Мария Хэдли - Царица царей

Небо вдоль линии горизонта сильно посерело, в поднявшейся пыли стали различимы очертания грозных рогатых тварей. Они двинулись на незваных гостей, из красных глаз полетели молнии.

Солдаты попятились прочь, стуча зубами от страха и потрясенно переглядываясь. Именно подобного эффекта Усем и добивался.

— Выбор есть всегда, — произнес псил, вскакивая в седло и наподдавая босыми пятками по бокам лошади. — Я свой сделал. Мы едем на войну.

Крик повторился — пронзительный, отчаянный и истошный. Следом прозвучал низкий раскатистый рык. Николай вздрогнул. По палубе с бранью заметались охваченные паникой матросы.

— Если львы вырвутся на свободу, — заявил один, — я заберусь на мачту.

— Они же умеют лазать, — заметил второй. — Ты что, ни разу не видел льва, растянувшегося на суку? Лучше прыгать в воду.

Оба как по команде выглянули за борт. Зловещая тень все так же преследовала «Персефону». Только теперь она была не одна: корабль сопровождала целая туча морских хищников. Капитан, просоленный морской волк с татуированными руками, посмотрел на акул и сплюнул. Вытащил меч и решительно призвал команду к порядку.

— Львов мы перебьем или загоним обратно в клетки, — произнес он. — Нечего бояться, ребята.

Опять послышался рев, а через секунду — крик.

И еще раз.

А потом настала тишина. Она затянулась слишком надолго.

Ласточки, сидевшие на реях, дружно взвились в воздух. Луна прокатилась по небосклону, а из-за горизонта выглянуло солнце. Светило будто ухватилось за край моря пламенеющими пальцами. Но никто из команды не сдвинулся с места.

Желающих отправиться на разведку в трюм не находилось.

— Звери спят, — произнес капитан без особой уверенности в голосе. От воя у него до сих пор сосало под ложечкой. — Наелись и успокоились.

Матросы молчали. Рабы-гладиаторы, помимо прочего, были дорогим товаром. Спускаться вниз, чтобы обнаружить их останки, не хотелось никому. Кроме того, оголодавшие твари, растерзавшие людей, до сих пор бродили на свободе.

— Пойду посмотрю, — сообщил одинокий пассажир.

Моряки изумленно уставились на него.

Этот малый определенно спятил. Ночью он метался в гамаке и бормотал что-то на совершенно незнакомых языках.

Но он не являлся членом команды, поэтому они позволили чудаку отправиться на верную смерть.

— Сколько там львов? — осведомился Николай, остановившись перед запертым люком.

— Шесть, — ответил капитан.

— Если на свободе один, то и остальные тоже?

— Именно.

Капитан вооружился стрелами с наконечниками, смазанными аконитом.[24] Он передал Николаю щит и меч. Моряки выстроились в ряд в ожидании, когда хищников выгонят на палубу.

Николай начал спускаться по трапу в трюм, каждую секунду ожидая ощутить на спине горячее дыхание. Фонарь, который он захватил, не мог разогнать тьму. За пределами узкого кольца света таилось нечто чудовищное.

О чем он думал, когда вызывался пойти на разведку?

Хотя он почти покойник. Бывший наставник детей Клеопатры в розыске, его везут в Рим.

В темноте слышалось размеренное дыхание. Николай поднял фонарь над головой. Рука, державшая меч, дрожала.

На полу растянулся громадный рыжий лев с янтарными глазами. Грива слиплась от крови. Зверь бесстрастно взглянул на Николая, затем равнодушно приподнял губу и обнажил длинные зубы. Живот у историка свело от страха. Впрочем, их разделяла решетка. Этому не удалось вырваться из клетки.

Послышался новый звук. Свист воздуха, рассекаемого в бесшумном прыжке.

Николай стремительно обернулся. Мимо него пронесся золотистый лев. Ученый вдохнул запах шелковистой шерсти, гладкой шкуры и мускуса.

Николай медленно повернул голову и сосчитал хищников. Шестеро.

Но здесь находился седьмой.

Внезапно заплакала какая-то женщина. Он осторожно двинулся к двери, ведущей в отсек с рабами. Не успел Николай переступить порог, как фонарь погас. Трюм погрузился в кромешный мрак. Все прочие чувства историка мгновенно обострились, компенсируя временную слепоту.

В нос ударил едкий дух немытых тел, пота и соли, крови и фекалий.

Просачивающийся под кожу жар, исходящий от стен и пола.

Всхлипывания не умолкали.

К счастью, сквозь трещину в борту корабля пробивался свет. Николай углубился в отсек, внимательно выбирая, куда ступить. Он постоянно поскальзывался на чем-то, но предпочитал об этом не думать.

Он обнаружил ее не сразу. На полу навалили солому и…

Он споткнулся обо что-то твердое и одновременно бесплотное. Глаза уже привыкли к темноте, и он отшатнулся.

Тела.

Плач продолжался, но стал тише.

Николай зажал рот ладонью, подавив приступ тошноты. Лев убил всех невольников. Пощадил лишь рыдающую женщину. Ученый потрясенно огляделся. Каждая жилка в теле буквально завопила. Скорей бежать отсюда прочь, взобраться по лестнице вверх…

Но где же зверь?

Кто-то быстро прыгнул перед ним в тусклом свете. Николай наугад взмахнул мечом. Никакого результата.

— Ты меня так не убьешь, — прошелестел голос ему на ухо.

Николай крутанулся на месте, рубанул клинком воздух. Плечи одеревенели. Сердце гулко стучало, и он вдруг понял, что…

…голос принадлежал ей. Он загрубел и перестал быть чистым и звонким. Ведь он часто слушал, как она рассказывала сказки, пела, звала своих детей. Произносила слова заклинаний. Именно он учил ее правильно их выговаривать.

— Ты хочешь умереть? — осведомилась она. Послышался приглушенный всхлип, полный отчаяния. — Я не могу остановиться. Уходи, если хочешь жить.

Он приблизился к ней. Она свернулась калачиком на мотке каната.

— Откуда ты взялась? — выдавил он. Неуместный вопрос.

Она вскинула на него глаза. Ее зрачки мерцали. Измученное заплаканное лицо, распухшие губы…

— Я изменилась, — произнесла она. — Я не имею ничего общего с человеком.

Во что превратилась его жизнь? Каким ветром его занесло на корабль, который перевозит рабов в Рим? Почему он встретился с созданием, бывшим некогда повелительницей Египта?

— Царица Клеопатра, я — Николай Дамасский. Наставник твоих детей, — прошептал он. — Я тебя знаю.

У нее вырвался странный звук — нечто среднее между смехом и рыданием.

— «Знал», — поправила она. — Теперь ты даже не догадываешься, на что я способна.

Она протянула к нему изящные пальцы, выпачканные кровью. Другой рукой она прижимала к груди небольшой сверток.

— Что ты наделала? — неожиданно тонко и пронзительно воскликнул историк. Он практически потерял сознание, но откуда-то изнутри поднялась волна гнева, заглушившая страх. — На корабле была сотня рабов.

— Ну и кто они, по твоему мнению? — парировала Клеопатра. Она приподняла подбородок, и в этом движении проступила былая горделивость. — С ними обращались как со скотиной. Им давали ту же пищу, что и животным. Правда, поменьше. Я родилась царицей, потом стала львицей, затем рабыней… А теперь я — дикий зверь и хочу есть. Разве я должна голодать?

— Где остальные? — вымолвил Николай.

Клеопатра кивнула на дыру в борту корабля.

Историк заметил обрывок ткани, зацепившийся за щепку.

Акулы. Николая осенило, когда он вспомнил громадный хвост из серебристых тел, слитых воедино. Они тянулись за «Персефоной» всю дорогу.

— Если ты знал меня раньше, помоги мне сейчас, — попросила она.

Он отступил на шаг назад. Он не осмелиться взять то, что Клеопатра собиралась ему вручить.

Однако она развернула сверток. Николай увидел мальчика лет четырех. Мертвенно-бледные щеки, темные спутанные волосы.

Ребенок открыл глаза и в ужасе уставился на ученого. Он выхватил мальчика у царицы. Тот оказался цел и невредим.

— Вот его мать. — Она прикоснулась к трупу на полу. — Он тоже мог пострадать, но я удержалась.

Она разжала кулаки и показала длинные борозды на ладонях.

Ее муки заставили Николая испытать раскаяние. Она не была чудовищем. Где-то внутри нее пряталась прежняя Клеопатра.

— Я не стала бы убивать ребенка. Поверь мне. Богиня завладевает мною, ее голод неутолим. Я думала, у меня хватит сил противостоять Сохмет.

Ученого раздирали угрызения совести. Ведь он раздобыл древнее заклинание. Это из-за него Клеопатра переродилась.

Сохмет не нужны ни золото, ни драгоценные камни. Она жаждала только крови. Начав убивать, она не могла остановиться. Такова была ее природа. Клеопатра уничтожала все вокруг не по собственной воле. Николай перевел текст свитка, притом скверно. А она осталась без защиты перед разгневанной богиней.

Иначе царица была бы действительно мертва и похоронена. И он никогда не оказался бы на «Персефоне», преследуемый римлянами как преступник.

— Чего ты хочешь? — спросил он.

— Мои дети в Риме у императора. Помоги отыскать их. Он убил моего мужа и сына. Он погубил меня.

— И тем не менее ты жива.

— Значит, ты ничего не понял.

Она взяла Николая за руку и положила ее себе на грудь. Ученый попытался отдернуть ладонь, но Клеопатра не дала. Она держала ее, пока он не почувствовал, что сердце царицы не бьется.

— Я согласен, — прошептал он.

Далеко на севере, в чаще леса, Ауд стояла на коленях у постели роженицы. Вдруг она ощутила приближение легионеров. Роженица охнула. Огромный живот приобрел синеватый оттенок и окаменел. Тюфяк под женщиной пропитался кровью. Ауд досадливо зашипела. Приближающиеся всадники отвлекали ее. Сейчас ей необходимо сосредоточиться. Руки затряслись от напряжения. Слишком она стара.