну, а я-то тут при чём?

— Мне нужны эти пять тысяч, — прерывающимся голосом сказала я. — Без них она умрёт…

— Так. Объясни чётко и ясно: кто умрёт, почему, вообще, что ты от меня хочешь?

Вдох-выдох. Ещё один. Чётко и ясно я ответила:

— Моя племянница ждёт операцию в Германии. Без операции она умрёт. Ей всего два годика… А в России такие операции не делают до пяти лет… Она уже… У неё уже…

Представив Аришку и её шрамик на груди от предыдущей операции, я всё-таки расплакалась и сквозь слёзы и сопли прорыдала:

— Я сделаю всё, что вы захотите, только спасите её! Пожа-а-алуйста!

Кажется, я опять перестала соображать и ревела в голос, и пыталась снова упасть на колени, но Игорь не позволил. В меня влили ещё порцию алкоголя, уже не коньяка, а какого-то ядрёного виски, уложили на кровать и обняли. Голос мужчины говорил, говорил, ругал меня, подбадривал, но главное — успокаивал.

— Тише ты, тише! Перебудишь всех в отеле! Ложись, давай спать, утро вечера мудренее. Всё решим утром, договорились? Да понял я, понял, всё, что захочу… Не реви. Переставай реветь! Всё, тихо… Эй, у меня, между прочим, завтра совет директоров с утра, как я буду выглядеть невыспавшийся?..

Совет директоров неожиданно убедил меня. Да, спать… Утром, всё утром. Меня обняли, уложили головой на плечо, прижали спиной к груди, крепко и безапелляционно. И я расслабилась, растеклась лужицей по постели рядом с, по сути, совершенно незнакомым мужчиной. И да, я уснула, сама не знаю как.

Утро пришло совершенно неожиданно и началось для меня с аромата крепкого свежезаваренного кофе. Какой кофе, откуда? Я пью чай с тех пор, как мать вынесла в скупку кофемашину. А потом я услышала разговор. Говорил мужчина, явно по телефону.

— …Да, приеду позже… Нет, к десяти точно… Личные дела у меня, личные, понимаешь?.. А раз понимаешь, то всё. Скоро буду.

Меня ласково и игриво ущипнули за щёку:

— Любовь свет Батьковна! Пора вставать, в школу опоздаешь!

Глаза открылись сами собой, и я села, как распрямившаяся пружинка:

— Ой!

— Чего ойкаешь? Ты меня ночью напугала, кстати. Вставай, нам принесли кофе с круассанами. А за завтраком поболтаем о насущных проблемах.

Игорь протянул мне руку, помог подняться с кровати и широким жестом указал на сервировочный столик, покрытый белоснежной салфеткой, с чашечками, кофейником, тарелочками, на которых лежали свежие французские рогалики.

— Садись и рассказывай подробно, что случилось.

— Мне так стыдно, — вздохнула я, устраиваясь на диване. — Я клиническая дура, и жизнь ничему меня не научила.

— Со всеми случается, — усмехнулся Игорь. — Давай детали своей глупости.

За кофе я рассказала всю историю. Начиная с появления в моей жизни Аришки, с её порока сердца, с операции, которую провели в полтора месяца, и которая позволила мелкой прожить до сегодняшнего дня. И заканчивая невозможностью найти недостающую сумму для Асклепиоса, встречей с Заей и её «помощью». Пока я говорила, Игорь хмуро пил кофе и молчал. Я даже подумала, что он не слушает, занятый своими мыслями. Но, когда рассказ закончился, мужчина поднял на меня взгляд и сказал:


— Сейчас поедем в больницу. Я проверю твои слова. Извини, но я прежде всего бизнесмен и склонен не доверять никому.

— Я понимаю, — пробормотала, кивнув. — И это правильно. Я вот доверяла, а получилось… что получилось.

Когда мы спустились в холл гостиницы, к Игорю быстрым шагом подошёл невысокий худощавый мужчина с рыжеватыми усами и коротко стриженой головой, круглой, как шар:

— Сергеич, опоздаешь на совет директоров.

— Андреич, надо в одно место слетать по-быстрому.

— Надо так надо, — покладисто ответил мужчина и ловким жестом нахлобучил на голову форменную фуражку. Шофёр. Интересно, насколько Игорь важная шишка, чтобы ездить на машине с шофёром?

На улице было пасмурно, и накрапывал мелкий дождик, вполне обычный в Питере даже летом. На паркинге осталось совсем мало машин, и Андреич поспешил к импозантному чёрному джипу. Перед нами предусмотрительно распахнули дверцу, Игорь пропустил меня в салон, сел рядом. Ну как рядом — на банкетке сзади спокойно могли бы разместиться человек пять. Худых. Толстых четверо. Поэтому мы не сговариваясь уселись подальше друг от друга.

— Куда ехать? — осведомился шофёр, заводя мотор. Игорь не глядя махнул на меня, копаясь в папке с документами. Я очнулась:

— В первую детскую, пожалуйста.

— Это у нас где такое? — наморщил лоб Андреич, активировав навигатор. — Сейчас найдём, уно моменто.

В машине мы не разговаривали. Шофёр почти сразу включил музыку — что-то классическое, чего я раньше не слышала. Игорь уткнулся носом в планшет, вдумчиво тыкая в экран пальцем, читая, а потом, видимо, отвечая на мэйлы. Я чувствовала себя кусочком мёрзлого говна. Хотелось закрыть глаза и умереть. Такое состояние случалось нечасто и ненадолго, но в подобные моменты я себя дико ненавидела. Приходилось признаваться себе, что я ничего не контролирую, от меня ничего не зависит, всё во власти внешних сил: бога, космоса, рептилоидов… А я так, маленький винтик в системе, можно подтянуть, а можно и оставить болтаться, на работе всего механизма это не скажется.

Утренние пробки рассасывались довольно быстро, и джип уже через сорок минут остановился у больницы. Снова вежливый Андреич распахнул дверцу, и я выбралась вслед за Игорем, поспешила к уже давно и до боли знакомым ступенькам главного входа.

Медсестра сначала не хотела нас пускать в отделение, мол, обход, всё такое, посещения после обеда, но Игорь очень быстро убедил её, что нам просто необходимо увидеть больного ребёнка. После этого я смотрела на него исключительно с уважением: настоящий руководитель. Пара слов, и нам выдали бахилы, халаты и дали добро.

Когда мы вошли в палату, Катюха дремала на маленькой «маминой» кровати. Услышав стук двери, подскочила — опухшая и измученная, вся словно постаревшая. Сестрёнка моя… Аришка лежала под капельницей, утыканная присосками, и, задирая пальчик с крокодильчиком пульсометра, играла на телефоне в очередное переодевание принцессы. Увидев меня, радостно улыбнулась, но насторожилась, заметив Игоря. Ещё бы — в халате он был похож на врача.

— Люба? — сестра не спросила, но я поняла, о чём хочет спросить, поэтому быстро подошла и шепнула на ухо:

— Это спонсор.

Бесценное выражение глаз сестры, стремительно меняющееся с тусклого на яркое и обнадёженное, порадовало. Значит, она не совсем ещё впала в депрессию… Вон, чёлку поправила, глаза подтёрла!

— Здрасьте! — тон Катькиного голоса показался мне слегка заискивающим, но мне ли осуждать её? Игорь кивнул, не глядя на неё. Смотрел только на мелкую. Катя заметила и шикнула на Аришку:

— Что нужно сказать?

Та подняла на маму глазки и спросила почти утверждающим тоном:

— Длястуй?

Катя кивнула, и мелкая выдала пулемётной очередью:

— Длястуй тётя Юба длястуй дядя!

Несмотря на синеву губ, глазёнки её светились любопытством. Игорь с улыбкой ответил:

— Ну, здравствуй. Как тебя зовут?

— Алиська!

— Так что, Алиска, ты приболела, значит?

— Не Аиська, а Алиська! — возразила мелкая серьёзно, а я перевела на автомате:

— Аришка она.

— Алиськи бобо сидецька! Цюцють! А мама казала — сколя поцинят сидецька!

И снова пришлось перевести лепет:

— У Аришки чуть-чуть болит сердечко, но мама сказала, что скоро его починят.

— А ты кто, дядя? — с изысканной детской вежливостью полюбопытствовала Аришка. Игорь шагнул к кровати, аккуратно взял маленькую ручонку и, наклонившись, изобразил на кисти галантный поцелуй:

— Меня зовут Игорь.

Мелкая ошеломлённо смотрела на него, а потом залилась смехом, сказала важно:

— Ой, я как плинцесса!

— Самая настоящая, — заверил он её на полном серьёзе.

— Дядя Игай, ты доктоль?

— Нет, я не доктор.

— Халясо. Доктоль колет луцку…

И она со вздохом показала катетер в вене. Игорь качнул головой:

— Я не буду колоть, честно.

Голос его дрогнул. Обернувшись ко мне, сказал:

— Выйдем.

В коридоре глаза его снова похолодели. Отрешённым равнодушным тоном Игорь спросил: