Она была на три года моложе его, дочь деревенского кузнеца. Ее родители не осуждали бы брак, когда ей исполнилось бы пятнадцать, но он был уверен, что она была предназначена для него. Каждый раз, когда они проходили по деревенской площади или он встречался с ней взглядом в церкви, он был еще уверенней. Однажды, они будут вместе. Однажды, она будет принадлежать ему.

Клод услышал некоторые из слов: бесполезный, трус, ни на что не годится. Его мать пыталась защитить его (да благословит ее Господь, она всегда старалась), но ничто не могло изменить мнение его отца, как только он решил его. Клод не ответил. Он закрыл глаза, пытаясь представить Лили в тот день возле потока, но это только разозлило его отца еще больше. Потом он встал возле стола, сняв свой ремень, и складывая его в руке. Он поднял руку для первого удара, когда они услышали крик мальчиков снаружи.

— Мама! Папа! - кричал Энзо. - На помощь, папа, на помощь!

Так как он был пьян, их крики разбудили отца от гнева. Он направился к задней двери, которую Клод и его мама закрыли. Когда они вышли на улицу, вечерний солнечный свет пробивался сквозь деревья. Энзо и Жак стояли на краю леса, глядя на двух мужчин, которые приехали на лошадях. Клод никогда не видел их раньше - они наверное были из другой деревни, прокладывали свой путь через лес. Один из мужчин был еще на коне, но другой упал на землю.

— Боже мой, что случилось? - спросила мама Клода, глядя на мужчин. Мужчина, который лежал на земле, изгибался от боли. Его кожа была странного розоватого цвета, а кровь из носа капала на траву.

— Он болен... - сказал мужчина на лошади. Клод мог сказать, что он даже умирает; его пальцы были черно-зеленые. У него были гигантские, опухшие шишки на шее. - Пожалуйста, нам нужна...

Он пытался что-то сказать. Клод осматривал леса за ними, зная, что они, должно быть, пришли из леса. Полутораэтажный дом их семьи сталкивался с деревьями, блестящие зеленые холмы исчезали за ними. Он слышал о чуме, которая уничтожала все столетиями раньше. С тех пор были рецидивы, но была ли это она? Откуда он мог знать, как она выглядит вблизи?

— Черная смерть... - прошептала мать.

— Держитесь подальше от нас. - кричал отец людям. - Мы не можем вам помочь. Вернитесь туда, откуда вы пришли.

Клод побежал к своим братьям и оттащил их подальше от мужчин.

— Вы их не трогали, не так ли? Как близко вы подошли к ним? - спросил он, подталкивая свою семью обратно к дому. Он закрыл рот и нос своей рубашкой, показывая жестом братьям сделать то же самое.

Жак выглядел испуганным. Он показал руку, на которой была кровь человека.

— Я пытался помочь... - прошептал он грустно.

— Мама, мы пытались помочь им! - повторил Энзо. Потом он посмотрел на своих родителей. Лицо его матери превратилось до неузнаваемости. Слезы потекли по ее щекам.

— Мама? - спросил Энзо. - Мама, почему ты плачешь?


Глава вторая

29 августа 1517 года

Клод нес два ведра в одной руке, слушая, как они ударяются друг о друга, когда он шел. Он, возможно, уходил навсегда. Через лес, мимо потока, все дальше и дальше вниз по склону. Часть его не хотела возвращаться домой. Было ли это не правильно? Был ли он плохим человеком, потому что хотел уйти так далеко отсюда, как только мог? Он не мог, он бы не стал... но он хотел.

Когда он подошел ближе к реке, он остановился на мгновение, глядя сквозь деревья. Здесь ли он видел Лили в тот день, или это было дальше по берегу? Он хотел, чтобы она появилась из ниоткуда, с ведром в руке. Он не видел ее с тех пор, как началась чума. Однажды, когда он покупал козье молоко в городе, он услышал, что ее младшие сестры были больны. Он не спрашивал никого, заболела ли она, хотя он знал, что, скорее всего да. Всякий раз, когда он думал об этом, он пытался откинуть все эти мысли, но они всегда возвращались. Лили могла заболеть, Лили могла умереть...

Клод опустошал одно из ведер на берегу. Он наклонился ко второму, когда ветер изменился. Запах был незамедлительным. Он привык к вони разлагающихся трупов, у которых был тяжелый, язвительный аромат, который заполнил его ноздри и перешел в его горло. Он прикрыл рот, чтобы не блевать.

Он посмотрел вверх, где кто-то оставил трупы. Три трупа, два меньше, чем Жак. Не все хоронили умерших. Некоторые боялись прикоснуться к ним, поэтому использовали вилы и лопаты, чтобы закинуть их в тачки. Тогда они складывали их, как только могли, везде, где могли. Клод не мог сказать, почему он не заразился, проведя последние недели в доме. Он ждал, когда чума придет за ним, но она все никак не приходила. Его шея не опухла и он не слишком уставал. Теперь он знал, что он был запасным. По какой причине? Почему? Разве это не худшая судьба, жить, когда все умирают?

Он смотрел на свое отражение в воде, копна светлых волос проплыла мимо. Крошечный красный носок зацепился за гнилое бревно. Он шел по берегу, пытаясь обойти тела, чтобы прийти к чистой воде, но в нескольких шагах он увидел женщину, которая лежала лицом вниз на берегу. Она было на расстоянии всего тридцати метров.

Клод повернулся к дому, надеясь, что он мог бы принести только четверть ведра из старого колодца в лесу. Он пошел длинным путем, который окружал город. Когда он добрался до конца полутораэтажных домов, он услышал крики женщины. Она сбивчиво кричала слова умирающего. Это бессмысленно.

— Джеймс! - кричала она, ее голос срывался. - Я хочу поехать с тобой, но мир, Джеймс! Мир!

Клод услышал, как мужчина пытался успокоить ее, слишком тихо, чтобы услышать. Где-то внутри плакал ребенок. Держи голову вниз, подумал он, глядя за землю под ногами. Не смотри на них.

Только так можно было сейчас пройти по городу. Везде были могилы, и люди кричали из окон, выпрашивая еду. Некоторые задавались вопросом, были ли у него какие-то специальные лекарства, которые он принимал. Как он не болен? Почему некоторые люди живут, а другие умирают? Как он мог им помочь?

Когда он подошел ближе к городской площади, он услышал пение язычников. Лошадь издавала ужасные звуки, будто умирала от потери крови - визги, нытье. Он склонил голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как она корчится от боли. Язычники привязали ее копыта к платформе, и она не могла свободно пинаться. Кровь была повсюду.

— Наш католический бог отвернулся от нас! - крикнул Жерар, парень на четыре года старше Клода. Он был одним из самых жестоких ровесников Клода. Он всегда был первым, кто пинал его или плевал на него, когда он проходил мимо. - Мы должны дать больше жертв, чтобы успокоить языческих богов. Мы должны попытаться закончить это!

Несколько выживших окружили его. Женщина плакала.

— Но это уже третья лошадь, которую мы приносим им в жертву. - сказала она. - Ничто не остановит это. Чего они хотят от нас?

— Мы должны продолжать приносить им жертвы. - объявил Жерар. - Мы должны...

Он замолчал, сомневаясь. Когда Жерар посмотрел на толпу, его глаза встретились с глазами Клода. Его верхняя губа изогнулась в зловещей улыбке. Он все еще держал кинжал, которым он перерезал горло кобылы, на конце он был темно-красным. - Мы будем делать все возможное! Им нужно больше, чтобы успокоиться.

Кобыла издала ужасный звук. Она все еще боролась. Клод отвернулся, не в силах смотреть. Вместо этого, он ускорил шаг, почти пробегая мимо крошечной католический церкви, которую уже забыли. Ничто не остановило чуму, и оставшиеся в живых потеряли веру в своих молитвах. Вместо этого они повернулись к деревенским язычникам, надеясь, что они смогут дать им ответы.

Когда Клод пришел к колодцу, он быстро сделал свою роботу, стараясь забыть вид умирающей кобылы. Он пытался забыть тела возле реки и груду мертвых коз рядом с каменным алтарем. Если бы только он мог забыть, как два дня назад он похоронил и Жака, и его маму в лесу за домом. Он поставил по одному деревянному кресту на каждой из могил. Он должен был верить в какую-то высшую силу... Это все, что у него сейчас было.

В ведре был только один дюйм (2.54 см) воды, но он принес его в любом случае, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы смочить горло. Энзо лежал на матрасе на полу. Его шея распухла, ногти стали черными. Он ворочался во сне. Клод окунул тряпку в ведро и приложил ее к губам Энзо, а затем к его горячему лбу.

— Вода для тебя. - сказал он, когда вошел в заднюю комнату. Он встал на колени около кровати отца. Он выглядел хуже, чем Энзо. Чума заразила его за два дня до мальчика, и у него была худшая стадия. Он не мог говорить. Он едва смог открыть глаза, чтобы посмотреть на Клода.

Клод окунул тряпку в ведро, затем сжал ее, позволяя каплям влаги упасть в рот его отца. Он попытался сглотнуть, но не смог. Он хрипел, в его легких была жидкость, из-за которой он трудно дышал. Клод много раз желал, чтобы его отец умер, но теперь он знал, что никогда не имел ввиду это. В последние дни на него было трудно смотреть.

— Я здесь, сейчас. - сказал Клод, пытаясь успокоить его. - Я с тобой. Будь в мире, папа, будь в мире.

Он ускользал. Клод знал, что его вид сейчас подразумевает. Он знал, что все в организме замедлялось, что все останавливалось. Он видел такое у мамы и Жака. Он убрал волосы отца с лица. Тогда Клод взял влажную ткань и сжал ее, снова позволяя последним каплям воды из колодца упасть в рот отца.


Глава третья

22 сентября 1517 года

Клод вынес грязную, пропитанную потом одежду из дома и бросил ее на окровавленные простыни. Там были рубашки его отца, кисти его матери из конских волос, детская обувь и игрушки. Он выкинул все эти вещи, поскольку так приказали горожане. Он зашел внутрь, схватил одну из свечей, а затем поджег все эти вещи.