Диана Машкова

Царский подарок

Ух ты! Амстердам.

Целых два дня без мыслей и обязательств, будильников и пробок, хлопот и забот. Бежать, бежать от этого безумия, от нервной Москвы. В праздник, в леность и вседозволенность.

Мы сидим в Шереметьеве у выхода на посадку. Сначала вдвоём, потом подтягиваются другие сонные пассажиры. Я млею от предвкушения и держу Романа за руку. Крепко.

Неподалёку папа лет сорока, спортивный, с длинной чёлкой, затеял весёлую игру с четырьмя сыновьями. Мальчики под стать отцу, красавцы, примерно от шести до двенадцати лет. Папа встаёт к ним спиной, ребята, немного потолкавшись и побузив, выстраиваются в линию. Как только они затихают, отец резко оборачивается и со свирепой мордой гонится за кем-то одним. Дети хохочут как сумасшедшие, бросаются врассыпную. Погоня не шуточная – удирать приходится со всех ног. Да ещё пол скользкий, то и дело кто-нибудь падает. Зато сколько счастья! Интересно, наши отечественные отцы могут так же непринуждённо затеять весёлое безобразие в неположенном месте? Или сто раз подумают о покое и комфорте дремлющих в железных креслах пассажиров? Сама по привычке, оставшейся в наследство от советского воспитания, всегда думаю сначала об удобстве других. А тут никаких экивоков. Неугомонного отца с шумным выводком выносливо терпят, замечаний вездесущие бабушки ему не делают. Может, импортное происхождение спасает от порицания? Легко быть в России англичанином, что ни говори.

Нас приглашают на посадку. Понимаю, что не надо никуда торопиться, что всё прекрасно успеем, но физически не могу усидеть на месте. Так хочется оторваться, наконец, от земли!

– Свет очей моих, дай сюда телефон.

– Зачем?

– Конфискация, – говорит Роман.

– Подожди-подожди, это моё, так нельзя.

– Можно.

– А если…

– Никаких «если»! Сейчас ты пообещаешь тридцать шесть часов тишины.

– Кому?

– Самой себе. – Муж берёт меня за запястье и вытягивает из ладони айфон. – И не будешь это правило нарушать.

Улыбаюсь и покорно киваю. С меня только что сняли всю ответственность. Класс! Хотя глубоко в душе всё же скребутся кошки. А если? Но пока ещё вредные животные не особенно донимают, можно сделать вид, что я их не замечаю.

Раз, два, поворот, бег по полосе, и – взлетели. Сижу, уткнувшись носом в книгу, ничего в ней не вижу и тайком поглядываю на любимого. Читает очередную умную статью, на меня даже не смотрит. Но я-то знаю, что всё с его настроением хорошо и он доволен собой. Остается только мне не ударить в грязь лицом и как-то соответствовать ожиданиям. Царский подарок Амстердам на День святого Валентина, который у нас никто никогда особенно и не праздновал, обязывает. Только что мне надо делать-то? Ладно, разберёмся потом.

Бортпроводники грохочут по салону тележкой. Мясо или курица? Вода или вино? Чай или кофе? Выбираю вино, поэтому к третьему, чайному, проходу, несмотря на шум и гогот в салоне, уже крепко сплю, подложив под голову синтетический плед. Как же давно мне не было так хорошо и безмятежно! Жаль, что лететь всего только три часа.

– Выспалась? – слышу голос Романа.

– Не то чтобы очень.

– Ну, ничего не поделаешь, – вздыхает он, и я вижу, как ему жалко меня будить, – уже снижаемся.

Смотрит с нежностью и протягивает руку, чтобы найти затерявшийся подо мной ремень безопасности. Приподнимаюсь, чтобы облегчить ему задачу. Накрепко пристёгнутая к креслу, открываю шторку иллюминатора и смотрю вниз.

– Ух ты! Ничего себе!

– Нравится?

– Потрясающе! Ой, сколько каналов! Даже больше, чем дорог. А домики. Вон те, коричневые с белым – настоящие пряники.

– Рад, что угодил.

– Спасибо! Даже не знаю, как буду благодарить…

– Я что-нибудь придумаю. – Любимый хитро щурится. – Ну что же, вперёд!

В вагоне скоростного поезда двухлетний белобрысый малыш неземной красоты улыбается мне с сиденья напротив и строит глазки. Я подхватываю игру – то высовываюсь из-за спинки кресла, то исчезаю. Таращу на озорника глаза, подмигиваю и в качестве кульминации показываю язык. Мальчишка в восторге, визжит от радости. Поглазеть на источник веселья сына выглядывает молодой голландский отец. Увиденным и он остается доволен – я уже не кривляюсь, веду себя как приличная женщина. Папочка благодарно улыбается мне и снова расслабляется в кресле. Роман тоже не остаётся в стороне и внимательно осматривает общительную семейку.

– Он не слишком для тебя юн? – спрашивает ехидно.

– Который из них двоих?

Рома не отвечает, только безнадёжно машет на меня рукой, дескать, «что с неё взять». И правильно.

Топаем от вокзала к отелю, а мне уже хочется всего и сразу. Неспешной прогулки по центру пешком, а после на кораблике по каналам. Самой древней городской церкви Ауде Керк и следом Валлена, квартала красных фонарей. А ещё обязательно весёлого ужина в шумном ресторанчике, до отказа набитом разноцветными посетителями, и потом романтичного вечера в номере отеля. Сама от себя не ожидала, что окажусь такой жадной до впечатлений. Это всё атмосфера города, его многоголосье и какофония ароматов. Ваниль из кондитерских мешается с дерзким дымом марихуаны из кофешопов и растворяется в запахах жареного мяса бесконечных кафе.

– Придумала, куда сначала идём?

– Да, на кораблик! Пока светло.

Едва успеваем забросить чемодан в отель – самый обычный номер, стол-кресло-кровать, непонятно, за что дерут такие огромные деньги, – и мчимся к Музейной площади. Сказочные мосты с коваными перилами, на которые прилажены сотни и тысячи велосипедов. Бесконечные змейки каналов. Говорят, целая туча железных коней каждый год улетает из-под нетрезвых ездоков прямо в воду. Или выбрасывается туда же за ненадобностью. Хочется верить, что сами безбашенные велосипедисты если и оказываются в амстердамских каналах, то умудряются выплыть.

Ну наконец-то. Пристань.

– А почему не принято на окна вешать шторы?

– А что с домами, которые словно валятся вперёд?

– А почему люди живут на воде – это дешевле?

Мы уже в лодке, в окружении стаи китайцев и парочки европейцев. Хозяин катера, он же капитан, седовласый шутник по имени Пим, на любой вопрос выдаёт забавный ответ, а заодно рисуется перед туристами. Английский, немецкий, французский – все языки ему даются легко и все из его уст звучат словно песня.

– Впереди самый знаменитый в Амстердаме мост, Магере Брёх, – задорно предупреждает он, – если под ним поцеловаться, будете вместе всю жизнь.

Мы с Ромой целуемся. Мало ли, вдруг пригодится.

– Я тоже пробовал со своей girl-friend, – от души веселится Пим, – у меня ничего не вышло!

Да какая разница? Пусть посмеётся над нами, старый ловелас. На каждую пару в этом мире действуют свои законы.

Китайцы галдят, щёлкают фотоаппаратами, хохочут. Мы мирно улыбаемся и смотрим на воду, в которой отражается невыносимая красота: средневековые домики, пёстрые люди и причудливо изогнутые голые деревья. Какое счастье, что можно вот так сбежать и забыться…

Кораблик делает круг по каналам и возвращается к пристани. Телефон у Ромы я забрала ещё во время плавания под предлогом «фотографировать», и вот теперь невыносимо чешутся руки – хочется потихоньку, пока он не видит, хотя бы отправить смс. Вдруг там, дома, что-то случилось? Я даже не знаю, успела ли Соня к репетитору, не забыла ли дома, как обычно, учебник или тетрадь. Выпускной класс, семнадцать лет, а в голове ветер гуляет. Попала ли Маша на занятия в школу радио или из-за вечной гигантской пробки застряла в дороге? Если так, расстроится, на весь день настроение будет испорчено. Спала ли Нюточка днём, соскучилась ли по маме, чем занимается? Вот бы позвонить им сейчас, а лучше по скайпу. Младшая, конечно, ответит своё невозможно милое «дя» и, если у них с бабушкой всё по графику, добавит «ням-ням». Ох, как же я, оказывается, уже соскучилась по ним. И, если честно, волнуюсь – у нас и дня не проходит без происшествий, а я сейчас в полном неведении. Утром они спали, не стала будить. Неудивительно, что мысли теперь оказались там. Хотя за последние дни дети так закрутили мне мозги, так измучили, что я сама мечтала удрать от них куда подальше, желательно на пару месяцев. И вот – не прошло даже суток.

– О чём это ты задумалась?

– Да так, ни о чём.

– Верни, кстати, свой телефон.

– Ром, ну это уже насилие над личностью. Я просто фотографирую, детям даже не пытаюсь звонить.

– Уверена? А я по глазам вижу, что ты опять там.

– Где?

– В Москве! Высчитываешь в уме, кто поел, кто проспал, кто на занятия успел, кто опоздал. Хватит. Угомонись!

– А ты разве нет? Не высчитываешь?

– Нет. Дай детям хоть чуть-чуть самостоятельности и свободы. Это им только на пользу.

– Но ты же знаешь, Соня с Машей, если не напоминать, всё забывают, всюду опаздывают.

– Ну и пусть. Это их проблемы. Каждый за свои ошибки отвечать должен сам.

– Ты в детстве много отвечал?

– Достаточно! Поэтому и вырос мужиком.

– А у нас три девочки. – Я примирительно улыбаюсь, заглядывая ему в глаза. – Им не надо «расти мужиком».

Не сработало. Смотрю на него и понимаю, что сейчас грянет гром. Лишь бы не слишком сильно.

– В этом-то и беда! Одни девки, и воспитание… бабское!

– Что?! – Меня как будто столкнули в амстердамский канал. Обида обожгла, словно ледяная вода.

– Повторить?

– Нет, я прекрасно всё слышала. Тогда воспитывай сам!

– Я бы с радостью! Но это же девочки, им слова не скажи. Вот если бы дома был хоть один пацан!

– Да какая разница-то?! Дети есть дети! Ты понятия не имеешь, сколько отцов мечтает о дочерях. Учись ценить что имеешь.

– Давай без нотаций!

– Да я…

– Послушай! Я первый раз в жизни решил отметить с тобой идиотский Валентинов день. Чтобы ты расслабилась. Забыла про всех этих репетиторов, про тетрадки, оценки, танцы, школы радио, мультики… Меня достала твоя вечная паника «а если». Но ты и здесь умудрилась всё испортить!