К тому моменту, как Крейтон натянул штаны и схватил саблю, Радерфорд отдал женщине свой китель, чтобы она могла прикрыть обнаженную грудь, и закрыл ее своим телом, направив саблю на горло Крейтона.

— Не будьте ханжой, Радерфорд, — пробормотал Крейтон. — Она враг.

— Она женщина, а не солдат, Крейтон.

Майор попытался воспользоваться своим более высоким положением.

— Почему вы здесь, а не в лагере, капитан?

— Я приехал получить свои деньги. Хочу быть первым в очереди, поскольку претендентов на них слишком много.

Крейтон улыбнулся, почувствовав, что счастье все же улыбнулось ему. Они были совсем одни, если не считать перепуганной насмерть леди. Единственный удар сабли погасит долг.

— Прошу вас, капитан, я послала записку своему мужу — полковнику Арману Д’Аграману. Он скоро приедет за мной и заплатит за мое освобождение, — взмолилась женщина.

Теперь она уже не казалась Крейтону хорошенькой, с разбитым в кровь ртом. Но она отбивалась, как тигрица, и возбуждение все еще не покинуло его. Он убьет Радерфорда и овладеет ею рядом с его трупом.

— Видите, Радерфорд? За нее заплатят выкуп. Ей не повредит, если мы немного разомнемся. Когда приедет ее муж, он заплатит мне, а я поделюсь с вами. — Крейтон вытащил из кармана фляжку и протянул ее Синджону. — Сейчас давайте выпьем. А потом приятно скоротаем время. Я даже пропущу вас вперед.

Ему до смерти не забыть, каким отвращением исказилось лицо Радерфорда.

— Мы подождем полковника, Крейтон, но не причиним леди вреда.

А потом события стали развиваться с пугающей быстротой. Из кустов начали появляться подчиненные Крейтона, на ходу застегивая штаны. Оценив создавшееся положение и свою роль в происходящем, они поспешили принять сторону майора. Они отобрали у Радерфорда саблю и взяли его на мушку.

Крейтон сорвал с француженки китель Радерфорда и потащил ее за собой, чтобы уединиться.

— Я слышал, никто не может превзойти Д’Аграмана в сражении на саблях! — крикнул ему вдогонку Радерфорд. — Если изнасилуете его жену, он скорее убьет вас, чем заплатит. Неужели несколько минут удовольствия стоят жизни?

Желание насладиться телом француженки немного померкло, и подчиненные Крейтона начали тихо переговариваться.

— Мы голосуем за то, чтобы не трогать женщину, — заговорил сержант из подразделения Крейтона.

Майор вывернул руку несчастной так, что она закричала.

— Здесь вам не Америка! Вы не имеете права голоса. Женщина принадлежит мне!

Крейтон взмахнул пистолетом, и стоявший рядом с ним солдат упал и с криком схватился за простреленную ногу.

Француженка вновь начала вопить так, что у Крейтона заложило уши. Он ударил ее по голове, чтобы заставить замолчать, но в тот самый момент, когда она упала на землю без чувств, прибыл ее муж с отрядом солдат. Увидев жену, Д’Аграман решил, что она убита. Крейтон до сих пор помнил сковавший его жгучий ужас. Он прижал женщину к себе и приставил к ее горлу нож.

— Я убью ее! — пригрозил он.

— А я начну расстреливать ваших людей одного задругам до тех пор, пока вы ее не отпустите, — ответил полковник, вообразив, будто Крейтону дороги жизни его подчиненных.

— Бросьте мне деньги и ступайте прочь, месье. Я пришлю вам вашу жену, едва только вы отойдете на почтительное расстояние.

Выражение лица полковника не изменилось. По его знаку один из французов выстрелил в британского солдата. Радерфорд бросился на защиту остальных.

Д’Аграман посмотрел на покрытое кровоподтеками лицо жены, ее разорванное платье и приказал открыть огонь.

Долина наполнилась оглушающим грохотом выстрелов. Солдаты бросились врассыпную, но тут же с криками падали и умирали в желтой пыли дороги. Радерфорд упал на землю, откатился в сторону и оказался рядом с Крейтоном и француженкой. Он фактически закрыл ее собой, защищая от вероломного майора даже теперь.

Вскоре все стихло. В воздухе остро пахло порохом. Д’Аграман спешился и направился к британцам, не сводя взгляда с Радерфорда. Крейтон вздрогнул, когда кончик сабли полковника коснулся горла Синджона.

— Вашей жене не причинили зла, месье. Забирайте ее и уезжайте, — спокойно произнес Радерфорд.

— В самом деле? — прошипел полковник. — И вы полагаете, что я отпущу вас просто так?

— Действуйте же! — выкрикнул Крейтон, когда клинок сильнее вонзился в кожу Синджона.

Француженка очнулась, начала звать мужа на родном языке и рассказывать о том, что случилось. Крейтон собирался вновь ударить ее или вовсе заколоть ножом, но Синджон развернулся к нему, прежде чем полковник успел убрать саблю в ножны. Клинок прорезал глубокую рану на шее капитана, и горячая кровь брызнула в лицо Крейтона, когда Радерфорд выхватил из его руки нож. Но майор думал лишь о том, как сбежать.

Но выражению глаз Д’Аграмана он понял, что тот знает правду. Поэтому Крейтон толкнул женщину в сторону Радерфорда и бросился бежать, оставив благородных глупцов утешать ее.

Но не проскакал он и мили под палящим испанским солнцем с подсыхающей кровью Радерфорда на лице, как его начали одолевать сомнения. А что, если француз отпустит Радерфорда или тому удастся сбежать? За изнасилование Веллингтон отправлял людей на виселицу. В данной ситуации слово Крейтона будет против слова Радерфорда. И майор что есть силы поскакал в штаб.

В штабе Крейтон рассказал о том, что видел, как капитан Радерфорд продает секреты французам.

А когда Радерфорд вернулся, к его ремню были пристегнуты ножны с французской саблей, что оказалось весьма на руку Крейтону.

Майор потребовал немедленно отправить виновного на виселицу, но старший офицер — еще один благородный глупец — настаивал на суде.

А еще через некоторое время в лагерь вернулся О’Нил. Раненый, но живой. Однако глубокая рана на подбородке не давала ему возможности говорить.

Крейтон приказал рядовому Бассетту убить Радерфорда и О’Нила, но тот опоздал. Оба сбежали.

Кто ж знал, что у капитана так много друзей? Офицеры, симпатизировавшие Радерфорду, тотчас же потребовали у Крейтона выплаты долгов и отказывались с ним играть и сидеть за одним столом. Лорд Веллингтон решил, что для майора будет лучше вернуться в Англию…

Крейтон смотрел на останки бесценной китайской шкатулки для драгоценностей, разбросанные по полу теткиной спальни. В ней должен был лежать ключ от сейфа, где она хранила настоящие драгоценности, но Крейтон так и не нашел его.

Он провел дрожащей рукой по волосам. Ему необходимо достать денег. Ведь он не может прятаться в этом доме вечно. Простенькие золотые цепочки и серебряные медальоны — дорогие сердцу старой женщины безделушки — словно насмехались над ним. Крейтон пнул их ногой и грязно выругался, осквернив покои старой девы. Он тяжело опустился на пол и отер губы в желании выпить.

А может, ему ничто не грозит? Крейтон не видел Радерфорда с того самого дня, как тот оборванный и исхудавший пристал к нему на улице и имел глупость вызвать на дуэль. Капитан так и не явился к месту встречи, но был где-то в Лондоне — человек, объявленный вне закона, поджидающий своего часа.

Крейтон надеялся, что Радерфорд совершит очередной благородный поступок, отправившись в штаб конногвардейского полка. Но тогда ему точно не миновать виселицы.

Впрочем, невидимый, скрывающийся где-то Радерфорд был опасен. Французская сабля была при нем, и Крейтон опасался, что однажды ночью она вонзится ему между лопаток, если только он первым не отыщет Радерфорда или О’Нила.

Крейтон услышал на лестнице знакомые тяжелые шаги и поднялся на ноги. Бассетт наконец-то вернулся. Майор нанял этого крепыша — бывшего солдата, чтобы тот охранял его жизнь и выполнял всевозможные поручения. Крейтон вышел из спальни и притворил за собой дверь, чтобы Бассетт не увидел царившего там беспорядка и не догадался, что в доме имеется что-то ценное.

Крейтон пригладил сюртук и ждал, пока слуха доставит ему такое желанное письмо Эвелин Реншо.

Майору несказанно повезло, когда он обнаружил, что леди Реншо распродает сокровища своего мужа. По стечению обстоятельств портрет скандально известной любовницы Реншо был выставлен на том же самом аукционе, где Крейтон продавал теткиного Гейнсборо. Портрет являлся наименее интересной частью коллекции эротических картин и книг лорда Филиппа. Имя продавца, естественно, было фальшивым, и Крейтон последовал за ним после аукциона в надежде, что тот выведет его прямо к Реншо. Тогда он мог бы потребовать от опального барона денег за свое молчание.

Реншо никогда не участвовал в благотворительности, поэтому Крейтон очень удивился, когда продавец отвез деньги, вырученные от продажи портрета, в приют. По Лондону давно уже ходили слухи, что некто совершает весьма щедрые пожертвования в пользу всевозможных приютов и сиротских домов. В букмекерских конторах делались ставки на то, что таинственным благотворителем является граф Дарлингтон — полоумный старик, поклявшийся потратить все свое состояние до последнего пенни, чтобы только ненавистным родственникам ничего не досталось.

Крейтону не составило труда догадаться, что благотворительностью занимается леди Эвелин Реншо, распродававшая коллекцию своего мужа. У майора сердце сжималось при виде того, как состояние Реншо постепенно переходит в руки никчемных сирот и вдов.

Он уже раздумывал над тем, как бы начать шантажировать жену предателя, когда совершенно неожиданно встретил ее в доме Анны О’Нил, приехав узнать новости о ее дражайшем брате.

Крейтон горячо успокаивал Анну, оплакивавшую судьбу брата, поэтому ему не составило труда убедить Эвелин Реншо в том, что он всем сердцем желает помогать нуждающимся. Он намеренно проговорился, что собирается в Девон, дабы передать большую сумму денег приюту, находящемуся рядом с его родовым поместьем. Как он и надеялся, благородная леди Эвелин добавила кое-что и от себя.