Лесия Корнуолл - Цена обольщения

Шумно выдохнув, Энни кивнула.

Синджон в последний раз поднимался по ступеням, сопровождаемый Старлингом.

— Мистер Старлинг, однажды вы попросили меня защитить леди Эвелин.

— Ну и что с того? — недовольно проворчал дворецкий.

— Она все еще нуждается в защите. Если ей потребуется моя помощь, пошлите за мной.

Старлинг запыхтел, точно возмущенный голубь, но Синджон продолжал на него смотреть. Наконец дворецкий отвел взгляд, однако мятежно выпятил подбородок, не желая разговаривать.

Мать, Уильям и Каролина уехали. Уэстлейк ждал на крыльце.

— Полагаю, вам лучше отправиться в Декурси-Хаус, поскольку вам негде пока жить, — натянуто произнес Уэстлейк. — Учтите, моя жена сидит в экипаже, поскольку отказалась ехать домой без меня.

Синджон криво усмехнулся:

— Меня поджарят на гриле в качестве десерта?

Уэстлейк слегка покраснел.

— У всех присутствовавших сегодня на ужине имеются вопросы, Радерфорд. И ответы на некоторые из них весьма опасны.

Синджон повернулся и посмотрел на дворецкого.

— Ну вот, Старлинг. У вас есть мой адрес, если я вдруг понадоблюсь. Я буду гостить у графа Уэстлейка.

— Мы в вас не нуждаемся, — процедил сквозь зубы дворецкий и отвесил поклон. — Доброй вам ночи, милорды.

Он захлопнул дверь, оставив Синджона в неприветливой темноте на крыльце дома Эвелин.

— Я должна поблагодарить вас, капитан Радерфорд, за самый интересный ужин из тех, на которых я побывала в последнее время, — произнесла Марианна Уэстлейк, когда экипаж отъехал от Реншо-Хауса. — Обслуживание было безупречным. Правда, до тех пор, пока вы не опрокинули пирожные на колени Адама.

— Благодарю вас, графиня, — ответил Синджон.

— Я хотела сказать, что если бы вдруг Адаму пришлось подавать торт или пирожные, он не справился бы лучше. — Марианна немного помолчала, прежде чем напасть. — Так скажите, неужели все, что я о вас слышала, правда?

— Марианна, большинство из того, что печатается в бульварных листках, настоящая ложь, — буркнул Уэстлейк.

— Тогда позволь ему рассказать правду, — возразила Марианна. — Ты же не думаешь, что я пущу в свой дом насильника и предателя, не задав при этом ни одного вопроса?

Синджон поморщился, услышав о себе такое, а Уэстлейк гневно вздохнул.

— Поскольку он будет нашим гостем, не могла бы ты предоставить ему хоть какое-то личное пространство и поверить на слово?

— Я с радостью расскажу вам правду, графиня, потому что я невиновен, — произнес Синджон.

— Надеюсь, это будет версия, подходящая для ушей леди, капитан, — предостерегающе произнес Уэстлейк.

— Стало быть, ты уже все знаешь, не так ли, Адам? Включая «неподходящую» версию? — спросила Марианна.

Синджон ощутил, как краска прилила к его лицу, но Уэстлейк ничего не ответил.

— Надеюсь, ты постараешься мне объяснить, почему офицер и сын благородного человека работал лакеем в Реншо-Хаусе.

— Неужели у него не может быть никаких тайн? — возразил Уэстлейк.

— Только не в сложившихся обстоятельствах! Не обращайте внимания на моего мужа, капитан. Я прекрасная слушательница и даже смогу дать вам дельный совет.

— А поскольку ты такая же прекрасная хозяйка, как и слушательница, то не забудешь, что капитан Радерфорд работал весь день и скорее всего предпочтет крепкий сон, а не длительный допрос.

Экипаж остановился перед Декурси-Хаусом, и с лестницы тотчас же сбежал лакей, чтобы открыть дверцу. Синджон внимательно посмотрел на него. Интересно, какие тайны хранят слуги Уэстлейка под своими ливреями? Этот мог оказаться профессиональным убийцей или шифровальщиком, например.

— Я могу подождать и до утра, капитан. А вот Адам расскажет мне все, что знает, уже сегодня вечером. Мы завтракаем в девять. Что вы предпочитаете: кофе или чай?

— Кофе. Благодарю вас, графиня, — пробормотал Синджон.

Марианна Уэстлейк наверняка лично вытащит его из постели за шиворот, если он осмелится не явиться к столу вовремя.

— Хорошо. Я немедленно проинформирую Норкотта и напомню ему, что вы больше не лакей, а уважаемый гость, которому поверили на слово до завтрака. Доброй вам ночи.

Синджон поклонился, и они вместе с Адамом проследили, как Марианна поднимается по лестнице.

— Моя жена никому не расскажет о вашем местонахождении. Полагаю, вы сами знаете, что ей можно рассказать?

— Я не стану лгать, — устало ответил Синджон.

Он и так слишком преуспел в этом в последнее время.

— Надо ли мне напоминать, что моей супруге неизвестно, какого рода поручения короля я выполняю?

— В таком случае я вообще не упомяну о вашей роли во всем, что со мной произошло.

Они вошли в просторный холл, и Норкотт поклонился обоим, не выказав удивления при появлении Синджона в новом качестве. Адам передал дворецкому свой плащ и повернулся к Синджону.

— Не хотите выпить перед сном? — спросил он.

— Если не возражаете, милорд, я отправился бы спать. У меня был слишком тяжелый лень. Спокойной ночи.

Поднимаясь по ступеням вслед за Норкоттом, Синджон чувствовал на себе прожигающий насквозь взгляд хозяина дома. Он знал, что тот смотрит на небольшой саквояж в его руках. Не там ли находится легендарное знамя? Синджон поправил куртку и продолжал идти.

Он оказался в этом доме лишь потому, что у него находится необходимая Уэстлейку вещь. Дворецкий отворил дверь в просторную, красиво обставленную спальню, и Синджон поблагодарил его кивком головы.

И все же тюрьма останется тюрьмой, даже если в ней стоит кровать с пуховой периной, а на окнах висят бархатные занавески.

Филипп очень страдал без своего роскошного экипажа. Ведь путешествие в убогой колымаге, в которой он оказался по случайности, было не просто неудобным, а ужасающим. Роскошный экипаж остался в поместье, подготовленном Филиппом для его венценосного кузена, но агенты Наполеона нагрянули столь неожиданно, что ему пришлось спасаться бегством на первой попавшейся повозке.

После пяти дней непрерывной изматывающей езды ему, наконец, удалось избавиться от своих преследователей. Филипп был уверен, что они отыщут его снова, и когда это произойдет, лучше иметь при себе знамя.

Филипп потянулся за серебряной фляжкой, лежавшей рядом с ним на сиденье, и сморщился, ощутив отвратительный кислый запах налитого в нее дешевого вина. Лучшего нельзя было добыть на убогом постоялом дворе.

На протяжении нескольких месяцев он прятался в Дорсете. С того самого дня, когда провалился его план похищения и казни французского короля. После этого Филипп был объявлен вне закона. Никому и в голову не пришло, что он прячется практически на виду у всех, поэтому Филипп наслаждался роскошью, предназначавшейся для его французского кузена.

Агенты Наполеона отыскали его раньше англичан. Они ворвались в дом, убили дворецкого, ранили в колено камердинера, по-французски требуя сказать, где находится Филипп Реншо и где спрятано знамя Карла Великого. Губы Филиппа тронула ледяная улыбка. Его слуги ни слова не понимали по-французски. Они не знали, кто такой Филипп Реншо и о каком знамени идет речь. Для них он был лорд Эленуар.

Филипп не из тех, кого легко поймать. Ему приходилось убегать и от более профессиональных ищеек. А в последний раз он и вовсе сбежал от преследователей с пулей в плече. На этот раз он улизнул по туннелю, проложенному под домом.

Филипп считал, будто поступил очень умно, украв знамя. Оно гарантировало ему безопасность. Если бы Наполеон его обманул, французы никогда не увидели бы своего священного боевого флага. Он дал императору два обещания и ни одного из них не выполнил. Людовик XVIII нашел надежное убежище в Англии, поэтому завоевать французский трон Наполеону будет весьма затруднительно. Филипп обещал императору свою бесконечную преданность в обмен на титул, принадлежавший его деду, но предал Наполеона, украв знамя.

Филипп вылил остатки вина в окно. Они с Наполеоном не доверяли друг другу. Отличавшиеся жестокостью, они оба хотели лишь одного — собственной славы и успеха. А патриотизм для тех, у кого за душой больше ничего нет.

Он прибыл в Лондон с наступлением темноты и сначала проехался по широким улицам Вест-Энда мимо величественных особняков маркизов и графов, где был некогда почетным гостем. Сейчас, в разгар сезона сливки общества развлекались до утра. Интересно, о нем все еще говорили, или же его звезда закатилась с появлением более свежего скандала?

— Остановите здесь, — приказал Филипп, постучав по крыше.

Откинувшись на спинку сиденья, он смотрел на темный фасад своего собственного дома. Здесь царила тишина. Лишь в окне спальни Эвелин мерцала единственная свеча.

Почему она спала со светом? Боялась его возвращения или, наоборот, ждала?

Филипп подождал еще полчаса, но свет так и не погас. Он нетерпеливо спрыгнул на землю.

— Подождите меня здесь и ни с кем не заговаривайте, — приказал он вознице.

Филипп вошел через парадный вход. В конце концов, это его дом. Он улыбнулся. Возможно, даже, он продаст его, не известив Эвелин. Уж тогда с ее лица наверняка сойдет это выражение спокойствия, которое всегда так его раздражало.

Ноздри Филиппа задрожали, едва только он отворил дверь. В доме пахло духами Эвелин. После побега мужа она стала здесь полноправной хозяйкой. Филипп вошел в гостиную и направился к графину с бренди, но споткнулся и упал.

Он немного постоял, чтобы глаза привыкли к темноте, и еле слышно выругался. Жена переставила мебель. Филипп упал, налетев на маленький стульчик, которого здесь раньше не было. Он поднял его с пола и поставил на прежнее место к стене.