— И чем ты собрался меня угощать? — осведомилась она со звериной учтивостью. — Я не вижу здесь никаких роскошных яств. Ты предлагаешь мне пообедать тобой?

Она расхохоталась, но что-то внутри шелохнулось, отзываясь на дикую шутку.

Но это ведь несерьезно. Ей нездоровится. Ее знобит. Пышные одеяния промокли от испарины. Неужели он так слеп? И думает, она будет послушно сидеть, выслушивать его грубые разглагольствования?

Ну почему она не уничтожила его в их первую встречу? Он был хилым и уязвимым. Измученный лихорадкой хрупкий мальчик.

Но тогда она не была еще убийцей. Тогда подобная мысль не могла прийти ей в голову.

Она изменилась.

— Мне плохо, — выдавила она и сглотнула, пытаясь сдержать подступающую к горлу тошноту и прижимая ко рту край покрывала.

Октавиан приказал своим людям внести подносы с едой.

— Ты просто ослабела от голода, — сказал он и положил ей на ладонь кусок жареного мяса, натертый специями и сочащийся жиром.

Клеопатра почувствовала, как против воли сжались все ее мышцы. Она подобралась. Сейчас она бросится на него и…

Она откинулась на холодную резную спинку скамьи.

Нет. Она будет есть. Если такой ценой она выкупит жизни детей, плата ничтожна. Ей рассказывали, что умирающие от голода часто галлюцинируют. Вероятно, и голос, и странные желания. Она положила мясо в рот.

Зловонная, разлагающаяся плоть. У Клеопатры перехватило горло, и она выплюнула кусок.

— Ты пытаешься отравить? Ты уже видел мою смерть, когда у меня забрали мужа. В эту самую минуту ты обедаешь с пустой оболочкой.

Октавиан отрезал ломтик мяса с того же самого блюда и тщательно прожевал.

— Никакого яда нет, — сообщил он. — А ты — упрямая идиотка. Значит, моя еда недостаточно хороша для вас, госпожа?

Он сделал знак солдатам, и они приблизились к Клеопатре. Один остановился позади нее и вытащил из-под плаща цепь. Не успела она сообразить, что происходит, как запястья у нее были скованы.

Металл обжег кожу. Она вскрикнула от неожиданной боли.

— Вот достойные узы, — провозгласил Октавиан. — Не ты ли посадила Антония на серебряный трон рядом со своим собственным, золотым? Кстати, чуть повыше? Он полагал, что ты провозгласила его царем, а не рабом. Глупец. Цепь выковали из его же трона.

— Неправда, — прошептала Клеопатра, сжавшись в комок и мечтая лишь о том, чтобы прошла боль. — Он — мой муж. Вели послать за лекарем. Мне плохо.

Октавиан ответил ей бесстрастным взглядом.

— Взгляните на слезы блудницы! Они знакомы мне не хуже, чем притворные крики наслаждения. Не станет есть по доброй воле — забейте блюда ей в глотку, — бросил он, покидая комнату. — Никто не обвинит меня в том, что я уморил царицу Египта голодом.

8

Очутившись за порогом покоев Клеопатры, Октавиан привалился к стене коридора. Во время разговора он пребывал в страшном напряжении и теперь не мог отдышаться. Он не ожидал, что разговор станет настолько тяжелым испытанием и вызовет в душе целую бурю эмоций. Он едва сумел с собой совладать. Он решил, что держался хорошо, хотя до конца еще не был уверен. Пожалуй, детей втягивать не стоило. Да и встречаться с ней не надо было.

Октавиан негромко застонал, не в силах отделаться от образа Клеопатры. Венчающая голову диадема, мягкие складки одеяния на груди. Пухлые губы. Выглядела она не лучшим образом, но, оказавшись от нее в такой близости, он испытал настоящее потрясение.

Она — пленница. Он может делать все, что пожелает…

Нет. Он играет с огнем.

Несомненно, Клеопатра ведьма. Антоний долгие годы пребывал под властью ее чар!.. Ради нее он отказался от Рима, славы и от мира. От всего, что делало его мужчиной. И ради чего? Он, подобно рабу, смиренно следовал за ней. Целовал ее ноги и носил на плечах, продираясь сквозь толпу. Какой позор!

В воображении Октавиана против воли замелькали картины, как эти двое занимаются любовью. Хватит. Он не должен больше думать о ней так, как делал в течение шестнадцати лет. Та их единственная встреча намертво врезалась ему в память, хотя сама Клеопатра уже ничего не помнила.

Лишь стоило Октавиану зажмуриться, как в сознании всплывала каждая мелочь визита юной царицы. Она присела на его ложе. Ее набухшие от молока груди отчетливо вырисовывались под тонким одеянием. Они открылись его взгляду, когда она склонилась над ним. Она сказала, что он непременно одолеет лихорадку, которая почти прикончила его.

Именно за ее слова он цеплялся тогда, силясь вынырнуть из затягивавшей его пучины горячечного бреда. Только надежда увидеть ее снова удержала его на земле.

А теперь он находится в ее дворце, и Клеопатра — его пленница.

Когда ему доложили, что Антоний покончил с собой, его вдруг охватила растерянность. Послав сопернику ложную весть, он поступил бесчестно. Но, кроме Марка Агриппы, никто не знал о его замысле. К собственному ужасу, Октавиан разрыдался прямо перед своим войском. Он принялся рыться в сундуке, вытащил старое письмо и потряс им в воздухе.

— Он был моим другом! — услышал он собственный голос. — Я предупреждал Антония! Я пытался предостеречь его от коварства этой ведьмы.

Однако они никогда не дружили по-настоящему, но все же пятнадцать лет сражались на одной стороне. Когда стало ясно, что Антоний угодил в сети Клеопатры, Октавиан преступил закон. Вломившись в храм Весты, отыскал там завещание, изобличавшее Антония в предательстве.

Тот требовал, чтобы его тело, даже если он умрет на родине, отправили в Египет, к Клеопатре. Ни один римлянин не стал бы просить о подобном. Для настоящего гражданина столица империи являлась и домом, и сердцем. Октавиан зачитал скандальные требования перед Сенатом и потребовал объявить войну. Если Антоний предан Египту, что помешает ему продемонстрировать свою верность и другими способами? А если Клеопатре покажется недостаточно? Если она пожелает, чтобы он бросил к ее ногам еще и Рим?

Октавиан ожесточенно бросился преследовать Антония. Почему-то ему была невыносима даже мысль о том, что Антоний может безнаказанно предаваться утехам с Клеопатрой.

Теперь император задавался вопросом, правильно ли поступил. Антоний не захотел жить без царицы. Вероятно, он связал свою судьбу с Египтом по любви, а не из честолюбия?

В горло попала пыль, и Октавиан закашлялся. Прочь из дворца и этой злосчастной страны! Он посадит здесь своего наместника. Скажем, не слишком крупного военачальника. У него как раз имеется на примете несколько подходящих кандидатур, которых нужно наградить. Ничего себе трофей! Ад, кишащий комарами… Октавиана охватила злость на Антония. Самонадеянность и неподчинение правилам Рима привели к новой войне. Ему следовало быть поосмотрительней в своих любовных похождениях. Зачем он развелся с Октавией?[13] Он спровоцировал Октавиана и получил по заслугам.

Он двинулся по коридору, наслаждаясь звуком своих шагов. Пусть ведьма воет в своих покоях сколько влезет. Пусть отказывается от еды, хотя явно страдает от голода. Ему плевать. Она уничтожила Антония, а теперь погубит и себя. Будущего императора Рима это абсолютно не касается.

Ему все равно.

9

Солдаты затолкали мясо Клеопатре прямо в глотку, будто она была домашней птицей, которую откармливают на убой. Затем ушли, оставив ее скованной. Ее вывернуло несколько раз подряд. Служанки хлопотали вокруг нее, подносили воду, протирали женщине лицо и шею.

Спустя несколько часов ярость Клеопатры разгорелась еще сильнее. Горели запястья, натертые цепью: само тело протестовало. А голос в голове уже перестал быть чужим. Она пыталась вырваться, но металл не поддавался. Кожа, повреждаясь и заживая, пылала незримым огнем, саднила и дергала. Наконец, забрезжил рассвет, и на смену пению ночных птиц пришли крики петухов. Александрия зашумела, пробуждаясь. Клеопатра застонала от изнеможения и ярости.

— Я скажу, что поела, — проскрежетала она, когда вернулись солдаты. — Поклянусь, если понадобится. Освободите меня. Ваш господин ни о чем не узнает.

Молодой солдат нерешительно покосился на другого и пожал плечами.

— Хоть что-то из еды должно было попасть внутрь, — пробормотал он. — Во всяком случае, она ее проглотила.

Клеопатра посмотрела ему в глаза. Такой худенький мальчик. Девственник.

— Сними с меня цепь, — прошептала она, и солдат двинулся к ней.

Теперь она вдыхала его запах, нежную плоть. Она сразу заметила местечко под кожей, где билась, пульсируя кровью, прозрачная жилка. Еще чуяла его дом — скромную хижину из деревьев, срубленных его отцом высоко в горах. Деревенскую девушку, дочь сапожника, которую он любил. Мгновенно познала вкус ее губ, который мальчишке довелось попробовать лишь однажды. Это случилось накануне того дня, когда он отправился на войну. Они вдвоем лежали на цветущем лугу, наблюдая за облаками. Раньше и Клеопатра с Антонием были такими же…

Нет. Думать о нем нельзя.

Солдат приблизился. Лицо — доверчивое, как у ребенка. Он протянул руку.

Второй нервно сглотнул.

— Нам не разрешено разговаривать с пленницей, — напомнил он товарищу. — Она хитрая бестия. Она завлекла его, опутала своими чарами и заманила к себе в постель. Ты же помнишь Акциум. Она бросила его и бежала со своими кораблями. А что сделал он? Предал своих людей и вернулся к ней. Ничего удивительного, что он покончил с собой.

Клеопатра закусила губу, чтобы не закричать. Он и понятия ни о чем не имеет. Как и никто другой.

— Я хочу до нее дотронуться, — пролепетал первый солдатик. — Интересно же, какие они, царицы…

Клеопатра обольстительно рассмеялась, но внезапно ужаснулась своему поведению. Что она затеяла? Нет, надо остановиться.