Но все-таки каким же он был милым…


10 мая 1998 года


Прошлым вечером в «Данс Манхэттене» был и Фрэнк. Мерзавец так и не объявился после свидания, что, должна признать, немало меня задело. И зачем, спрашивается, я изображала восторг от «Формулы-1»? Но, очевидно, не я одна проделала нечеловеческую работу, скрывая зубодробительную скуку. Иного объяснения, почему он не перезвонил, у меня нет. Поэтому представьте мое удивление, когда в конце первой танды он пригласил меня танцевать! Он что, мазохист?

Но еще более поразительной оказалась моя реакция. Пока в голове у меня вертелось «Еще чего!», с моих губ сорвалось «Да, было бы чудесно!».

И вы вправе истолковать мое согласие как временное помутнение рассудка. Или констатировать во мне суицидальные наклонности. Впрочем, все вполне объяснимо, если принять в расчет следующие пять мотивов:


Я не подготовила достойного отказа, ибо не подозревала, что он мне понадобится.


У меня не хватило духу сказать «нет», после того как он безумное количество раз поднимал с полу уроненную мной салфетку.


Я боялась, что, если скажу «нет», он больше никогда меня не пригласит.


Он не перезвонил — и тем самым заработал несколько пунктов на шкале привлекательности, которые недобрал на нашем первом свидании.


От него пахло ветивером[29].


Ни один из вышеупомянутых пунктов не отвечал на самый важный вопрос, а именно: какую, черт возьми, тему для разговора нам удастся найти на втором свидании? Не думаю, что смогу высидеть еще одну лекцию о преимуществах резины «Мишлен» перед «Данлоп».


15 мая 1998 года


Свидетельствую: Фрэнк абсолютно нормальной ориентации. Сомнений у меня теперь никаких. Как приятно встретить хоть одного представителя вымирающего вида «мужчин, в гетеросексуальности которых не возникает ни тени сомнения»! И которых, к сожалению, встречаешь не так уж часто.

Знаю, знаю, знаю, так нельзя. Можете даже попенять мне на свободу нравов — я даже не дождалась четвертого свидания, — однако у меня была на то веская причина. Необходимо было во что бы то ни стало найти выход из тупика, в который зашла наша беседа, и как можно быстрее. Ничего другого придумать мне так и не удалось, поэтому можете осуждать меня, сколько вам хочется. Что еще хуже (и это тоже огромная ошибка с моей стороны, я признаю это), я не могла не похвалить себя за свой поступок, оказавшийся, должно быть, самым спонтанным и вдохновенным порывом за всю мою жизнь.

Фрэнку же удалось полностью избавить меня от чувства вины после нарушения важнейших «Правил свиданий». Возможно, его не назовешь лучшим собеседником в мире, но прошлой ночью я обнаружила: когда речь заходит о языке тела, умения ему не занимать. Стоило ему положить руку мне на спину, я почувствовала тепло и легкое покалывание. И мне сразу стало ясно, как же я ошибалась на его счет. Когда он принялся нежно скользить пальцами по внутренней стороне моего бедра, вверх и вниз, вверх и вниз, так и не добираясь до главного пункта назначения, я поняла, насколько он изощрен в любовных играх. Когда же он привязал мои руки к изголовью… Хоть я извивалась и изгибалась, это не могло помешать прикосновениям его сильных рук и языка. Мое тело покрылось мурашками. И я подумала: «Mensa»[30].

Если же говорить о его теле — за одно лишь прикосновение к нему не жалко было умереть. Чего стоит один аромат свежемолотых кофейных зерен. Этот мужчина источал аромат секса, к каким бы частям его тела я ни припадала, жадно вбирая ноздрями их запах. Я наслаждалась им! Кожа его оказалась гладкой и безупречной — как и манера его танца. Ого, да он сбривает там волосы! Вот что значит профессионал! Знаете, как это необычайно приятно, когда волосы не застревают между зубами и не оказываются во рту (он попросил меня оказать ему ответную услугу)?

— С удовольствием, — согласилась я, и в моих глазах зажглись огоньки.

Ах да, еще одно: пирсинг у него не только в ухе. Могла ли я себя остановить?

— Ты готова? — предупредительно осведомился он. Несколько, впрочем, поздновато.

— С рождения! — Вот что я ответила бы ему, если бы в тот момент могла вымолвить хоть слово: с детства меня учили, что говорить с полным ртом невежливо.

Думаю, нет нужды пояснять, что я влюбилась.

А разговоры? Не слишком ли большое значение им придают?


11 июля 1998 года


Следующее утро началось с того, что Фрэнк принес мне в постель завтрак. Вафли, политые кленовым сиропом, фруктовый салат, свежевыжатый апельсиновый сок и изумительно сваренный капучино. На поднос он положил красную розу на длинном стебле. Неужели это серьезно?

Подозреваю, что Фрэнк — плод моего воображения, ибо до сегодняшнего дня лишь воображаемые мужчины приносили мне завтрак в постель.

А кстати, завтрак он мог принести мне только в постель — со второго свидания нам так и не удалось из нее выбраться.

(Вот так! — заявляю я всем девушкам, что еще следуют «Правилам свиданий».)

Не могу сказать, что мы не пытались. Однажды нам даже удалось добраться до дверей спальни, но мы тут же решили: «К черту!» — и снова забрались под одеяло. Путь к новым вершинам был долгим, но жаловаться грех.

Происходило что-то из ряда вон выходящее, и я не могла не осознавать этого. Не сомневаюсь, боги приготовили для меня неприятный сюрприз, который мог обрушиться на мою голову в любой момент. И не могу поверить, что мне так повезло! Мое везение непременно скоро кончится, по-другому и быть не может, но вот только когда именно? Впрочем, я не должна поддаваться грустным мыслям. А продолжительный секс тому способствует. Благодаря ему я научилась не думать ни о чем вообще: ни о плохом, ни о хорошем.

Но в чрезмерном удовлетворении либидо есть один недостаток. Потребность в танго уменьшается прямо пропорционально количеству секса. Я лишь утвердилась в своем доселе смутном подозрении, что танго и секс — понятия взаимоисключающие. Разве они способны сочетаться? Танго подпитывает страсть, а вовсе не ее удовлетворение. Едва желание утолено, исчезает и само танго. Не могу передать, как мне жаль, что все именно так! Но я уже застелила постель, и поэтому буду делать все, что угодно, только не спать в ней.

Хотя мы решили, что рано или поздно нам все-таки придется не ограничивать наше общение одной лишь постелью. Начать с того, что разучивать задние сакада (вымещения) под одеялом нет никакой возможности. Просто не могу поверить, что я так быстро нашла Своего Партнера! Хотя если подумать, поиски заняли не так уж много времени. Пока длится медовый месяц, я могу наслаждаться счастьем, верно?


2 сентября 1998 года


Когда на следующий день я заговорила с Фрэнком о том, что пора бы нам уже начать тренировки и что у меня появилось несколько идей относительно хореографии к музыке «Либертанго»[31] Пьяццоллы, он взглянул на меня так, будто я заговорила с ним на каком-то другом, неизвестном ему языке. Мне оставалось лишь терпеливо повторить то же самое, сохраняя непроницаемое выражение лица. В тот момент он производил впечатление не самого сообразительного человека на свете:

— Практика[32]? Хореография? «Либертанго»? — тупо повторил он.

Мне хотелось задушить его!

Тогда я спросила его напрямик: он хочет посещать со мной практику? И вообще — что он думает по поводу того, чтобы мы стали парой (по танго)? Судя по выражению его лица, он даже не понял, о чем я.

— Если честно, я об этом не думал, — пробормотал он.

Теперь мне хотелось сначала задушить его, а потом порвать на кусочки:

— Ну тогда… может быть, ты подумаешь об этом? — произнесла я без всякого выражения, словно спрашивала, который час (при этом мне хотелось разбить его чертовы часы молотком на миллион осколков).

— Да, конечно, подумаю, — кивнул он, не глядя на меня.

— Хорошо, — отозвалась я. (Так сделай же это, дубина, немедленно!)

Почему я не могла оставить все как есть? Для чего мне нужно было продолжать рыть себе яму, все глубже и глубже? Почему я не промолчала, а задала ему снова тот самый вопрос? Почему?

— Знаешь, я ведь тебя люблю, — выпалила я следом. Кто-то же из нас должен был сделать этот решительный шаг!

Никакого ответа.

— Ты хоть чуть-чуть… любишь меня? — прошептала я, изо всех сил стараясь не заплакать. Но сдержаться не удалось.

— Хм-м-м… может быть, — наконец выдавил он.

Жар с моих щек теперь распространился, словно лесной огонь, на оставшуюся часть лица. Меня начало подташнивать.

Не могу поверить, что я так долго не замечала очевидного! Лицо Фрэнка изобличало в нем настоящего лжеца. Эти его «добрые» глаза, этот его «открытый» лоб… Они никогда не говорили правду! А лишь помогали ему скрыть каменное сердце. Сердце, которое стало каменным. Пусть Фрэнк и производил впечатление милого и невинного, он таковым не был. Теперь я понимаю — он сущий дьявол. Только объясните мне, пожалуйста, кто-нибудь, почему сей факт заставляет меня желать его не меньше, а, наоборот сильнее?


3 октября 1998 года


Прошлым вечером Фрэнк вскочил с кровати, оделся и в мгновение ока исчез за дверью. Я была вне себя. Не потому, что только что пережила с ним восхитительный секс, а он меня оставил. Если честно, мне кажется, наш роман уже на излете. Но тем не менее мне сейчас труднее, чем в его начале. Поразительно! Даже если все начиналось со страстного секса, потом думаешь: «Все уже было. Это мы уже проходили», — а он в это время крутит вами, как захочет.

Но дело не в том. Мерзавец ушел на милонгу! Мне же приходилось оставаться дома, чтобы выглядеть с утра свежей и отдохнувшей и идти на работу, которую я от всей души ненавидела. Я жизнерадостно помахала ему вслед. На моем лице сияла улыбка, внутри меня полыхал пожар злости. Он не должен был хотеть танцевать после секса! Даже если секс был так себе. Я же вот не хочу, так почему у него все по-другому?!