Слава Богу, что на его пути встретился порядочный человек, который не поленился и спас мальчишку, не позволив ему превратиться в того, кем он мог бы стать…

Брейден не сомневался, что его карьера претерпела столь крутой поворот именно в те дни, когда мать уже была на пороге смерти. Ему как раз посчастливилось раздобыть сотню фунтов — по тем временам они казались Брейдену целым состоянием, — но и деньги не помогли. Потому что никакие деньги — пусть даже ему достались бы богатства всего мира — не могли спасти его мать.

И ни за какие сокровища ему не удалось бы вернуть ее назад.

— Брейден, — пропел хорошо поставленный музыкальный голос. — На что это ты так смотришь?

Брейден с трудом очнулся от своих дум и не сразу понял, что он не сидит возле очага в убогой каморке, где прошло его детство, а развалился в удобном кресле в своей шикарной конторе на Бонд-стрит. И женщина, только что окликнувшая его по имени, вовсе не его мать, покинувшая этот мир в тяжких страданиях более двадцати лет назад, а вполне живая и здоровая леди Жаклин Селдон, чья элегантная фигура и безупречная красота приводили в восторг великосветский Лондон.

— Я уже ревную, — кокетливо проворковала Жаклин и томным жестом протянула через стол затянутую в перчатку нежную ручку, чтобы Брейден мог запечатлеть на ней почтительный поцелуй. — Признавайся, кто она?

Он внимательно посмотрел на свою невесту. Жаклин красовалась в новом наряде — во всяком случае, Брейден видел его впервые. И он подумал о том, что модельер перестарался с перьями Марабу, украшавшими модную элегантную шляпку. Из-под колыхавшейся пушистой занавеси едва удавалось разглядеть черты ее лица. Но и по тому, что было видно, можно было с уверенностью сказать: перед вами настоящая красавица.

— Она? — рассеянно переспросил Брейден, автоматически поднося руку к губам и целуя ее.

— Да, глупышка! Та самая, о ком ты думаешь, сидя здесь один-одинешенек! Только не пытайся уверить меня, будто это не женщина! — Жаклин по-хозяйски устроилась на краю его стола, вполне отдавая себе отчет в том, на какую неприлично опасную высоту задрался при этом ее подол, укрепленный на жестком кринолине.

— Да, это была женщина, — медленно проговорил Брей-ден, снова опускаясь в свое кресло. Он вскочил на ноги в ту же секунду, как понял, что в кабинет вошла леди, — как и положено воспитанному джентльмену. Вот только, говоря по чести, Брейден сильно сомневался в том, что она действительно леди. О нет, не по праву рождения. С ее родословной все было в порядке — в отличие от порочной натуры. Между прочим, поначалу даже эта черта казалась Брейдену очаровательной. Еще бы: высокородная герцогская дочка, способная отбросить надменную сдержанность и вести себя откровенно, по-женски… Разве может мужчина мечтать о лучшей жене?

Брейден очень скоро понял, что да, может, коль скоро будущая жена позволяет себе подобные вольности не только со своим женихом…

— Ах, как я ревную! — воскликнула Жаклин, и при этом ее нижняя губка обиженно выпятилась, сделав ее лицо еще очаровательнее. — Кто она? Признавайся немедленно! Не тяни, выкладывай, кого тебе удалось взнуздать и затащить в стойло на этот раз?

Брейден ничего не ответил. Ему вообще не требовалось много говорить в присутствии Жаклин. Леди Селдон никогда не лезла за словом в карман, и ее говорливости вполне хватало на двоих.

— Так-так-так, дай-ка я подумаю… — Она постучала пальчиком по подбородку, демонстрируя работу мысли. — С кем ты говорил при мне вчера на балу? Конечно, с леди Эшфорт, но для тебя она слишком старая. Мне известно, что она от тебя без ума, но вряд ли это тот тип женщин, о котором мужчины будут тоскливо вздыхать, сидя в тиши своего кабинета. Кто же еще там был? Ах, да! Эта соплячка из семейки Линфорд! Но для твоего утонченного вкуса она слишком непривлекательна! Ну, кто еще это мог быть? Так и быть, Грэнвилл, я сдаюсь!

— Ты слишком легко сдалась, — в тон ее небрежным рассуждениям ответил он. — Но так и быть, я скажу, о ком думал, чтобы ты не мучилась. Это была моя мать.

— Ох… — В голосе Жаклин прозвучало откровенное разочарование. — Да я бы в жизни не догадалась! Ты никогда о ней не говорил!

— Да, — подтвердил Грэнвилл. — Я о ней не говорил. — Только не с Жаклин! Только не сейчас. И вообще никогда. — Итак, миледи, я вас слушаю. Надеюсь, вы не будете скрывать от меня причины, по которым я имею честь лицезреть вас в своей конторе в столь непривычно ранний час? Насколько мне известно, вы не любите вставать раньше полудня.

— Ах вот как, мистер Грэнвилл? — игриво улыбнулась Жаклин. — Вы вообразили, будто знаете обо мне все? Ну так вот, да будет вам известно, у меня есть свои маленькие тайны!

— Разумеется! — воскликнул Грэнвилл. — Я не сомневаюсь, что у вас есть множество тайн! И когда я наконец-то открою их все до единой, моя дорогая, мой стряпчий наверняка сумеет значительно пополнить свои карманы!

Жаклин тут же стало не до смеха.

— Ч-что? — пролепетала она. Даже под слоем румян — точнее, под самой легкой пудрой, какую могла себе позволить дама ее ранга, не нарушая приличий, — можно было разглядеть, как побледнели нежные щечки. — Н-на ч-что это ты намекаешь, мой котик?

Брейден в тот же миг пожалел о том, что не сдержался и позволил себе сказать лишнее. Он и сам не мог понять, чем была вызвана эта неуместная вспышка. Может быть, Жаклин слишком небрежно и даже язвительно отозвалась о леди Кэролайн Линфорд? Но ведь он едва успел обменяться с этой девушкой парой слов — и уж тем более не испытывал к ней ни малейшего интереса. Столь непозволительная болтливость могла испортить все дело. Не хватало еще, чтобы в этой прелестной головке зародились подозрения. Они наверняка заставят ее удвоить осторожность во время свиданий с ее загадочным любовником. И он решил усыпить ее бдительность.

— Ах, миледи, простите великодушно! — с покаянным видом заговорил он. — Я сделал попытку пошутить, но тут же понял, какой безвкусной и неучтивой была эта шутка! Скажите же мне скорее, чем я обязан столь раннему визиту?

Жаклин сверлила его подозрительным взглядом, но лицо Брейдена источало столь неподдельное добродушие, что все страхи Жаклин исчезли без следа. И вот уже на милые щечки вернулся очаровательный девичий румянец, и она весело затараторила:

— Ох, Грэнвилл, ты не можешь себе представить! Вирджиния Кроули утверждает, будто к весне мода совершенно поменяется, и потому она будет сегодня у мистера Уэрта заказывать себе новый сногсшибательный гардероб. Ну, ты ведь знаешь, что я не в состоянии позволить себе ничего подобного, особенно после той… последней встречи с мистером Уэртом, когда он завел речь о папином кредите…

— Сколько тебе нужно? — перебил ее Брейден, сунув руку в карман жилета.

На хорошеньком личике промелькнула алчная радость, но уже через секунду оно стало лирически-задумчивым.

— Ну, ты ведь понимаешь, что мне совершенно необходимо обновить весь гардероб: шляпы, капоры, перчатки, туфли, чулки, не говоря уже про нижнее белье… Думаю, что вот столечко хватит. — И она показала ему указательный и большой пальцы правой руки, разведя их примерно на полдюйма.

Брейден протянул ей пачку банкнот, примерно соответствующую показанной толщине, и произнес:

— Передай мои наилучшие пожелания мистеру Уэрту. — Он полагал, что гораздо достойнее раскошелиться сейчас по собственной воле, нежели выкладывать те же деньги по решению суда.

— Ах, дорогой, большое спасибо! — Жаклин перегнулась через стол и подставила губки для поцелуя. Тем временем банкноты как бы сами собой исчезли в недрах ее элегантного ридикюля. Брейден неохотно коснулся ее губ — небрежный, легкий поцелуй на прощание. Но у Жаклин, как оказалось, были иные намерения. Она крепко, по-хозяйски ухватила его за лацканы сюртука и подтащила поближе к себе. При этом ее язык глубоко погрузился к нему в рот, а пышный бюст весьма откровенно прижался к его груди.

— Ну… — протянул он, когда Жаклин наконец сочла возможным прервать поцелуй и выпрямилась, — пожалуй, это было мило.

— Мило?! — Жаклин, задетая за живое, резко отшатнулась. — Разве о таких вещах говорят, что это «было мило»? Никогда в жизни не слышала ничего подобного! Нет, Брейден, ты в последнее время явно не в себе! С тобой что-то происходит!

— Происходит? — Брейден не удержался от издевательской улыбки. — По-твоему, это со мной что-то происходит?

— Да, именно с тобой! Ты хоть помнишь о том, что прошел уже месяц… ну или почти месяц с тех пор, как мы с тобой… проводили ночь вместе?

— Ах, Жаклин, — небрежно откликнулся он, — но ведь ты знаешь, что теперь, когда мы официально помолвлены, нам следует вести себя сдержаннее! О прежних диких выходках не может быть и речи! Подумай, что скажут люди?

— Раньше тебя вовсе не интересовало, что скажут люди, — с некоторой горечью возразила Жаклин. — Если уж говорить начистоту, то твоим девизом было: «Плевать я хотел на то, что про меня скажут!»

— Да, — подтвердил Брейден, осторожно подбирая слова. — Но в те времена на кону стояла только моя личная репутация, а не доброе имя моей будущей жены.

— Ну, — она глубоко вздохнула и возвела глаза к потолку, — на тот случай, если ты все-таки передумаешь, ты знаешь, где меня искать. — С этими словами леди Жаклин выплыла из комнаты.

Еще миг — и за ней захлопнулась дверь. Но в кабинете на память о ее посещении остался стойкий аромат приторного розового масла и несколько маленьких перышек марабу, вывалившихся из плюмажа на шляпе и лежавших, подобно сухим осенним листьям, на темной поверхности его рабочего стола.

Похоже, его отец все это время караулил под дверью, потому что он влетел в кабинет в ту же минуту, как только его покинула молодая невеста. По пятам за Грэнвиллом-старшим следовал Проныра Эмброуз, едва сдерживая ярость.

— Брейден, мальчик мой! — вскричал Силвестер Грэнвилл, распахнув руки для горячих отцовских объятий, но не расставаясь ни на секунду с книгой в дорогом кожаном переплете. — Прими мои поздравления!