Стивен менял объективы, стремясь снять крупным планом сквозные отверстия в стене, куда вставлялись стволы пушек. Он работал, снимал в Разных ракурсах, излучая энергию. Он любил такую работу, и мне нравилось наблюдать за ним.

— Знаешь, дорогая, — крикнул он из дальнего угла крепости, — я, пожалуй, сделаю фотоочерк об этом замке. Не ради денег — за такие материалы платят мало.

— Какая разница, если ты получаешь удовольствие.

— В тебе говорит женщина. Для мужчины счет в банке — это табло, которое показывает, кто ты такой. Мне платят деньги за то, что я — спортивный символ телекомпании, самоуверенный, но все же вполне управляемый человек.

— Ты несправедлив к себе, — ответила я. — Не думаю, что кто-то считает тебя управляемым.

— Поверь, это правда. Ты же не знаешь. Телекомпания — иерархическая структура вроде банка с боссами, над которыми стоят другие боссы. И самое плохое то, что я изо всех сил стараюсь приспособиться к этой корпоративной системе.

— Но зачем делать то, что противоречит твоей сути?

— Ради денег! «Ты должен делать деньги», — внушал мне отец, когда я был ребенком. Тогда я сопротивлялся, но теперь делаю именно то, чего он хотел. Работая свободным фоторепортером, я, пожалуй, оставался ребенком и не понимал, как деньги связывают человека. Я занимался любимым делом. Улыбнись, дорогая, я хочу запечатлеть здешние красоты.

Я замерла и счастливо улыбнулась для снимка, потом подошла к стене и села там, где из обломков складывалась невысокая скамейка. Море искрилось так неистово, что передо мной синел огромный пожар. Белые гребни волн появлялись, исчезали и тут же появлялись вновь. Вдруг подо мной обрушится каменная стена? Стану ли я частью этого огромного синего пожара? Осмелюсь ли обрести такую свободу? Я встала и внезапно ощутила резкую боль; Стивен тотчас оказался рядом, поддержал за плечо и помог сохранить равновесие. Поднял мою бейсбольную кепку и испытующе взглянул на меня.

— Я что-то тревожусь.

— Нет, нет, — неуверенно сопротивлялась я, — пожалуйста, продолжай. Через минуту все будет в порядке.

— Хватит. — Стивен повел меня за собой. — Поедем в гостиницу, ты немного полежишь.

Я уже не протестовала.

Не знаю, как долго я проспала в комнате с белыми стенами и легкими желтыми занавесками у окна. Десять минут или десять часов?

Казалось, мои глаза слиплись и опухли. Все болело — руки, ноги, подмышки… Может, таблетки Бетти испортились?.. Нет, вряд ли… Просто неприятный, но скоротечный грипп… обычное дело… все пройдет. Я вздрогнула под цветастым пледом. Если бы была вода… надо отдохнуть, пить много воды, принять аспирин. Тогда я скорее поправлюсь. Голова гудела… нормальное явление при гриппе. Завтра я выздоровлю и продолжу работу.

— Тебе лучше, дорогая? — раздался у двери голос Стивена.

Я посмотрела на открытое окно, на картину поселков Таррагоны за каменными стенами, скалы, море — растиражированный пейзаж, яркие, чистые краски.

— По-моему, жар спадает, — уверенно произнес Стивен.

— Что случилось? — наконец выдавила я, превозмогая комок в горле.

— Лежи спокойно. Выпей-ка лучше воды.

Стивен налил воду из ярко раскрашенного фарфорового кувшина, стоявшего у кровати.

— Ты потеряла сознание, и хозяин гостиницы вызвал врача. Славный человек, он дал тебе эти таблетки, якобы антибиотики.

Стивен старался скрыть беспокойство, рассказывая словно между прочим. «Не тревожь ее», — слышалось в его голосе.

Таблетки? Снова таблетки? Что мне дали? Врач не знал, что я принимала другие лекарства… Не волнуйся… Прошло много времени… Я попыталась оторвать голову, чтобы выпить немного воды, но голова была слишком тяжелой, шея болела. Стивен поднес воду… какая теплая вода… если бы только она была холодной.

Откинувшись, я почувствовала холодную испарину… Закуталась в плед, уцепившись в страхе за его края.

— Вот… — Стивен снова приподнял меня — на этот раз, чтобы подложить сухую подушку. — Ни о чем не беспокойся, я с тобой, любимая. Неужели ты думаешь, я позволю чему-либо случиться, позволю потерять любовь всей моей жизни, которую я так долго искал? Я не оставлю тебя ни на минуту.

Он старался меня успокоить, это слишком заметно. Что-то произошло.

— Вчера тебе было плохо. — Стивен сел рядом. — Вероятно, пищевое отравление. Но теперь уже лучше. Обошлось без промывания желудка. — Он улыбнулся. — Вид у тебя еще неважный, но… ты молодец… справилась. Скоро совсем поправишься. Постарайся заснуть. Я буду здесь, я уже позвонил в Барселону.

— Но у тебя же работа.

— Не беспокойся, у меня тут большой штат сотрудников, они обо всем позаботятся. Я лишь фасад, основную работу делают другие, а слава достается мне. Если я понадоблюсь, мне позвонят — все знают, что я с тобой.

— Но ты можешь ехать, если со мной все в порядке.

Как трудно говорить! Я закончила фразу про себя — засыпаю. Руки и ноги отказывались двигаться… надо перевернуться на живот… Для этого требуется слишком много сил. Повернусь позже.

В полумраке Стивен протирал мне лоб и щеки влажным полотенцем, убирал засохшие корочки с глаз… Пусть, не мешай ему, глаза не открываются. Стивен протер влажным полотенцем руки и ноги… я вздрогнула. Холод, влага… сменил простыню… как в больнице… пациента перекатывают на край кровати и расправляют простыню. Потом перекатывают на другой край. Как умно. Засовывают концы под матрас, причиняя больному минимум беспокойства. Где Стивен научился делать это? Снова плед… но где нарисованные на нем цветы? Теперь он зеленый, в сумерках желтые шторы кажутся серыми. Ветер врывается в комнату… Воздух причиняет мне боль. Его надо заменить. Открыть окно… выходящее на Риверсайд-драйв… посмотрите на разбитое тело девочки на Риверсайд-драйв…

… Красные, белые, синие огни, ослепительные вспышки, мерцающий свет приближается ко мне… с крыши дома на Риверсайд-драйв виден фейерверк, который устроили четвертого июля… я сажусь на край крыши, папа крепко держит меня за бедра… ноги свисают вниз… его руки давят… двигаются… дразнят… затем — падение… люди смотрят вниз, на разбитое тело девочки на Риверсайд-драйв…

Должно быть, прошло несколько часов, прежде чем я увидела в темноте профиль сидящего Стивена; лунный свет падал прямо на него. Неужели все это время он сидел рядом? Неужели я дорога ему настолько, что он отдал важное задание другому, чтобы остаться здесь и ухаживать за мной? Я не заслужила этого. Он подошел к кровати, заговорил:

— Мне надо сделать несколько звонков в Штаты, дорогая. Представляешь, здешний телефон не имеет выхода на международную линию. Мы хотели провести уик-энд в деревне — мы его в деревне и проводим.

Вряд ли он верил, что я проснулась окончательно, но все же шутил, чтобы ободрить меня.

— Дорогая, миссис Фернандес, жена хозяина, будет постоянно находиться возле двери в мое отсутствие. Она столько раз заверяла меня, что никуда не уйдет, что я успел выучить несколько испанских слов. Она вырастила девятерых детей от двоих мужей и знает, как поступать, когда у больного жар.

Стивен осторожно сел на край кровати, обхватил руками мою голову и приподнял. Его голос стал еще мягче.

— Так что будь славной девочкой и выпей немного воды до моего ухода, это предписание доктора. Когда я вернусь, выпьешь снова.

С закрытыми глазами я отхлебнула из чашки в его руках.

— Ну, дорогая, еще немного.

Он подоткнул плед, прикрыл окно, чтобы в комнате не сквозило, и ушел.

Как только за ним закрылась дверь, я начала плакать. Ни один мужчина не заботился обо мне с такой нежностью. Они всегда чего-то хотели, и это ощущалось в каждом прикосновении. Моя душа нуждалась в любви Стивена. Я не выживу без этого, я нашла, хотя ничего не искала. Он менял меня чудесным образом.. Я хотела заботиться о нем, делать его счастливым… И поэтому плакала… Если бы только я не падала так долго…

… С вершины высокого холма я смотрю вниз, на городской дом, рядом с ним припаркован желтый джип Стивена. Я уже отчетливо различаю фигуру Стивена, хоть он и находится слишком далеко, чтобы можно было узнать его черты. Так узнаешь любимого. Видишь, как он движется среди толпы. Вы так хорошо знаете его силуэт и походку. Чувствуете, что начинаете улыбаться…

… Стивен сидит в джипе… Я смотрю на его профиль. Он слегка склоняет голову влево и изгибает шею. Похоже, в ожидании он читает газету, да, вот она, на рулевом колесе. Я иду медленно, наблюдая за ним и наслаждаясь каждым мгновением… Периодически он поднимает голову — не появилась ли я… Я вижу его резкие, правильные черты и короткие волосы на фоне брезентовой крыши джипа. Левая рука Стивена торчит из окна. Вот показался локоть из короткого рукава, я ощущаю загар и фактуру кожи с тонкими светлыми волосками. И вспоминаю о чуде, которое происходит, когда эта рука обнимает меня, вспоминаю, с какой добротой она протягивает утром кофе. Я люблю эту руку, как и любую частичку Стивена. Когда он едет на велосипеде или в машине, не держась за руль, свободные движения его руки символизируют бунтарский дух. Всегда буду смотреть на эту руку с трепетом и восхищением. На Стивене хлопчатобумажная рубашка, и я знаю, что она заправлена в бежевые брюки из твида…

… Стивен снова поднимает голову, и я ускоряю шаг… Иду слишком быстро, теряю контроль над собой… я уже у подножия холма… но джипа Стивена уже нет на углу… «Стивен!», — кричу я, перебегая через улицу, но желтый джип отъезжает. Я бегу к своему возлюбленному через улицу… но джип опять удаляется. Я задыхаюсь от бега… Стивен больше не движется, замирает в летящем джипе. Наконец я начинаю догонять. Бегу еще быстрее… Сейчас догоню, думаю я и в следующий миг касаюсь двери. Она открывается, и Стивен выходит из машины… Стоит спиной ко мне в голубой хлопчатобумажной рубашке и бежевых брюках. «Стивен, это я, Элизабет!» — кричу я, протягивая руку к нему, но он поворачивается так стремительно, что меня отбрасывает назад. Я вижу перед собой лицо отца, обрамленное густыми темными волосами; темные глаза смотрят из-под нависших бровей. Он улыбается своими полными губами, смеется, протягивает ко мне руки… это руки Стивена, прикрытые короткими рукавами… отец оттягивает меня от возлюбленного… Но это лишь уловка, руки Стивена сменяются руками отца, он в темном костюме. Голос отца звучит умоляюще, мягко: «Я люблю тебя, Куколка Бетти, моя маленькая роза. Бетти, пойдем домой. Ты знаешь, что пойдешь. Знаешь, что мы всегда будем вместе. Знаешь, что никому не скажешь. Не сможешь. Пойдем, Бетти!» Он открывает дверь автомобиля… Это не желтый джип, а зеленый «мерседес» отца с обшитой деревом передней панелью. Идеально начищенная туфля с пряжкой на педали газа. Я отодвигаюсь, сжимаюсь в клубок на кожаном сиденье у окна. На мне белый больничный плащ из пике с шестью золотыми пуговицами… Он забрызган кровью.