Именно он позволил ей скитаться по миру. Каждый ее вздох приближал Октавиана к смерти.

Он разослал повсюду патрули. Приказал им перевернуть каждый булыжник в мостовой, заглянуть в каждый закоулок. Люди Агриппы обыскивали кухни, тщательно прочесывали дворцовые покои… Клеопатры и след простыл.

— Кого мы разыскиваем? — в сотый раз спросил Агриппа.

— Труп царицы, — ответил Октавиан.

О том, что труп был живой, он умолчал.

Император распорядился выставить заставы на дорогах и на Ниле. Объявил, что тело царицы могла тайком вывезти из Александрии путешествующая в одиночку женщина. Однако в глубине души он понимал, что Клеопатра с легкостью обойдет такие препоны. Зачем чудовищу передвигаться по суше или воде, если она умеет летать подобно священному соколу или, скажем, стервятнику?

— Приведите детей, — произнес он.

Их держали под стражей во дворце. Внезапно его осенило. Возможно, им известно о местонахождении матери?

Он откинулся на спинку золотого трона фараонов, кляня неудобство своего положения. Появление близнецов лишило Августа присутствия духа.

Мальчик, как и полагалось, смотрел в пол, зато девочка склонила голову набок и уставилась на римлянина. Миниатюрная копия Клеопатры с копной черных волос… однако в ее устах не имелось ни капли материнской чувственности. Плотно сжатые в минутном приступе дерзости губы напоминали рот Марка Антония. На подбородке у нее была ямочка, как и у погибшего отца. Глаза — бездонные темные колодцы — она тоже унаследовала от него. На удочку ясного взора Антония попалось немало римских жен.

— Где твоя мать? — спросил Октавиан девчонку без предисловий, отбросив хитроумную линию допроса, которую продумал заранее. От ее взгляда ему стало очень неуютно.

Девочка произнесла что-то на незнакомом наречии. Ничего не значащий поток гортанных звуков… Затем самоуверенно посмотрела на императора.

— Переводчика сюда, — крикнул он. Что за чушь? Неужели никто до сих пор не в курсе проблемы? Кроме того, есть вероятность, что девчонка просто умственно отсталая.

Она подступила к нему на шаг, и Октавиан невольно поежился. Похоже, она его изучала.

— Не нужно никого звать. Наша мать мертва, — заявила Клеопатра Селена на латыни неожиданно низким и скрипучим голосом. — Странно слышать от тебя такой вопрос. Ведь нам сообщили, что ты похоронил ее.

Что за болван посвятил детей в обстоятельства кончины их матери? Октавиан же распорядился, чтобы те оставались в неведении. Не хватало ему очередных обвинений…

— Где мой брат? — неожиданно осведомился мальчик. Сестра жестом велела ему молчать.

— Птолемей спит в нашей комнате, — напомнила она и вновь обратилась к императору.

— Разве ты не говоришь по-египетски?

— Разумеется, нет, — отозвался тот. — Я — римлянин.

— Как и наш отец, но он знает язык нашего народа. А вот ты…

— Я хотел бы поехать в Рим, — с горящими глазами перебил ее Александр Гелиос. — Хочу стать солдатом.

— Я возьму тебя с собой, — пообещал Октавиан. — В обмен на сведения.

— Нет, — отрезала Клеопатра Селена. — Мы будем ждать нашего отца здесь. Он в отъезде, и нам не надо покидать дворец без его ведома. Он станет оплакивать смерть матери, а мы утешим его.

Какая удача! Она ничего не подозревает.

— Если ты скажешь мне, где ваша мать, — сделал он новую попытку, — я оставлю отца в живых.

Девчонка неприязненно улыбнулась.

— Ты ко всему прочему еще и лжец, — произнесла она, на этот раз по-гречески.

Октавиан царственно выпрямился.

— Не смей мне дерзить, — процедил он.

Она фыркнула и продолжала на греческом:

— Мой брат не любит учиться и не говорит ни на каких языках, кроме латыни. Он не догадывается, что отец умер. Я слышала, как перешептывались рабы, когда все спали. Я не останусь в Египте. Нас тут убьют.

Октавиан опешил. Десятилетняя девчонка держалась как взрослая женщина и к тому же собиралась торговаться.

— Спроси, где Цезарион, — заныл ее брат, и Селена ущипнула близнеца.

— Он мертв, — сдался Октавиан. — Его казнили за измену Риму.

Александр Гелиос потерял дар речи. Девочка не изменилась в лице, хотя Октавиан заметил, что она вздрогнула.

— Ложь! Он — сын Юлия Цезаря! Мама говорит, он — достойный мужчина, как и его отец! — воскликнул Александр.

— Нет, — отрезал Октавиан. — Он был мальчиком.

— Почему тогда ты убил его? — спросил ребенок.

В его широко раскрытых глазах застыло изумление.

— Он погиб в бою. И больше об этом ни слова. Война есть война.

По щекам Александра потекли слезы. Октавиан почувствовал отвращение к самому себе.

— Но мы-то живы, — сообщила Клеопатра Селена. — Я отправлюсь в Рим и буду в процессии следовать за ее телом. Ты же такое планировал? Выставить напоказ нашу мать вместе со змеями, которые убили ее? Я присягну тебе на верность. Мои родители любили только друг друга. Мать собиралась жить с отцом вечно, а про меня и братьев она не думала. О нас вообще забыли.

Губы девочки задрожали. Наконец-то она выказала первый признак слабости. И она была лишь немногим старше его родной дочери, Юлии. Совсем еще ребенок.

— Интересно… Она советовалась с магами? Или с ведьмами? — выпалил Октавиан.

— Мне неизвестно о ее местонахождении, но, возможно, я скажу кое-что другое, — ответила девчонка, в упор глядя на императора. — Наша мать ничего не сделала для нас. Она не обеспечила нашу безопасность. Она предоставила это мне. Я поведаю тебе все, если ты защитишь нас.

Внимание Октавиана привлекло мимолетное движение, от которого всколыхнулся тяжелый гобелен. Сердце едва не выскочило из груди. Он сорвался с трона и с мечом наперевес бросился к стене, уверенный, что обнаружит Клеопатру. Клинок пропорол плотную ткань и затупился о камень. За гобеленом не оказалось никого, кроме крысы, юркнувшей в щель.

Октавиан с трудом удержался от крика. Египет походил на стену, полную трещин. Конечно, Клеопатра может скрываться в любой из них. Не исключено, что она уже на пути в столицу империи. В воображении возникла жуткая картина. Он прибывает на родину, увенчанный лаврами победителя, и находит ее в собственной постели… а на полу лежат злодейски умерщвленные жена и дочь.

— Я обещаю оказать вам поддержку, — выдавил он. Почему он чувствует себя обязанным наглой девчонке? Что происходит? Какие враги у нее могут быть? Опасность угрожает только ему, Августу.

— Тогда я поцелую твою руку, — объявила она, и в следующий миг он почувствовал прикосновение ее губ к кончикам пальцев. — Решено. Мы будем римлянами. Тебе нужно отыскать нашего наставника, Николая Дамасского. Он знает, кого она вызывала.

У Октавиана мурашки забегали по спине. Магия. Он подозревал нечто подобное.

— Ты спросил, не советовалась ли она с колдунами, — продолжала Клеопатра Селена. — Она совещалась с учеными и использовала заклинание, связанное с какой-то богиней. Вообще-то все должно было храниться в тайне, но помогал-то ей Николай. Наверное, лишь через него ты сможешь до нее добраться.

— Она никуда не делась, — выдавил Октавиан. — Клеопатра мертва и похоронена.

— Чего же ты тогда боишься? — спокойно поинтересовалась девочка.

21

Клеопатру раздирали ярость и горе, вина и отчаяние, но сильнее всего был гнев. В груди, там, где раньше билось сердце, клокотало гнездо шершней.

Римляне отобрали у нее двух самых дорогих ей людей. Она вспоминала, как пела еще не рожденному Цезариону колыбельные. Как он сосал ее грудь. Клеопатра скорчилась, не в силах совладать с разрушительными видениями мести.

«Ты — моя», — прошелестел голос в голове, еле слышно. Теперь он был неотличим от ее собственного.

— Я твоя, — произнесла она вслух.

Она сотрет Рим с лица земли. Улицы империи превратятся в кровавые реки. Куда бы Октавиан ни пошел, его взгляд будет наталкиваться на горы трупов. Она уничтожит его жену, сестру, военачальников и друзей. Станут ли римские граждане приветствовать своего отважного повелителя, убийцу детей? Она зальет кровью храм Весты. Боги склонятся перед ней. Все властители примутся молить ее о пощаде, но Клеопатра никого не пощадит. Они заплатят ей за гибель Антония и Цезариона.

Во время казни царица ощущала Сохмет, ее надменную улыбку и рокочущее дыхание, но так и не смогла ее увидеть. Когда она упала на землю, то догадалась: богиня находилась не в толпе. Она была внутри Клеопатры.

Сохмет оказалась разгневанной и ослепительной в своем желании. А царица стала одержимой.

Теперь голод терзал ее неотступно. Если на мостовой осталась лужа крови, она вылакала бы ее досуха. Когда на небе появились звезды, она исцелилась от урона, нанесенного ей солнцем, и сил прибавилось. По спинному хребту пробежал огонь. Пламя лизало ее, словно львица языком. Сопротивление обратилось в прах.

«Накорми меня», — приказывал голос. Клеопатра не будет ему отказывать. Отныне она не допустит забвения. Теперь ее глаза открыты.

Само тело подсказывало ей, что в каждом доме спят люди. Царица легко сможет проникнуть к ним. На улицах валялись пьяные — легкая добыча. Она в нерешительности помотала головой.

Она еще не представляла, в кого превратилась. Солнечный свет поверг ее ниц, подавил волю. И ей очень повезло, что в таком состоянии ее не обнаружили римляне и не вернули в заточение.

Клеопатре необходимо исследовать свою новую сущность. Она должна научиться контролировать ее. Нельзя покориться ей полностью, всецело отдаться ярости и жажде.

Она будто произнесла заклинание тысячу лет назад, находясь в окружении металлических плошек, курений, свитков… Культ Сохмет, сказал Николай. В Фивах есть храм богини. Там живут жрицы. Возможно, ей надо именно туда.