Тори улыбнулась, предпочитая думать, что он ее поддразнивает. А там – кто его знает...

– Этот корабль оставляет хорошее впечатление. Все другие – такие громоздкие и неповоротливые... В сравнении с ними ваш – просто идеал, предел мечтаний.

Гранту нравилось, что она это заметила, но ему не нравилось, как она говорит об этом.

Тори вздохнула, переключив свое внимание на котиков, игравших среди белых барашков волн, и на гигантские валуны, окружающие гавань.

– Такая красота, что дух захватывает. Та гора словно баюкает город в своих объятиях. Вы не считаете, что мы должны разбудить Кэмми?

– Нет. Ни ее, ни Йена! – воскликнул Грант. – Я полагаю, Камилле нужен сон, а мне – передышка от Йена.

Тори улыбнулась и, проведя кончиками пальцев по его руке, сказала:

– Я хочу купить сладостей, пока мы находимся здесь. Много сладостей, чтобы баловать ими себя каждый день. – Грант с трудом удержался от улыбки. Уцепившись за канат, болтающийся у нее над головой, Тори проделала пируэт прямо перед ним. – И еще, пока мы здесь, можете покупать мне цветы.

Это уже было не так забавно.

– Никаких цветов не будет. – Голос его сделался суровым. – Все, что произошло в ту ночь, ошибка.

Тори сердито сверкнула глазами.

– И все же в один прекрасный день вы принесете мне цветы и скажете, что находите меня хорошенькой!

Назвать ее хорошенькой? На самом деле Виктория была невероятно красивой: он мог не признаваться себе во многих вещах, но только не в этой.

– Послушайте, – Грант вздохнул, – вы странное, очень странное создание.

Она улыбнулась и отпустила канат.

– Этот день настанет, заверяю вас, капитан.

Маленькая нахалка!

Однако вскоре Грант заметил, что ею овладела какая-то неуверенность. Должно быть, ее ошеломил вид цивилизации, и весь этот шум и яркий колорит в сравнении со спокойствием и мягкими красками острова действовали на Викторию угнетающе. С приближением к причалу на лице у нее все явственнее проступало смятение.

В отличие от нее Грант, как и другие моряки, привык к звукам и запахам набережной. Аромат кофе и острой малайской кухни распространялся в воздухе, смешиваясь с запахом отлива. Но как и следовало ожидать, изумление во взгляде Виктории вскоре сменилось любопытством. Грант чувствовал, что она ужасно рада покинуть корабль и жаждет поскорее изучить свое новое окружение. А так как у него были дела в порту, он решил позволить ей сделать небольшие покупки в продуктовых ларьках.

– Можете посетить несколько палаток в первых рядах, – предложил он. – Но не уходите далеко. Вот вам деньги...

Виктория была так возбуждена, что даже не взглянула на него, несомненно, решая, куда ей пойти сначала. Когда до нее, наконец, дошли его слова, она вдруг перестала оглядывать пристань.

– О, я не могу ничего брать от вас. Вы и так достаточно потратились.

– Нет уж, возьмите, – настаивал Грант, хватая ее за руку и вкладывая в нее деньги. – Это вам послал ваш дедушка.

Лицо Виктории сразу просияло.

– Ну, если так... Знаете, сколько времени прошло с тех пор, как я что-то могла себе позволить? – Она посмотрела на многочисленные палатки, набитые разноцветным товаром. – Я хочу поскорее что-нибудь купить! – Она повернулась к Гранту. – Но я не так хорошо помню суммы. Здесь много денег?

– Ручаюсь, вы потратите их целиком, – усмехнулся Грант.

Виктория засмеялась, думая, что он шутит, и легонько сжала его руку. Но он говорил это совершенно серьезно.

Позже, встречая ее, Грант видел, что она тащит за собой увесистую сумку, вероятно, с чем-то очень сладким и очень липким. Виктория настаивала, чтобы он попробовал, и не двинулась с места, пока он не смягчился и не попробовал угощение. Оказалось, что это смесь засахаренного имбиря и капель шандры. Грант подавил смешок. Виктория, должно быть, очистила в кондитерской целую банку с карамелью. В той же мере, в какой она получала удовольствие от сладостей, потом она будет жалеть – и очень-очень сильно, – что съела их в таком количестве.

После того как Тори разбудила Камиллу и помогла ей подготовиться к переселению на твердую землю, они втроем сели в наемный кеб, и экипаж покатил по пыльным улицам к отелю, который Грант помнил еще со своего последнего визита.

Камилла с интересом разглядывала город.

– Так вы бывали здесь раньше? – спросила она, не отрывая глаз от вида за окном.

– Да, и даже несколько раз, – вежливо ответил Грант.

– Такое впечатление, что вам не нравится Кейптаун, – заметила Виктория.

– Верно, не нравится. В этом городе нет порядка.

– Я подозреваю, что мне здесь должно понравиться.

Грант нахмурился, что, казалось, только усилило ее восторг.

– Мне нравится тот отель. – Камилла показала на купол здания, построенного в голландском стиле, с дикорастущими цветами вокруг. В Кейптауне преобладали простые побеленные строения, но среди них встречались и английские сооружения в духе неоклассицизма.

– Увы, мы поедем дальше, в другой, – хмыкнул Грант.

– Но почему? – поинтересовалась Виктория. – Этот что, недостаточно солидный для вас?

Обе юные дамы захихикали, и Грант сердито сверкнул на них глазами. Виктория тут же торжественно протянула ему очередную порцию сладостей: она уже определила, что он любит и что – нет.

В конце концов, Грант разместил своих спутниц во внушительном отеле, выдержанном в стиле не изящном, зато надежном. Правда, он должен был признать, что понятие надежности в Кейптауне было относительным, особенно после наступления темноты. Не зря же этот город был известен как «таверна морей» – он мог быть опасен независимо от того, сколько в нем зданий, воссоздающих эпоху регентства.

Камилла, как и ожидалось, чувствовала себя недостаточно хорошо, чтобы отважиться на; прогулку, но настаивала, чтобы Виктория пошла посмотреть город. Грант хотел придумать какой-нибудь предлог, чтобы не проводить денье ней вдвоем, но, понимая, что невежливо отказывать больной женщине, повел Викторию в центр.

Проходя с ней по парапету, он отметил, что фасон ее платья в сравнении с нарядами других женщин ее возраста и положения уже устарел. Неудивительно, ведь ее одежда была куплена год назад; совершенно очевидно, что за это время мода сделала скачок вперед. Виктория нуждалась в новых вещах, и Грант полагал, что на нем лежит обязанность их достать.

Виктория была в восторге от представившейся возможности пойти за настоящими покупками, тем более что Грант пообещал выписать счет ее деду за все, что она купит. Уже в первом магазине Грант пришел к твердому выводу, что она украшала вещи, а не вещи ее. В платьях из самых разных тканей, самых смелых цветов Виктория выглядела поразительно изящной.

Тори, должно быть, перехватила его взгляд, потому что, примеряя вечернее платье с глубоким декольте, она как бы невзначай заметила:

– А пари, сейчас вы уже забыли, что я была на грани одичания, когда вы нашли меня на острове.

Грант скривился, но хозяйка магазина тут же подняла ему настроение, сообщив, что поступила новая партия товара, о котором не принято говорить непосвященным. Последний писк моды, только что из Франции...

Виктория без одежды, не считая чего-то совсем легкого... Именно то, в чем он так нуждался и что так занимало его ум. Однажды он уже это видел и после едва выжил.

Грант слышал, как в примерочной модистка помогает Виктории с ее новыми «восхитительными парижскими аксессуарами». «Значит, я должна утянуть сначала здесь, затем ниже? Вы думаете, это не будет слишком тесно?» – уточняла Виктория. Грант тут же вспотел от этих вопросов, а когда она сказала: «Оно такое тонкое, что сквозь него все видно!» – его пальцы, лежавшие на подлокотнике кресла, резко сжались.

Следующие слова добили его окончательно. Когда Виктория выразила беспокойство по поводу того, что ей не удается вылезти из белья, хозяйка магазина сказала лукаво:

– С этим трудностей у вас не будет, разумеется, если вы его наденете...

Грант подозревал, что она произнесла эту фразу специально для него.

Наконец Виктория выпорхнула из примерочной в великолепном прогулочном платье и белой плетеной шляпе. С восторженной улыбкой, прикрыв глаза, она заколыхалась в голубом шелке, будто приноравливаясь к тому, что было под ним.

Грант тут же сорвался с кресла, чтобы оплатить ее приобретения. К этому прибавились дневные и вечерние платья, лайковые перчатки, утепленный плащ, шляпы, кашемировые шарфы, комнатная обувь и множество коробок с другими вещами, которых Грант не мог упомнить. К завтрашнему дню все необходимые вещи должны были доставить в отель, а остальное, включая раскроенные платья, в следующие два дня прислать на корабль. Грант также договорился с портнихой о посещении Камиллы на следующий день.

Виктория не могла удержаться, чтобы не потрогать купленный для нее Грантом кошелек, затейливо расшитый бисером. Она стала открывать и закрывать расписной льняной веер и делала это до тех пор, пока хозяйка не вынула веер у нее из рук.

Грант не мог без сочувствия смотреть на то, как Тори опасается отдавать свои вещи. «Если она так реагирует на Кейптаун, то в Лондоне бедняжка просто умрет, когда я возьму ее за покупками».

Вдруг он нахмурился. Когда они прибудут домой, ему вряд ли придется видеться с ней или водить ее в магазины. Впрочем, почему он так в этом уверен? Ведь всего несколько секунд назад он твердо решил, что, проводив ее в отель, изорвет своими зубами все то «восхитительное», прибывшее из Парижа...

– Итак, мой первый выход в цивилизованный мир состоялся, – сказала Виктория, когда они вернулись в отель. – Как я справилась?

Грант остановился у входной двери.

– Вам это прекрасно известно, особенно учитывая ваше удивительно высокое мнение о себе, – съязвил он. – Я вовсе не собираюсь давать ему подпитку.

Тори засмеялась, и Грант тоже улыбнулся уголками рта. Но разговора не получилось. Да, с ней было нелегко. Грант поспешил попрощаться и, передав наилучшие пожелания Камилле, возвратился на судно.