— Я надеюсь, что ни вы, ни ваша матушка не позволите себе никакой резкой выходки и обойдете молчанием весь этот… несколько неловкий инцидент? — произнес он, первый нарушив молчание.

— Что сделает матушка, за это я вам поручиться не могу… Что же касается меня, то я смело могу уверить вас, что я только теперь вполне поняла и вас, и то, что ожидает меня в совместной жизни с вами. И я заявляю вам, что, как я никогда ни перед чем не сробею и не отступлю, так же точно я не пойду навстречу никакому новому оскорблению, сознавая, что заступиться за меня некому и ни на чью смелую и честную защиту я рассчитывать не могу! Это — тяжелое преимущество сирот, и не дай вам Бог когда-нибудь понять всю безотрадность этого права!..

Со своей матерью Софья Карловна не затрагивала вопроса о сделанном ей предложении. Слишком тяжело легло оно на их чуткие души. Но за них всем происшедшим возмутился великий князь Михаил Павлович, всегда умевший знать все то, что ему хотелось знать.

Великий князь в течение целого дня не видался с государем и даже не поехал к нему с обычным рапортом, запиской уведомив его о своем внезапном нездоровьи.

Государь не поверил болезни брата и на следующее утро сам поехал к нему на Елагин остров.

— Ты чего это дуешься? — спросил он, входя в кабинет брата, который поспешил встретить его на пороге комнаты. Чем это ты так разобиделся, что даже во дворец заглянуть не хочешь?

Великий князь с обычной ему прямотой резко отозвался об эпизоде с Лешерн.

— Ну, вот еще того не доставало, чтобы мы с тобой, с детства никогда не ссорившись, разодрались из-за бабьей юбки! — заметил государь. — Да и было бы из-за чего! Подумаешь, какая девственница!.. К гвардейским офицерам по казармам ездит! — повел он своими могучими плечами.

— Перестань! — серьезно, почти строго произнес Михаил Павлович. — Довольно того, что разные твои близкие любимцы могут оскорблять всех, кто им не по шерсти придется!.. На одного из них мне сегодня жалоба принесена, с которой я собирался завтра утром сам к тебе ехать!..

— Ты, стало быть, так и постановил ездить ко мне только с жалобами, а гостем тебе у меня тесно кажется?.. Разлюбить меня собрался?

— Нет, разлюбить тебя я не могу, если бы даже и пожелал сделать это… Но чем сильнее я люблю тебя, тем больнее мне видеть и слышать все то, что подчас вокруг тебя совершается! Ведь ты пойми, что теперь опять сделано!.. Чужая, ни в чем неповинная душа разбита, брат Николай! — взволнованным, слегка дрогнувшим голосом произнес Михаил Павлович, — чужое самолюбие затронуто… И все это сделано твоим именем, именем моего обожаемого брата и государя!

Голос великого князя дрогнул, и он, крепко пожав руку старшего брата, нежно поднес ее к губам.

Николай Павлович, глубоко тронутый, поспешно отдернул руку.

— Что ты?.. Полно!.. Успокойся!.. Стоит так волноваться из-за всего этого!.. Ну, хорошо, согласен, я не прав, да, впрочем, и не столько я, сколько тот, кто в своей угодливости без достаточного такта перешел необходимые границы.

— И ты такого человека выбираешь себе в поверенные? — укоризненным тоном произнес великий князь.

— Уж и «поверенные»!.. Скажешь тоже! Я никогда ровно ничего не доверял и не доверю ему, а женскому капризу я особенной цены не придаю и об этих пустяках действительно говорю с ним довольно часто и довольно прямо. Но как бы то ни было, а твое протеже — особа не в меру заносчивая! — недовольным тоном продолжал государь. — Ведь что она по моему адресу говорила!.. Как неосторожно выражалась…

— Ну, знаешь что? Довольно об этом!.. Вообще оставим всю эту прискорбную историю в покое!.. Меньше чем через неделю наши молодые обвенчаются и заживут себе той жизнью, какую им Бог на долю пошлет! До нас с тобой им и высоко, и далеко… Пожелаем мы им счастья издали и перестанем о них и говорить, и думать! — примирительно произнес великий князь.

— Согласен! — нехотя ответил государь. — Тем более, что у меня в виду имеется кое-что другое. Скажи, ты сам лично будешь посаженным отцом на свадьбе этой Лешерн?

— Да! А что?.. Ты меня заменить хочешь?

— Ну вот еще вздор!.. Стану я по всяким там свадьбам разъезжать!

— Нет, я думал потому, что наша «волшебница» так внимательно отнеслась…

— То императрица, а то я! — нервно произнес государь, вставая с места и первый направляясь к двери. — Я пройду к великой княгине! — обернулся он к брату и направился в ту сторону дворца, в которой помещались личные покои супруги Михаила Павловича, великой княгини Елены Павловны.

VII

НЕВОЛЬНЫЙ БРАК

Несвицкий угадал. Прибывший из Москвы родственник был действительно командирован матерью князя Алексея, старой княгиней, в которой он с самой ранней юности души не чаял и у которой находился в полном безотчетном повиновении.

Этот двоюродный дядя князя Алексея Несвицкого, степень родства которого с княгиней и ее меньшими детьми не была ни для кого тайной в Москве, был человек очень богатый, очень добрый и покладистый.

Он внимательно выслушал князя, понял его положение, взвесил все, что он имел «за» и «против» женитьбы на дочери генерала Лешерн, и взялся устроить это дело «там», «дома», причем, прежде чем уехать, вручил князю Алексею тысячу рублей на свадьбу, обещая скрыть от княгини эту довольно щедрую помощь.

— Ну чего тут! — добродушно произнес он в ответ на горячую благодарность князя, необыкновенно довольного этой неожиданной поддержкой. — Я и больше дал бы, да с собой не захватил!.. Правду сказать, княгиня наша в последнее время порядком-таки пообрезывает меня!.. Славная она у нас, только строга не в меру!.. Да ты, князек, не горюй! — ласково закончил он, по старой памяти называя Несвицкого тем именем, каким он звал его, когда тот был еще ребенком. — Я все меры употреблю к тому, чтобы уговорить ее… А ты говоришь, очень хороша невеста-то твоя?

— Да, она — положительно красавица!..

— Скажи на милость!.. И сам государь, ты говоришь, соперником тебе заявился? — рассмеялся он.

Несвицкий трусливо огляделся по сторонам.

— Не бойся! — остановил его дядя. — Я осторожен!.. Не понимаю нешто? От меня никто не услышит… В Москве я одной княгине только и расскажу про это… Знаю, что можно говорить, а чего нельзя… не маленький! Когда свадьба-то, ты говоришь?

— В воскресенье.

— Так, так!.. А сегодня у нас вторник!.. Всего ничего, значит, осталось… Взглянул бы я на тебя, князек, под венцом!..

— Что же, оставайтесь! — нерешительно произнес Несвицкий.

— Ну вот еще!.. Чего там? Я так только сказал!.. Да и некогда мне, княгиня меня на срок отпустила. Она там, гляди, волнуется!.. Эстафету прислать велела, коли экстренное чего… Да чего там экстренного? Окрутят тебя, только и всего! А я в день твоей свадьбы уж на полпути от Москвы буду!.. Да и не выдержать мне у вас здесь, по обычаям вашим петербургским… Все на бульонах да на разных деликатесах; и не выругайся всласть, и щей кислых со льдом не спрашивай!.. Как у вас поживешь, так и всерьез поверишь, что всех крепостных на волю выпустят и рабов у помещиков отберут. Нет, москвичу в Питере не ужиться. Меня, кажется, озолоти, чтобы я здесь на житье остался, так я не соглашусь… Погостить погощу, а в коренные питерцы записаться — слуга покорный!..

Простившись с Несвицким и дав ему на прощанье совет беречь молодую жену, не обижать ее, а жить с ней в мире и согласии, москвич выехал с первым отходившим мальпостом, составлявшим в то время еще предмет нововведения и роскоши, доступной далеко не многим.

Посещение дяди успокоительно подействовало на князя и, оставшись на другой день обедать в доме невесты, он был разговорчивее обыкновенного, а прощаясь, даже подошел к руке своей будущей тещи.

Ту удивила такая непривычная любезность, и она, почти брезгливо и холодно отдергивая руку, спросила:

— Что же, вы завтра за мебелью и вещами приедете?

— Да, завтра надо будет прислать за всем этим! — произнес князь. — Только я, право, не знаю… Быть может, мебель вам самим нужна?

— Вопрос о том, что мне лично нужно или не нужно, давно решен! — холодно ответила генеральша. — Я оставлю себе только самое необходимое, потому что и сама не собираюсь долго заживаться здесь. Впрочем, вас лично этот вопрос не касается: мы с дочерью между собой все это порешили…

— Я и не вмешиваюсь в ваши распоряжения! — обиженным тоном заметил князь. — Я хотел выяснить, что именно нужно будет брать отсюда, потому что я завтра занят и не знаю, в котором часу и буду ли вообще в состоянии лично приехать сюда.

— Ваше присутствие вовсе не нужно! — холодно заметила Софья Карловна.

— Даже «не нужно»? — сконфуженно улыбнулся Несвицкий.

— Я хотела сказать «не обязательно», — поправилась она. — Совершенно достаточно будет, если вы пришлете доверенного человека, который сумеет все порядком уложить и в целости довезти!

— В этом отношении вы можете быть совершенно спокойны… Мой денщик — человек и опытный и расторопный. Он уже обо всем предупрежден, и вы смело можете доверить ему. Таким образом, сам я заеду перед вечером, потому что к ночи я должен буду попасть домой, в Царскую Славянку…

— Повторяю вам, что ваше присутствие вовсе не обязательно, — заметила Софья Карловна, — и что эти последние дни вы можете почти вовсе не бывать у нас!.. У вас найдется много занятий, а мне здесь всякая минута дорога будет… Ведь это — последние дни, которые я проведу с мамой!..

Голос молодой невесты дрогнул.

— Я, право, не знаю… Я предлагал вашей матушке… — начал князь.

— Что? Ко мне переехать?.. Вы знаете, что она никогда не согласится на это. Об этом и говорить нечего!.. До свадьбы остается так мало, а хлопот у нее так много, что, повторяю, вы можете вовсе не бывать здесь.