Алекс Джиллиан - Целого Мира Мало

Начался дождь. Динара набросила на темно-каштановые волосы капюшон пальто и сунула руки в карманы. Всех детей разобрали, кроме Сашки, который жался к ней, как бездомный щенок. На нем была яркая красивая кожаная курточка, которая стоила больше, чем все вместе взятое, что было одето на Дине. Но грела она его гораздо меньше, чем Дину ее старое пальто.

— Пойдем в группу. — мягко улыбнулась Динара, взяв мальчика за руку. Но в этот момент появилась мама мальчика.

— Здравствуйте, Динара Александровна. — не глядя на нее, сказала высокая шатенка. — Малыш, привет. Как дела?

— Хорошо. — Сашка с сожалением заглянул в лицо воспитателя. — Динара, а вы быстро вернетесь?

— Не знаю. — пожала плечами Динара.

— Уезжаете? — сухо осведомилась шатенка.

— Да. В отпуск.

— Везет вам. — вздохнула женщина, взяв ребенка за руку.

— До свидания, Сашенька. — ласково сказала ему вслед Измайлова. Она следила за ними тоскливым взглядом, пока они не сели в красный спортивный автомобиль.

Внезапно Дине показалось, что за ней кто-то наблюдает. Повернув голову, она увидела кружок из трех новых воспитателей. Хорошо одетые, интересные девушки шептались и посматривали в ее сторону. Дина опустила глаза. Двухлетние сапоги без намека на каблук, затасканная сумка, унылое черное пальто. Да, куда ей до этих модниц! Хотя когда-то и она могла позволить себе красивые обновки, не смотря на скромную заплату единственного родителя. Когда-то очень давно и она была гордой, радостной и яркой….

Дина вернулась в помещение, чтобы закрыть группу и отдать ключи охраннице, крупной женщине с громовым голосом и химической завивкой на морковных волосах. Нижняя челюсть у нее слегка выдавалась вперед, делая ее похожей на Щелкунчика, но в душе эта грубая женщина была очень мягкой и сердечной русской бабой, с которой можно поговорить обо всем.

— Привет, птичка. Уже отстрелялась? — звучно спросила охранница, забирая у Дины ключи.

— Да, Марина. Завтра мы не увидимся. — Измайлова вздохнула. Пышные щеки Марины заходили ходунов.

— Знаю, что не увидимся. Завтра смена не моя. — хохотнула она. — А ты чо кислая такая? Никто тебя не обижает?

— Нет. Я в отпуск ухожу. — тихо сказала Дина.

— Господи, ну ты даешь, мать. Радоваться надо. Развеешься, съездишь куда-нибудь. Отпускные дали?

— Дали. — понуро кивнула девушка. Марина подбоченилась и свела брови.

— Мало дали, что ли? — осторожно спросила она.

— Нормально. И премию опять заплатили.

— Так звучит, будто тебе деньги не нужны.

— Не знаю. Не собиралась я никуда.

— А ты соберись и свали. Пошли всех к черту и поезжай загорать к морю. Приедешь, расскажешь, а я порадуюсь.

— Ладно, Марин. Как скажешь. — вяло ответила Динара. — счастливо тебе отработать. Пока.

— Давай, детка. Не кисни. Все пучком. — Марина сжала кулак и ободряюще улыбнулась.

Только Динара оказалась в спокойной атмосфере своей квартиры, как в дверь начали трезвонить с отчаянной настойчивостью. Так звонил только один человек, который видел в окно, как она прошла домой. Лариса Чибисова. Соседка и коллега.

— Давно не виделись. — хмуро приветствовала ее Измайлова, распахивая дверь квартиры и возвращаясь на кухню.

— Ты самая гостеприимная хозяйка из всех, что я знаю. — подтрунила над ней Лариска, проходя за ней следом.

— Ага, ужинать со мной будешь? — не отреагировав на колкость подруги, спросила Динара.

— У тебя что? Картошка? Не откажусь. — сразу потеплела Чибисова, присаживаясь на табурет. — Чего нового?

— А-то ты не знаешь? — усмехнулась Дина, накладывая в тарелку картошку и котлеты и ставя перед Ларисой. Последняя сделала большие глаза. Спорить сейчас совсем не хотелось.

— В отпуск я ухожу с завтрашнего дня. И меня переводят в младшую группу, которая начнет работать с понедельника. — сухо объявила Дина. Лариса похоже, действительно ничего не знала.

— А я, что одна буду две недели? До девяти вечера? — возмущенно воскликнула она. — Нет, я рада, что мы вместе будем работать, но две недели мне не протянуть.

— Уверена, что этот вопрос Вика решит. — Дина взяла свою тарелку и села напротив Ларисы. — А вот мне что делать две недели?

— Ну, ты же у нас, человек творческий. Придумаешь очередную сказку или рассказ. — уплетая за обе щеки, заявила Чибисова. Динара любила в сводное время сочинять сказки и детские рассказы, рисовала к ним иллюстрации, иногда сама сшивала книжки. В последнее время у нее появилось желание написать что-то более взрослое и серьезное. А что, если уехать подальше, снять домик на берегу и попробовать создать бестселлер? Правда, что с ним потом делать?

— А ты не пробовала отослать свои сказки куда-нибудь? — спросила Лариса. Дина пожала плечами, задумчиво тыкая в картошку вилкой.

— Например?

— В редакцию или издательский дом.

— Это я думаю, не бесплатное удовольствие. — усомнилась Динара. — Я слышала, что автор сам должен оплатить тираж.

— Не думаю. Ты бы попробовала.

— Обязательно. Вот вернусь с отдыха с готовой рукописью и сразу в издательство. Стану второй Марининой или Донцовой.

— Нет. Ты больше на Шарлотту Бронте похожа. — мягко улыбнулась Лариса. — Куда едешь? Сочи? Крым?

— Наверно, в Лазаревское. Мы там были с мамой пять лет назад. Мне понравилось.

— Одна едешь?

— А с кем? У меня, что за дверью толпа кавалеров? — усмехнулась Динара, почти оскорбленная абсурдностью вопроса.

— Сама виновата. — с укоризной ответила Лариса. — Что тебе мешает парня завести? У меня вон их сколько — девушка сделала характерный жест рукой. — Хочешь поделюсь?

— Нет, спасибо. — нахмурилась Измайлова.

— Ты ведь не сердишься на меня за Леху? Давно ведь дело было. Он мне и не нравился совсем. Пристал, как банный лист. А я? Что я! Я человек слабый.

— Ты вот сначала спрашиваешь, а потом оправдываться начинаешь. Не злюсь я, Лариска. Совсем не злюсь. А то, что он кобель, так это его проблема.

— И все-таки зря ты его не простила. — покачала головой Чибисова. — Клевый был парень.

— Ага, чтобы он потом к другой смазливой мордашке сбежал? Нет, спасибо. С меня хватило.

— Любила ведь ты его. — вздохнула Лариса. — Все я сучка виновата. Согрешила, да еще и тебе все рассказала. Но откуда мне знать было, что у вас там все серьезно, что почти платье куплено.

— Успокойся. Два года прошло. Я забыла все. Все равно бы не поженились. — отмахнулась Динара, хотя у самой на душе кошке скребли. Не любила она эту историю ворошить. Противно и больно.

— Но ты кольцо до сих пор хранишь. Зачем? Продала бы или переплавила.

— Пусть будет. Я смотрю на него, и напоминаю себе, что красивым мужикам верить нельзя.

— Это точно, Динка. — подхватила Лариска. — Вот сегодня утра такой классный папаша приехал, Машку мою привез. Ну, ты ее видела. Там такой папа! При Джипе и костюме, по сотовому постоянно наяривает, одеколоном дорогим пахнет, золотые часы на руке поблескивают. Я ему и так улыбнусь и эдак, а он, как осел. Глаза таращит и ничего не говорит. То ли дурак совсем, то ли голубой.

— А Машка от кого? — усмехнулась Дина. — Ты эти штучки с обольщением папиков брось, иначе наша Вика быстро примет меры. Заставит всех паранджу носить и железные трусы с замком.

— Ага, а ключи у Маринки оставит. — захохотала Лариска. Дина смотрела на нее усталым изучающим взглядом. Ну, вот, что такого в этой Ларисе. Невысокая, не худая, грудастая, правда, так ноги чересчур тощи. Волосы светлые, подстриженные под мальчика, светло-карие глаза, вздернутый носик, тонкие всегда улыбающиеся губы и ничего примечательного больше в ней нет, так почему мужики за ней табуном ходят. И Динарин женишок не удержался, а Лариса еще и сама во всем призналась. Правда, Леша ей за такую искренность спасибо не сказал. Долго он пытался Динаре объяснить, что случайно упал в постель ее соседки. Менял лампочку, и упал со стула. Надо же такое наврать! Он, что за дуру ее держит? Да, и Лариса тоже хороша.

— Чай будешь? — спросила Измайлова, забирая у подруги пустую тарелку.

— Не, так не отвертишься. За отпуск не чаем проставляются. Завтра выходной. Можно и расслабиться чуток. — Чибисова лукаво подмигнула.

— Ладно. Гулять, так гулять. — махнула рукой Динара.

С самого утра день снова не задался. Никак не могу научиться вставать с той ноги, с которой встают счастливые — не успешные, не везунчики и любимчики судьбы — а именно счастливые.

Потому что я себя счастливым никогда не чувствовал.

Иногда я почти готов крикнуть миру, что вот он предел, о котором я мечтал, вот оно счастье, но каждый раз внутри меня этот торжествующий голос утихает, так и не набрав силы и высоты. Я разочарован, я опустошен. Как же так? Разве цель не достигнута?

Я стою на самой вершине своей карьеры, а мне кажется, что мои пятки жжет огнем, а, может, холодом. Может, это вершина айсберга или пекло ада, я не знаю. Нужно обязательно придумать что-то увлекательное и серьезное. Еще один бестселлер? Нет, я не готов. Слишком мало эмоций во мне, слишком мало мыслей и фантазия вся пропита и оставлена в кабаках и чужих постелях.

Я все чаще вспоминаю Лину. Почему именно ее? Среди всех этих женщин, что окружали меня последние восемь лет. Ровно столько я живу без нее. Нет, я не сентиментален, и не приписываю себе благородного чувства — вины, грусти или сожаления. Я даже не помню, когда у нее годовщина смерти. Я записал в напоминании на мобильнике, но через неделю потерял его… мобильник. Не звонить же ее отцу. Он вряд ли будет рад услышать мой голос. Я даже представляю со свойственной мне самоиронией, что скажу ему: «Здравствуй, папа, а не подскажешь, когда у Эвелины година, а то я запамятовал». Интересно, а он догадывается о том, что его девочка ехала вытаскивать из бара пьяного мужа, и из-за слез не видела дороги и вылетела в кювет?