Грант поспешил к нему и увидел его голову, застрявшую в паутине, вместе с раскачивающимся в ней грязно-коричневым пауком. Выпрастывая голову, Йен пятился назад, и паутина вместе с пауком тащилась за ним. Крича и размахивая руками, Йен споткнулся и упал. Кубарем прокатившись по склону через небольшую рощицу, он угодил прямо в паутину – еще большую, чем первая. Это был настоящий рассадник паутины, блестевшей на солнце. Испустив пронзительный крик, Йен замолотил по воздуху руками наподобие ветряной мельницы, словно нарочно собирая на себя весь урожай пауков.

Наконец он опрокинулся и накрылся паутиной, продолжая хаотично взмахивать руками.

Грант, жалея его, стряхнул пауков.

– О Боже, Грант... – растерянно произнес Йен. – Почему ты не сказал мне, что там паук?

– Он был длиной с полфута: я не думал, что ты можешь его не заметить. Кстати, как и все прочее на тропе.

– Все прочее? Я не видел ничего прочего! – Йен поджал губы и схватился за бока, испачканные грязью. – Разве что вот эту грязь времен Ноева потопа. Честно тебе говорю, я устал. Ты можешь идти...

Грант выхватил мачете и вскинул его вверх. У Йена расширились глаза.

– Я беру свои слова обратно. Я не хнычу! – Но Грант уже взмахнул лезвием и отсек лист рядом с бедром кузена.

И тут на земле, прямо возле распластанных пальцев Йена, стал виден отпечатавшийся след босой ноги.

– Как прошло утро? – спросила Кэмми, когда Тори бодро прошагала в хижину. Пол вокруг тут же усыпали стрельчатые полоски пальмовых листьев, а одна, серебристо-зеленая, застряла у нее в волосах и торчала вверх.

– Матросы вкусили прелести островной жизни, – ухмыльнулась Тори, но вдруг увяла, увидев, как Кэмми замахала широкополой шляпой, вероятнее всего, предназначавшейся для нее взамен утерянной. Подавив гримасу, Тори посмотрела на рассыпавшиеся по полу яркие перья, которые вскоре обещали стать плюмажем. Кэмми была довольна, хотя в модистки она вряд ли годилась.

– И тот великан тоже? Как он реагировал?

– Увы, этого мы никогда не узнаем. Он не завтракал.

– Ненормальный пьяница, который не ест по утрам?

Тори хихикнула.

– Я думаю, это капитан. Он оставил их и пошел купаться.

– Купаться? – Кэмми вскинула рыжую бровь. Тори чертыхнулась про себя и покраснела.

– Он удалился в направлении берега, – сказала она небрежно и принялась сортировать перья по цвету, словно видела в этом задачу первостепенной важности.

– Угу, – многозначительно хмыкнула Кэмми.

– Ну ладно, ладно. – Тори подняла лицо. – Я пошла за ним к водопаду и наблюдала, как он купается.

У Кэмми загорелись глаза.

– Он полностью разделся?

Тори поджала губы и кивнула.

Кэмми тяжко вздохнула и подперла ладонью подбородок.

– Он красивый?

Тори помедлила, обдумывая, как передать словами то захватывающее впечатление, которое произвело на нее его большое, крепкое тело.

– Самый красивый из всех мужчин, каких я видела за много лет.

– За много лет? А ты не шутишь? – Кэмми воткнула яркое желтое перо, завершая работу над шляпой. – Тебе под стать шпионить за нагими мужчинами.

Тори бросила на подругу уничтожающий взгляд и отправилась разжигать костер. Она разворошила угли в яме и подбавила трут, который насобирала за день. Стоя на коленях, она дула на мелкие веточки, питающие большие сучья, и вскоре рядом с ней уже потрескивал оживший костер.

– Кэмми, ты проголодалась?

– Как всегда, нет. – Кэмми отложила в сторону шляпу и села на бревно возле огня, осторожно приближаясь к теплу. – Разве я когда-нибудь хотела есть? Я уже не помню, что такое аппетит, за исключением самого этого слова. – Она нахмурилась. – Да и оно, вероятно, скоро тоже забудется. – Кусая губы, она подняла веточку и принялась чертить ею на земле какие-то буквы.

– Ну, сегодня вечером тебе уж точно захочется есть. – Тори заставила себя улыбнуться. – Я обнаружила хороший запас таро.

Кэмми подняла глаза и скорчила гримасу.

– Таро. Замечательно.

Тори разрезала на половинки таро и, разделав тушку рыбы, пристроила ее над костром. Она тяжко вздохнула, пытаясь вытеснить из головы образы домашнего торта, молока, пирога с бараниной и снятых прямо с дерева яблок.

Следы вели к ранее ими не замеченной, невероятно крутой тропе. Поднявшись по ней, они оказались на небольшом уступе с расчищенным участком земли. Грант даже присвистнул. Он повернулся кругом, осматривая каждую деталь. Так вот оно, убежище Виктории.

Два плетеных гамака, натянутых между пальмами, покачивались на ветру; в середине поляны выделялось темное пятно костра, выложенного по периметру камнями. Место для жилища было выбрано на удивление удачно: сооружение вклинилось между выступающими над поверхностью земли корнями раскидистой смоковницы. Стенами хижины служил парус, закрепленный на прочном бамбуковом каркасе; квадратная односкатная крыша была сделана из плотно сплетенных пальмовых ветвей, а фасад украшала веранда с гирляндами жасмина. Все было сделано капитально и вполне могло сойти за настоящий дом.

– Нет, ты только посмотри! – с придыханием сказал Йен. – Это построено из обломков корабля. Несомненно, здесь поработало несколько мужчин.

– На сей раз я с тобой согласен. – Грант сбросил на землю рюкзак. – Следи за тропой, – приказал он, наставляя палец на Йена, – да смотри не прозевай их.

– Чего не сделаешь ради общего блага, – ответил Йен и не замедлил опуститься в один из гамаков.

Грант осторожно ступил на полые бамбуковые перекладины, но они выдержали. Он поднялся и, откинув лоскут у двери, пригнулся, чтобы войти...

– Ты ничего не слышала? – Тори огляделась.

– Нет, но твои уши получше, чем мои. – Кэмми примерила шляпу и погляделась в осколок зеркала.

– Мне показалось, я слышала чьи-то шаги!

– Вряд ли. Как ты могла что-то слышать? Сюда никто не сможет проникнуть.

Тори расслабилась и откинулась на свой тюфяк, подложив под голову согнутую руку вместо подушки.

– Пожалуй, ты права. Мы приняли все меры предосторожности.

– Но зачем нужно было принимать еще одну? – проворчала Кэмми. – Зачем было переселяться из хижины?

Тори подобрала перо и стала лениво водить кончиком вверх и вниз по носу.

– Уходя от вора, лиса постоянно меняет нору.

Кэмми поджала губы и посмотрела на окружающие их мрачные стены сырой пещеры.

– Я считаю, что лучше бы лиса перехитрила вора.

Пусто.

Опять убежала. Неуловимая, как всегда. Грант закрыл на мгновение глаза, чтобы справиться с раздражением, потом снова открыл их и увидел книги, сложенные стопками в каждом углу. Он раскрыл одну, менее остальных подвергнувшуюся разрушительному действию времени. Многие страницы были помечены и заполнены записями на полях.

Его внимание привлекла перламутровая расческа, лежащая на столе из грубо струганного дерева. Пройдясь по комнате, Грант отметил, что пол не прогнулся даже под его тяжестью.

Взяв со стола резную расческу, он пробежал пальцами по ее полированной поверхности. На глаза ему попался длинный волос, отливавший в солнечном свете белым с золотом.

В одном углу комнаты стояла корзина со сложенным бельем, в другом – массивный сундук. Преодолевая сопротивление проржавевших петель, Грант приподнял крышку и заглянул внутрь. Там тоже оказались книги, среди которых он обнаружил увесистый журнал, перевязанный полоской льняной материи.

«Дневник Виктории Энн Дирборн, 1850 г.».

Читать его было бы недостойным вторжением в личную жизнь другого человека, но, несмотря на это, Грант осторожно раскрыл журнал в надежде найти в нем хоть какие-то сведения о том, кто и как выжил в той катастрофе. Читая первые страницы, Грант старался быть беспристрастным – он должен делать свою работу. Но впервые в жизни его усилия оказались безуспешными.

Он провел рукой по лицу, пытаясь отрешиться от страшной правды. То, что случилось с этой семьей, превзошло его худшие предположения. В его жизни была только одна реальная трагедия, а этой юной девушке на роду было написано сносить их одну за другой. Когда он дошел до того места, где она спрашивала себя, суждено ли ей потерять обоих родителей, у него сжалось сердце.

Дневник также подтвердил его предположения, что ее отец не покинул корабль. Дирборн был не только известным ученым, но имел репутацию человека чести – неудивительно, что он остался на тонущем корабле. Выходит, все, что здесь построено, создавалось не мужчинами?

Грант быстро пролистал дневник и прочитал о том, как Виктория планировала свое жилище. Значит, вот чьих рук это дело!

Он вернулся назад, почти к самому началу.

«Мы обнаружили в джунглях воду и фрукты. Когда мы возвратились из чащи, смеясь и празднуя наши находки, мама лежала так, словно спала. Но с тех пор как мы оказались здесь, первый раз за все время ее прекрасное лицо не было сковано болью.

«Виктория, твоя мама умерла», – прошептала мисс Скотт. Мама отправилась в страну вечного покоя, где никто больше не сможет ее напугать или обидеть. В тот день мне ужасно хотелось уйти вместе с ней, но я никогда бы не сказала об этом мисс Скотт».

Грант осторожно закрыл дневник и внезапно покраснел. У него было такое ощущение, словно он шпионит за кем-то. Все же это не помешало ему заткнуть журнал за пояс, прежде чем спуститься с лестницы.

Виктория была здесь не одна. Если мисс Скотт не умерла, сейчас на острове обитают две женщины. Заметив Гранта, ступившего на землю, Йен с любопытством спросил:

– Ну, как там внутри?

Грант не хотел признаваться, что убежище произвело на него чертовски сильное впечатление. Еще раз оглядев сооружение, он не мог не изумиться. Неужели все это спроектировала Виктория? Он внимательно изучал корни смоковницы, охватывающие хижину, – они уже начали оплетать ее вокруг основания, что намного повышало устойчивость. Грант заметил на дереве застарелые насечки ножом вокруг балок и понял, что так Виктория подгоняла плинтусы.