Что же могло побудить семнадцатилетнего правителя к подобному иррациональному поступку? Правдоподобно и логично сие помутнение рассудка можно объяснить только одной-единственной причиной: мальчик влюбился. Причем влюбился в ту, любить кого по статусу ему никак не положено. Отлично сознавая, что при существующем положении дел ни единого шанса соединиться с избранницей он не имеет – Иван IV и проворачивает всю свою невероятную авантюру с побегом, венчанием на царствие и немедленной свадьбой. Любовь зла и толкает людей на самые безумные выходки.

Что характерно, искренняя любовь и нежность, царящие в отношениях Ивана IV и его супруги, отмечены всеми без исключения: и очевидцами, и историками. И достаточно согласиться с той реальностью, в которой это чувство возникло примерно за пару месяцев до свадьбы, а не после венчания, – и половина загадок правления Ивана IV разрешаются сами собой. Все «тайны» правления Ивана Грозного есть лишь «круги на воде», прямое следствие его любви к Анастасии и желания быть с нею вместе.

Самое яркое и публичное следствие этой любви есть воцарение на русском троне династии Романовых.

В наше время, стараниями малограмотных дилетантов, в умах многих людей утвердилась версия, будто Романовы – это то ли немцы, то ли англичане, то ли вовсе марсиане, хитрым образом утвердившиеся на троне. В общем – некие узурпаторы, захватившие власть и стремящиеся задним числом переписать историю, подделывая архивы, датировки и археологические находки. Хотя на самом деле Романовы – это потомки Романа, отца Анастасии Романовны, плоть от плоти русского народа, представители худородного служивого люда. И как раз им сохранение реальной истории всегда было важнее всего. Хотя бы для того, чтобы не слыть немцами, марсианами или злобными чужаками-англичанами.

Интересно, мог ли представить себе рано умерший небогатый и безвестный боярский сын, что его потомки станут править величайшей державой планеты? Думается, за подобное предсказание любой провидец моментально прослыл бы юродивым. Однако судьба умеет шутить, а перед настоящей любовью бессильны любые законы – хоть людские, хоть природные.

Вторым следствием любви красавицы Анастасии и Ивана IV стало появление и закрепление в русском менталитете уверенности в том, что «царь хороший – бояре плохие». А родилась она благодаря тому, что лишенный из-за своей женитьбы всякой поддержки среди служивого боярства государь был вынужден искать другие точки опоры для сохранения власти. И эту опору Иван IV вскоре нашел. Вспомним знаменитые реформы «влюбленного юнца» Ивана Грозного.


Земский собор 27 февраля 1549 года царь открыл словами: «Отныне я судия ваш и защитник» и объявил представителям Русской земли и русских сословий, что во всех городах и пригородах, во всех сельских волостях и погостах, а также в частных владениях бояр и других землевладельцев жители должны избирать свои местные власти, занимающиеся судом и управлением – земских старост и целовальников, сотских и дворских. И с согласия всех сословий Русской земли почти сразу выходит Судебник 1550 года, утверждающий эти изменения.

Начинается Судебник со статьи, запрещающей посулы (взятки) чиновникам, а также с их личной ответственности за неправосудное решение (в трехкратном размере пострадавшему).

Согласно статье 38, вводится «суд присяжных»: «А на суде у бояр и детей боярских и у их тиунов быти где дворский, дворскому да старосте и лучшим людем целовальником… А без старост и без целовальников суда не судити», «а в которых волостях наперед сего старост и целовальников не было; и ныне в тех во всех волостях быти старостам и целовальникам». При судебных спорах волостных крестьян и горожан на суде должны быть выборные представители обеих сторон, «двое сотских да городской человек».

«А учнут излюбленные судьи судити не прямо по посулом, а доведут на них то, и излюбленных судей в том казнити смертной казнью, а животы их велеть отдавать тем людям, кто на них доведет. А в суде и у записки и у всяких дел губных и у излюбленных судей сидети волостным лучшим крестьянам».

«Животы» в переводе на современный язык означает «имущество». Сиречь – судей, уличенных во взяточничестве, надлежит казнить, а их имущество раздавать неверно осужденным.

Вот она – средневековая жестокость во всей ее красе!

В случае исков или жалоб на царских чиновников они, как и другие ответчики, должны явиться на суд в Москву или присылать за себя поверенных. А «который наместник на срок к суду не явится и поверенного не пришлет, того тою явкою и обвинить по иску или жалобе истца».

Если же простолюдинам не нравится местное руководство, то «И будет посадские люди и волостные крестьяне похотят выборных своих судей переменити, и посадским людям и волостным крестьянам всем выбирати лучших людей, кому их судити и управа меж ими чинити».

Единственное ограничение налагалось на выборы губных старост, занимающихся «разбойными делами» (тогдашняя полиция) – их надлежало выбирать из людей служивых.

А в остальном: «Велели мы во всех городах и в станах и в волостях учинить старост излюбленных, кому меж крестьян управу чинить и наместничьи и волостелины и праветчиковы доходы собирать… которых себе крестьяне меж себя излюбят и выберут всею землею… и разсудити бы их умели в правду безпосульно и безволокитно».

Все крестьяне этим судебником признаются свободными людьми, сидящими или на своих землях (своеземцы), или на общинных, или на владельческих (это про крепостных). И если крепостные крестьяне желают переехать от своего хозяина, то им надлежит заплатить «пожилое и провоз» (арендную плату за землю) не в тех размерах, сколько захочет князь или боярин, а: «дворы пожилые платят в полех за двор рубль два алтына, а в лесах, где десять верст до хоромного (строевого) леса, за двор полтина да два алтына… а за повоз имати с двора по два алтына; а опричь того на нем пошлин нет».

Вот и все «крепостное рабство».

В мае 1551 года в Москве состоялся церковный Стоглавый собор. Его первое же постановление – о всеобщем образовании.

«Тем же протопопом, и старейшим священником, и со всеми священники и дияконы кийждо во своем городе, по благословению своего Святительства, избирати доблих и духовных священников и дияконов и дияков же, наученых и благочестивых… И у тех священников и дияконов учинити в домех училища, чтобы священники и дияконы, и вси православные Християне в коемждо (каждом) граде, предавали им своих детей, в научение грамоте, и на научение книжнаго писания… и чтоб священники и дияконы и дьяки и выбранныя, учили своих учеников страху Божию и грамоте». (гл. 26)

Таким образом, вскоре после восшествия на престол Ивана IV низшее сословие православной Руси внезапно обнаружило, что оно имеет:

– право на всеобщее образование,

– право выбирать представителей в любые органы власти и быть в оные органы власти избранным,

– право на прямое выборное представительство при царском престоле,

– личную свободу от произвола монастырей и князей с боярами,

– юридическое равенство перед законом с любыми, даже самыми знатными, князьями.


Фактически Иван IV создал государство «самодержавной демократии», в котором власть народа и его свобода защищались авторитетом и военной силой государя. Нет ничего удивительного, что на подобные преобразования народные массы ответили любовью и беззаветной преданностью. За все время правления Ивана Грозного неизвестно ни об одном восстании или просто волнении, направленном против царя, а во время печально знаменитого «новгородского погрома» новгородцы активно и яростно поддержали вовсе не своих бояр, а московского государя. Поддержали настолько искренне, что пораженный их любовью и преданностью Иван IV через год после «новгородского погрома» перенес свою столицу в Новгород, построив на «Ярославом дворище» царские хоромы площадью в 14 га (!). Сразу видно – самодержец решил обосноваться в Новгороде навсегда.

Дворец Ивана Грозного, в котором происходили многие из событий настоящего романа, стоял напротив новгородской крепости, на другом берегу Волхова. Сейчас на его месте разбит парк.

Именно новгородцы в тяжелые для России годы войны с Османской империей в 1571–1572 годах, когда все силы русской армии находились на южном порубежье, а сам государь со своей дворней воевал в Ливонии, обеспечивали безопасность царской казны и царской семьи, оставленных на их попечение. Новгород доверия Ивана IV не обманул – за что ему низкий поклон.

Разумеется, реформы Ивана Грозного вызвали среди знати возмущение и привели к попыткам свергнуть неугодного государя. Ведь совсем рядом, в просвещенной Европе, любой землевладелец обладал абсолютной властью над своими крестьянами, мог их казнить и миловать, купить, продать, изувечить, лишить имущества, забрать их жен или дочерей. В общем, был равен богу в своих владениях и мог требовать уважения, постов и денег от своего сюзерена в обмен на оговоренную службу. А тут вдруг…

Как возмущается боярин Тетерин в письме боярину М. Я. Морозову: «…есть у великого князя новые верники – дьяки… у которых отцы вашим отцам в холопстве не пригожалися, а ныне не только землею владеют, но и вашими головами торгуют».

«Простолюдинов он делает большей частью по собственной воле (в чем ему никто не прекословит) дворянами, воеводами и чиновниками, избирает их не от шляхетского роду, ни от благородства, но паче от поповичей или от простого всенародства, а от ненавидячи творит вельмож своих» (А. Гваньини).

Массовая поддержка населения и открывшиеся «социальные лифты», возносящие к руководящим должностям не родовитых, а талантливых людей, радикально изменили государство, придав ему новое дыхание. Получив от семибоярщины маленькую Русь, зажатую между Окой и верхней Волгой, Иван Грозный оставил после себя Великую Россию практически в современных границах, самую мощную и передовую державу своего времени; он многократно увеличил размеры своей державы, удвоил число городов и крепостей, до краев наполнил казну, не проиграл в своей жизни ни одной войны и создал мощнейшую на континенте армию. После его смерти на протяжении четверти века, до самого Смутного времени, никто уже не рисковал тревожить русских границ, казны хватило на строительство еще двух десятков городов в нижнем Поволжье и Сибири, а некоторые из его указов (например, на монополию внешней торговли пушниной) были отменены только Борисом Ельциным.