— Дорогая, — прошептал он, пытаясь придумать разумное оправдание тому, чтобы остановиться и не вовлечь Эвелин в то, что станет впоследствии еще одной причиной для слез.

Экипаж качнулся, прижав бедро Эвелин к восставшей плоти ее лакея. Синджон со стоном накрыл ее губы в поцелуе, но экипаж остановился. Синджон поднял голову и выглянул в окно.

Они подъехали к Реншо-Хаусу, и Старлинг уже спускался по ступеням.

Эвелин все еще гладила Синджона по щекам, целовала его в шею, сводя с ума, и ему пришлось легонько встряхнуть ее.

— Мы дома, Эвелин.

Он указал на Старлинга, и Эвелин сразу же сжалась и отпрянула. Синджон пересел на другое сиденье, а его госпожа принялась судорожно оправлять платье и прическу, то и дело прикасаясь дрожащими пальцами к губам.

Старлинг распахнул дверцу.

Дворецкий изумленно посмотрел на сидевшего внутри Синджона, и его седые брови вопросительно взметнулись вверх. Синджон лишь криво улыбнулся в ответ и положил ногу на ногу, чтобы скрыть возбуждение. Если бы дворецкий открыл дверцу чуть раньше, он обнаружил бы свою госпожу Эвелин Реншо целующей собственного лакея. Или того хуже.

— Леди Эвелин почувствовала себя плохо и пожелала вернуться домой раньше, чем ожидалось, — пояснил Синджон.

— Всего лишь мигрень, — произнесла Эвелин глухим от желания голосом. Она сглотнула и сказала уже более громко: — Наверное, я выпила слишком много шампанского.

Дворецкий заметно расслабился и тепло улыбнулся, довольный тем, что его госпожа все же получила удовольствие от бала, которого так страшилась.

— Попросить Мэри приготовить для вас средство от мигрени? — спросил Старлинг, подавая Эвелин руку.

Синджон смотрел ей вслед, когда она поднималась по ступеням, но Эвелин не оглянулась. Зато кучер взирал на него с нескрываемым любопытством.

— Ну? — спросил он. — Никогда не ездил внутри. Ну и как там?

Синджон едва не рассмеялся. Что именно хотел знать кучер?

— Чудесно, друг мой. Тепло, мягко, удобно. Отвези-ка меня к конюшне. Понаслаждаюсь ездой еще немного.

Синджон поднял голову. В окнах спальни Эвелин загорелся свет. Он закрыл глаза, все еще ощущая аромат ее духов внутри экипажа, прикосновение ее губ к его губам, ее вкус. Синджона вновь охватило желание, и он сжал кулаки, чтобы отделаться от этого ощущения. Но тщетно. Даже самое грязное солдатское ругательство не помогло.

Синджон понимал, что ступил на очень опасный путь.


Глава 19

На следующий день Эвелин до обеда просидела в собственной спальне, боясь выйти и встретить Сэма за завтраком или в коридоре. Что она ему скажет?

Господи, она целовала лакея!

Она бросилась в его объятия, словно проститутка, прижималась к нему всем телом и, что еще более ужасно, не хотела останавливаться.

Как далеко она смогла бы зайти? Она прижала пальцы к припухшим губам, и по всему ее телу прокатилась горячая волна.

И вновь Сэм заставил ее почувствовать себя в безопасности. Целуя его, Эвелин забыла о страшной записке и деньгах, которые задолжала Крейтону. Она и сейчас не хотела об этом думать. Все ее мысли были о Сэме и о том, как необычно она чувствовала себя рядом с ним.

Его поцелуи превратили ее в необузданную распутницу, сгорающую от желания. С Филиппом Эвелин никогда не испытывала ничего подобного. Ее муж был не слишком страстным любовником. По крайней мере, с ней. Со своими многочисленными любовницами из числа актрис и дорогих шлюх он наверняка вел себя иначе.

Интимные отношения с женой были для него сродни бизнесу. Все происходило быстро, решительно и только ради его собственного удовлетворения. Филипп не дарил удовольствия Эвелин и сам вряд ли испытывал что-то от их редких и непродолжительных совокуплений. Его внимание было для Эвелин наказанием.

Еще ни с кем Эвелин не обменивалась такими глубокими и чувственными поцелуями, как с Сэмом. Муж поцеловал ее один-единственный раз — в церкви во время венчания. Да и то это было всего лишь сухое и холодное прикосновение губ к ее щеке.

Эвелин вновь вспомнила вкус губ Сэма и ощущение его языка у себя во рту. Более изысканного и чувственного ощущения Эвелин не испытывала ни разу в жизни.

Только больше она этого не допустит.

Она взяла со столика колокольчик и позвонила. Нельзя же прятаться в спальне весь день. Это всего лишь поцелуй, и Сэм наверняка уже забыл о нем.

Эвелин выбрала простое домашнее платье и, когда Мэри уложила ее волосы в скромный пучок, спустилась вниз, в библиотеку, закрыла за собой дверь и оперлась на нее спиной. Сердце Эвелин все еще колотилось от страха встретить Сэма в коридоре. Но этого не случилось, и страх сменился разочарованием.

Эвелин опустилась на диван и вспомнила тот день, когда Сэм принес ей пирожные, а потом смотрел, как она ест. Тогда она тоже хотела его поцеловать, но он сдержался и не ответил на призыв.

Эвелин нахмурилась и вновь провела пальцами по губам. Так кто же стал инициатором поцелуя прошлой ночью — он или она? Было ли это то же самое желание, что она испытала несколько дней назад в этой самой комнате, или же оно возродилось из искры, вспыхнувшей тогда в парке, когда Эвелин впервые увидела своего будущего лакея?

Эвелин закрыла глаза. Что такое в нее вселилось? Она всегда гордилась тем, что ее не могло сбить с толку ни красивое лицо, ни дерзкая улыбка, ни острый ум.

Может быть, она так же глупа, как ее сестры? Так же распутна, самодовольна и прожорлива? Эвелин хотелось еще поцелуев, еще Сэма. А как иначе описать ее состояние? Даже сейчас при холодном свете дня, когда здравый смысл должен был возобладать над эмоциями, рот Эвелин наполнялся слюной, а тело — сладкой истомой. Ей даже пришлось приложить ладонь к ноющему от желания животу. Неужели это и есть похоть, желание? Как оно выглядело, Эвелин уже знала.

Она прошла в дальний угол библиотеки и поднялась по лестнице к самой верхней полке. Здесь Филипп держал коллекцию эротических книг в полной уверенности, что Эвелин ничего о них не известно. Она обнаружила их, когда искала томик со стихами, подаренный ей отцом. Чувственные иллюстрации были завораживающим запретным плодом для леди благородного происхождения. Эвелин подозревала, что эти книги стоят очень дорого, но разве могла она, леди, продать их?

Эвелин взяла с полки тяжелый том, и его кожаный переплет тут же согрелся от ее рук. Она положила книгу на верхнюю ступеньку лестницы и с замиранием сердца открыла.

На рисунке были изображены переплетенные тела обнаженных мужчины и женщины. Эвелин видела этот рисунок и раньше, и женщина на нем всегда казалась ей чрезвычайно распутной и неестественной. Но сейчас она узнала желание и удовольствие в линии изогнутой спины, в опущенных веках и соблазнительно приоткрытых губах.

Точно такое же желание Эвелин испытала в объятиях Сэма. Такое же желание испытывала она и сейчас.

Мужчина на картинке уткнулся лицом в шею своей любовницы. Его волосы были такими же темными, как у Сэма, а обнаженная спина — гладкой и сильной. Одной рукой он сжимал пышную грудь женщины, а другую погрузил меж ее бедер.

Интересно, как себя почувствует Эвелин, когда Сэм так же дотронется до нее? Она представила его загорелые руки с длинными пальцами. Представила, как он касается ее кожи, ласкает и сжимает ее грудь. Тихий гортанный звук желания сорвался с губ Эвелин, а по телу пробежала горячечная дрожь.

— Миледи?

От неожиданности Эвелин едва не упала с лестницы. Она опустила глаза и увидела смотревшего на нее Старлинга. Она поспешно захлопнула книгу и сунула ее назад на полку.

— Я не хотел напугать вас, миледи. Я постучался, а когда вы не ответили, забеспокоился.

— Я искала книгу, — пробормотала Эвелин.

Дворецкий держал лестницу, пока Эвелин спускалась вниз.

— Если вы хотите достать какие-то книги с верхних полок, я могу попросить Сэма помочь вам. Подниматься по лестнице самой опасно. Вам нужен какой-то определенный том?

Эвелин ощутила, как ее щеки обожгло румянцем при упоминании имени Сэма.

— В помощи нет необходимости, — произнесла она, приглаживая подол платья. — Вы что-то хотели мне сообщить?

Дворецкий сокрушенно покачал головой:

— Приехали ваши сестры, миледи.

— Сестры? — переспросила Эвелин. — Все три?

— Да, миледи. И все в желтом. Я попросил Сэма проводить их в гостиную.

Эвелин почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Ей предстояло выслушать долгую гневную лекцию о правилах поведения в обществе.

Ей следовало надеть желтое платье прошлой ночью и не стоило уезжать, не попрощавшись. Ей вообще лучше было остаться дома. Тогда она не получила бы страшной записки, избежала бы неприятной встречи с лордом Крейтоном и не обменялась бы запретными греховными поцелуями со своим лакеем в чувственном полумраке экипажа.

Эвелин набрала полную грудь воздуха в попытке взять себя в руки.

— Благодарю вас, Старлинг. Попросите кухарку прислать чай и как можно больше пирожных. Шарлотта обожает пирожные со сливками, а Элоиза предпочитает простое печенье. Люси наверняка захочет клубники и шампанского, если, конечно, оно у нас есть.

Дворецкий с поклоном удалился, а Эвелин подошла к зеркалу. Не выглядит ли она развратной? Она провела рукой по пылающим щекам и прикусила губы, все еще припухшие от поцелуев. И все же глаза ее изменились. Они блестели, словно внутри теплилось пламя, готовое разгореться при первом же дуновении ветерка. Заметят ли ее сестры эти перемены?

Эвелин оглядела свое платье. Подол украшали многочисленные цветочки. И пусть некоторые из них были желтыми, отделка из зеленой ленты напомнит Элоизе о вчерашней ошибке сестры. Но ничего не поделаешь. Переодеться она уже не успеет. Потому что сестры вряд ли станут терпеливо дожидаться ее в гостиной. Они наверняка поднимутся к ней в спальню, а этого нельзя допустить. В противном случае Элоиза направится прямо в гардеробную, и тогда Эвелин в течение нескольких часов придется выслушивать, почему ей необходимо выбросить тот или иной наряд.