Напротив, с другим мундштуком в руках, сидел худощавый престарелый Игезбай, с покрытым морщинами лицом, тоже в халате и в чалме – но из обычного серого полотна.

Игезбай, верный соратник Бек-Булата, состоял при касимовском царе калги-султаном, однако в походы по старости не ходил. Ветхий слуга приглядывал за порядком в городе, когда Саин-Булат отъезжал по делам, следил за арсеналом и погребами и вел с господином умные беседы, если тому становилось скучно и одиноко.

– …жизнь есть высшее чудо, дарованное нам Аллахом, мой мальчик, – сонно бубнил старик, продолжая уже давно потерянную мысль, – и потому не может считаться мусульманином воин, ищущий в бою смерти! Самоубийство есть грех ужасающий и непростительный, нарушающий каноны веры. Если ты смертник, то это все, это измена богу, это есть отречение от веры, от Аллаха, это ад и язычество. Смертник не может быть мусульманином. Смерть во имя джихада благородна, но мусульманин не должен искать смерти. Он должен искать победы! Смерть не способна искупить позора, мой мальчик. Позор можно искупить токмо победой. А искать смерти в походе нельзя. Это противно истинной вере…

Саин-Булат, опустив веки, согласно кивал сей проповеди, но не отвечал. Может статься – даже и не слышал всего того, о чем сказывал многоопытный Игезбай.

Отворилась дверь, в курительную заглянул одетый в синюю атласную рубаху и красные свободные шаровары молодой слуга, почтительно поклонился:

– Прости за беспокойство, великий хан, к тебе гостья.

– Не хочу никого видеть, Ильгам! – отмахнулся касимовский царь.

– Меня послал Яштиряк, великий хан. Он сказал, ты будешь рад.

– Яштиряк? – Саин-Булат заколебался. Верный и преданный слуга не стал бы тревожить господина просто так. Мальчишка, подобранный много лет назад на здешних улицах и возмужавший рядом с ним в походах, еще никогда своего господина не подводил. Правитель города отложил мундштук и поднялся: – Будь по-вашему. Веди.

Вслед за Ильгамом Саин-Булат прошел сквозь череду светелок, спустился вниз, повернул к дровяному крыльцу, вышел на внутренний дворик, засыпанный щепой от колотых дров. Но сейчас здесь никто не работал, и во всем дворе стояла одна только женщина в собольем плаще и повязанном поверх бобровой шапки пуховом платке. Гостья оглянулась на шум шагов, сверкнули голубые глаза – и татарский хан замер, словно пронзенный каленой османской стрелой.

– Ты на ногах? – выдохнула она.

– Это ты или видение? – медленно приблизился к женщине Саин-Булат.

– Прошла молва, разбили тебя возле замка Лоде, любый… – облизнула пересохшие губы княгиня. – Говорят, старосты обозные вернулись, тебя же, ранненого тяжко, татары в Касимов увезли.

– Цел я, ненаглядная моя, – покачал головой Саин-Булат. – От позора лютого сюда убежал.

– Цел? – слабо улыбнулась Анастасия Черкасская, провела ладонью по щеке воина. – Ну и слава богу. А то я от известия сего сама чуть не умерла…

Женщина прильнула к нему в коротком жарком поцелуе, тут же отодвинулась:

– Прощай! – И торопливо убежала, выскочив на улицу через калитку дровяных ворот.

Касимовский царь остался стоять в одиночестве, растерянно оглядывая опустевший двор. Ему хотелось смеяться и плакать, хотелось бежать и плясать, но еще сильнее – просто устоять на совершенно непослушных, слабых ногах.

– Ильгам! – крикнул он.

– Да, великий хан?! – выскочил во двор слуга.

– Хватит с меня кальяна, Ильгам. Проводи меня в опочивальню. Мне нужно поспать.


Новое утро касимовский царь встретил уже бодрым и крепким человеком, ясно мыслящим и твердо стоящим на ногах. Однако в его памяти все еще осталось воспоминание о случившемся вчера видении. И потому еще прежде намаза он потребовал к себе главного слугу.

– Яштиряк. – Саин-Булат взял молодого нукера за плечо. – Яштиряк, скажи… У меня вчера были гости?

– Она просила… – совсем негромко, почти шепотом ответил слуга. – Чтобы никто не видел, не знал. Я помню… Помню вас тогда, зимой… Я рискнул побеспокоить тебя, великий хан.

– Иншал-ла!!! – взвыл Саин-Булат и с силой ударил кулаком в стену. – Проклятый кальян! Проклятый гашиш! Выходит, это было не видение?! А я…

Касимовский царь схватил слугу за плечи, прижал к двери:

– Где она?! Где остановилась?!

– Меня служанка из дома вызвала, – мотнул головой Яштиряк. – Я ее знаю, девку сию, по усадьбе в Бобриках. Синява именем, в Анастасии Черкасской души не чает. Полагал, письмо. Вышел, а в возке была княгиня. Я ее через дровяные ворота провел, а Ильгама…

– Где она?! – зарычал Саин-Булат, не дав слуге договорить.

– Вестимо, уехала сразу, как…

– Куда?!

Молодой нукер в ответ только сглотнул.

– Так… – взяв себя в руки, татарский хан отпустил слугу и сделал шаг назад. – Яштиряк, ты видел возок, сможешь его описать. Как бы княгиня ни таилась, возка не спрячешь. Пусти людей по постоялым дворам, по улицам, в дома богатые загляни, стражу вчерашнюю расспроси. Найдите ее, она должна пребывать где-то неподалеку! Давай, давай, Яштиряк, волей моей повелевай! Бегом!

Саин-Булат вытолкал слугу за дверь и вскинул пальцы к вискам.

Его бросило в жар, а сердце колотилось так, словно он снова мчался в атаку на черные стволы аркебузиров.

Хотя нет – подобного смятения Саин-Булат не испытывал ни при одной атаке.

– Проклятый гашиш!

Анастасия была здесь – а он упустил ее, не принял, не поверил своим глазам!

И что теперь?

Татарский хан вспомнил последнее письмо любимой – и скрипнул от ярости зубами. Княгиня испугалась за него, поверила слухам о ране – и выдала себя, приехала проведать! После такого женщине будет трудно отрицать их знакомство и близкие отношения с Саин-Беком. Правда, Анастасия явно попыталась сохранить свою поездку в тайне. Но вот насколько успешно? Княгиня – не дворовая девка, ей трудно незаметно исчезнуть на несколько недель.

И почему она сказала: «Прощай»? Анастасия что, больше не надеется встретиться даже случайно? А вдруг ради поездки сюда княгиня решила принять постриг? Увидела, убедилась, что он цел, а теперь направляется в какой-то монастырь? Тогда это действительно будет навсегда!

– Проклятый гашиш! – Саин-Булат снова ударил стену кулаком.

Ему хотелось что-то делать: скакать, догонять, добиваться! Но приходилось ждать. Ждать, ждать, ждать – в надежде на то, что умчавшиеся нукеры не ошибутся, узнают, не пропустят нужный возок и что женщина вообще все еще находится в городе.

– Только бы найти ее… – склонив голову перед окном, омыл ладонями лицо татарский хан. – Молю тебя, о Всевышний, только бы найти!

Но время шло, час за часом исчезал в небытие, а никаких вестей не приходило. И только вечером Яштиряк осторожно прокрался в покои касимовского царя и встал у дверей, опасаясь приближаться к правителю. Это означало, что вести недобрые.

– Говори! Я тебя прощаю. Но дай мне хоть какой-то ответ!

– Стража приречных ворот запомнила возок, великий хан, – склонил голову слуга. – Большой, тяжелый, запряжен шестеркой цугом. Два кучера, три женщины внутри.

– Уверен? – шагнул к нему Саин-Булат.

– Княжеский возок приметен, трудно перепутать. Не каждый месяц похожие в Касимове появля…

– Где она, Яштиряк?! – зарычал правитель.

– Еще вчера через приречные ворота уехала…

– Седлать лошадей! – кинулся к дверям покоев касимовский царь.

– Не нужно, прошу тебя, господин! – сложил ладони на груди преданный слуга. – Скоро ночь, великий хан. Токмо ноги лошадям переломаем. С рассветом и с заводными гнаться надобно. На перекладных до сумерек перехватим.

– Ты мне перечишь, Яштиряк?! – сухим голосом вопросил Саин-Булат.

– Не случилось бы беды, великий хан. Княгиня остановится на ночлег – проскочим мимо. Что тогда? Вовек ужо не нагоним. Об исполнении желания твоего забочусь. Дабы не разминуться с княгиней, скакать нужно на рассвете.

– Опять ждать?! – скрипнул зубами Саин-Булат. Однако опытный воин понимал, что от ночной скачки много проку действительно не будет, и потому смирился с неизбежным, махнул рукой: – Ладно, будь по-твоему, Яштиряк. Вели приготовить лошадей к утру. Ныне не война, за ночь никуда не сбегут.

Тринадцатого мая, с первыми солнечными лучами, из ворот Касимова вылетела на рысях кавалькада из полутора десятков всадников, каждый из которых вел с собою двух оседланных заводных коней. Обгоняя возки и обычных всадников, татарский хан и его свита стремительно неслись по дороге, не жалея скакунов. Когда часа через два те стали хрипеть и ронять пену – пересели в седла свежих, бежавших налегке коней и дали шпоры. Спустя два часа – снова поменяли. А еще через два часа отдышались скакуны первой смены.

С двумя переменами путники летели как птицы, одолевая почти десять верст каждый час, за два часа оставляя позади дневной переход обычного обоза. Княгиня обгоняла татар самое большее на два дня, и уже к полудню Саин-Булат полагал увидеть ее впереди. Однако час проходил за часом, кони хрипели, исходя пеной, но на тянущемся вдоль пограничной реки тракте встречались только крестьянские возки и кибитки торговцев.

– Проклятье! Она что, тоже во весь опор гонит?! – отмахав почти сотню верст, татарский хан все-таки перешел на широкий походный шаг, опасаясь загнать лошадей. Ибо оставшись пешим, он точно никого и никогда догнать не сможет.

– Скоро вечер, великий хан! – достаточно громко напомнил Савад-бек.

– Остановимся в ближайшем постоялом дворе, – ответил касимовский царь. – Хоть с едой и ночлегом хлопот не будет. А там посмотрим. Утро вечера мудренее.

– Дозволь спросить, великий хан… – после некоторой заминки спросил сотник. – Куда мы летим с таким поспешанием?

Саин-Булат мысленно выругался. Кинувшись в погоню с излишней торопливостью, татарский хан как-то не помыслил о том, что его обычная свита даже не подозревает об отношениях своего господина с некой княжеской вдовой. Касимовский царь привык к своим сотникам, ближним помощникам, слугам, как человек привыкает к любимой одежде или обуви, даже не замечая их присутствия на теле. Также Саин-Булат не замечал постоянно находящейся вблизи свиты. И из города он выехал, понятно, вместе с нею. Теперь уже не отошлешь – странным покажется. Интерес слуги проявят, любопытство. Али беспокойство и преданность, желание проследить и защитить господина от неведомых опасностей. Так или иначе – истина всплывет. Ведь о прошлом разе он у княгини с несколькими нукерами гостевал и особенно не таился, секрета сохранить не требовал. Их спросят – расскажут все без утайки. Получается, Саин-Булат невольно выдал их с Анастасией связь еще нескольким людям! Людям близким и не болтливым. Но все-таки – выдал.