Маргарита Кармин - Царица снов

— Черт возьми! — Гарви наконец понял, что служанка над ним просто-напросто издевается. — Будьте вы прокляты со своей госпожой! Это из-за нее я попал сюда, в эту темницу!

— Потерпите, сэр.

Но Бартли умирал от голода; во всяком случае, так ему казалось.

— Я дам тебе денег, только выпусти меня отсюда, девчонка.

— Бог свидетель, я не могу этого сделать. Я повторяю вам, сударь: ключ в кармане моей хозяйки.

— А почему я должен страдать? Скажи, где сейчас твоя госпожа, и ты сразу же получишь от меня пять фунтов. Сразу же, сейчас! Смотри.

С этими словами он достал из кармана деньги и просунул их сквозь щель. Эмми быстро взяла их:

— Хорошо, слушайте. Я действительно не лгу: хозяйки нет дома, но… она уехала вовсе не к отцу мужа. Она отправилась за товарищами мистера Альфреда, а мне велела быть здесь. “Они-то сумеют поговорить с этим негодяем!” — сказала она мне.

— Что же плохого я ей сделал и чего она от меня хочет? — жалким голосом спросил Гарви.

— Так слушайте же, что я вам скажу, — скрыв усмешку, отвечала Эмми. — Знайте же, сударь, что моя хозяйка — большая озорница. Таких, как вы, она приводила сюда сотни, несмотря на недолгий срок нашего пребывания здесь. Она завлекала их во всем так же, как вас. Она ведь красивая, не правда ли, сэр? Она забирала у них все деньги, спаивала и так же бросала в этот подвал. Через день-два она извещала брата мистера Альфреда и его товарищей, и они приходили к ней. Знали бы вы, как они мстили! Ух!

Полицейский был поражен. Хотя (как читатель уже понял) этот рассказ не отличался особенной правдоподобностью, в помутившемся сознании Бартли все услышанные шутки превращались в такие нешуточные истории, что при этих словах у него все опустилось внутри: и душа, и пустой желудок.

— Что же мне делать, а?

— Не знаю. Но… Знаете, вы мне понравились. Когда выберетесь отсюда, возьмете меня с собой? — спросила Эмми лукаво.

— Обещаю, — ответил полицейский, рассматривая в замочную скважину хорошенькое лицо служанки.

— Я спасу тебя, — сказала Эмми. — Когда я освобожу тебя и ты возьмешь меня с собой… я надеюсь, что ты будешь обходителен со мной, и мы поженимся. Я заберу деньги, которые принадлежат мне по праву, и мы убежим. Я постараюсь как можно скорее освободить тебя.

— Если ты освободишь меня, ты станешь моей женой! — сгорая от нетерпения, закричал Гарви. — Я отдам тебе все, что у меня есть, я буду любить тебя всю жизнь!

Служанка благосклонно выслушала его обещания и сказала:

— Я верю тебе, мой милый. Жди меня, я раздобуду нож, чтобы можно было взломать дверь, и выпущу тебя.

— Хорошо, жду. Э! Подожди! Умоляю, моя дорогая: если ты любишь, сжалься надо мной, дай мне что-нибудь поесть! Я умираю от голода.

Эмми на минуту задумалась.

— Хорошо, сейчас.

Через минуту она вернулась, открыла окошко и протянула полицейскому кусок хлеба.

— Это все? — воскликнул удивленный Бартли.

— Увы, это часть моего завтрака, но я благосклонно отдаю его тебе. Хозяйка уехала и заперла все шкафы, где хранятся продукты, оставив мне совсем немного еды.

— Но ведь у тебя есть деньги! Сбегай в лавку и купи что-нибудь поесть.

— Ну, уж нет! Вы слишком многого хотите. У меня нет времени бегать по магазинам и покупать продукты для таких легкомысленных людей, как вы. У меня слишком много работы.

— Ну, если хочешь, я выполню за тебя эту работу, только принеси мне есть!

— Вот как? — Эмми задумалась. Несколько секунд длилась пауза. — Подожди-ка, я сейчас приду.

Пленник накинулся на хлеб. Если бы он не был так занят своим скудным завтраком, он, вероятно, услышал бы, что по лестнице поднимаются два человека: две женщины, ибо топот маленьких ножек был легким, летящим.

Вскоре вернулась Эмми и принесла целую корзину пряжи.

— Что это? — спросил полицейский, глядя, как она с трудом проталкивает в окошко мотки.

— Это пряжа, сэр. Ее нужно перемотать.

— Но ее так много!

— Да, но все это я должна сделать за один день, а я и так потеряла слишком много времени на разговор с вами. Прошу вас, принимайтесь.

— Но сначала дай мне поесть!

— На что? Погодите немного, иначе вы станете лениться и не выполните то, чего я от вас требую. Нет уж, сэр, сделайте-ка это, и чем скорей, тем лучше. А я за это время схожу в лавку и принесу чего-нибудь съестного.

Полицейскому оставалось лишь покориться. Впервые в своей жизни он подчинялся женщине.

Так прошли три дня. Таким образом хозяйки приручили тигра, и за хорошо выполненную работу он получал либо хлеб с сыром, либо сушеную рыбу с кашей. Помимо того, служанка стращала его словами: “Вот придет моя хозяйка вместе с братом мистера Альфреда, и тогда опозорят вас”.

И вот, наконец, на исходе третьего дня, когда (по словам служанки) должна была приехать ее госпожа, Гарви прильнул к щели, ожидая служанку с ужином. Его взгляд скользнул по стене, и он заметил лицо Лолианы в окошке. Она спокойно смотрела на него и даже не думала скрываться. Бартли кинулся к окну.

— Ах, это ты! — закричал он. — Обманщица! Потаскуха! Вернулась, наконец!

— Как понимать ваши слова? — равнодушно спросила Лолиана.

— А так и понимай! Ты заманила меня сюда, пообещав золотые горы, ты вынудила меня, чтобы я пришел к тебе той ночью, а затем бросила обманом в эту канаву!

— Сударь, вы забываетесь, — все так же спокойно сказала Лолиана, не отходя от окна. — Потрудитесь вспомнить, как было дело. Так будет лучше для вас.

— Чем это лучше? Ведьма, ты обманула меня!

— Послушайте, сударь. В этом доме сидят трое молодых людей — близких знакомых нашей семьи. Хотите, я познакомлю вас с ними? Вас это не пугает? Ну, что ж; что скажете вы, если я прикажу больше не носить вам еды?

Эти слова подействовали на разгоряченного пленника, как ведро холодной воды. Он мгновенно остыл.

— Черт возьми, — проворчал он.

— Вот именно, сэр. И я сдержу слово: до тех пор, пока вы не попросите прощения за слова, только что произнесенные вами, и за гадкий поступок, который вы совершили по отношению к чужой жене. А теперь прощайте, сэр, до завтра!

С этими словами пленительная госпожа удалилась, а бедняга полицейский принялся грызть собственные руки. В тот день он действительно не получил больше ничего. Никто не пришел к нему. Кое-как переспав, он едва дождался следующего посещения прекрасной Лолианы. Чуть заслышав ее шаги, он закричал:

— Дорогая Лолиана, самая прекрасная и самая жестокая из всех женщин, умоляю вас, пощадите меня! Я понял свою вину, понял и уже достаточно помучился за нее. Будьте великодушны, сжальтесь надо мной! Я клянусь вам, что больше никогда не переступлю порог вашего дома и до конца своих дней не совершу ничего дурного! Умоляю вас!

— Вы раскаиваетесь в своем поступке? — холодно спросила Лолиана.

— Да, простите меня! Простите! Я заплачу, я заплачу вам, лишь отпустите меня! Я достаточно поплатился за свою жестокость, умоляю вас, пощадите!

— Отчего бы вам не посидеть еще недельку в этом подвале? Это будет вам хороший урок, сударь.

— О, сударыня, я его получил и давно раскаиваюсь. Пощадите меня!

— В вас говорит только желание плоти: вы хотите получить свободу и к тому же голодны, поэтому вы и осыпаете меня умоляющими фразами. Но будь вы сыты, довольны, что бы так отталкивало вас от “прекрасной хозяйки”?

— Я клянусь вам, сударыня, клянусь! Назовите любую цену, я заплачу вам!

— За все вы будете платить господу богу; нам не нужны ваши деньги. Поклянитесь нам именем своей матери, что здесь больше не будет и следа вашего. Ну, клянитесь же!

— Клянусь… именем моей матери… — еле выдохнул измученный пленник.

— Так помните же свою клятву! Помните:

“Тот, кто дурное дело совершает,

Сам вместо пищи яд глотает”.

Едва только дверь отворилась, как обезумевший от страха, радости и голода Гарви бросился на улицу, сопровождаемый смехом обеих женщин.

На следующий день Лолиана узнала об открытии новой женской мастерской белошвеек и вскоре устроилась на работу. Времени там требовалось гораздо меньше, да и доход больше. Ремесло было для Лили отнюдь не новым: она могла шить и вышивать достаточно проворно и, проявляя мастерство в этом деле, зарабатывала куда больше, чем получала прежде. Это давало ей возможность отсылать деньги больным родителям Фреда на лекарство. В какой-то степени эта задача была разрешена.

Радуясь новым покупкам, которые давно откладывались из-за отсутствия средств, она все чаще думала о будущем и верила, что теперь-то сможет быть счастливой.

Но полицейский, которого сумела проучить эта очаровательная женщина, не сдержал своего слова. Он и не думал исполнять обещание. Однако, боясь еще гнева той красавицы, за которой он попробовал приударить, Гарви не решался действовать, то есть — мстить в открытую, остерегался наносить свой удар сразу, резко. Он начинал тайно, со слухов, разрабатывал план, который должен был привести к победе.

Бартли узнал, что Лолиана явилась в заведение белошвеек и была принята. Он разнюхал, благодаря своему званию: то была мастерская благородных девиц и честных порядочных женщин. За это и уцепилась его мысль.

В приемной было душно и пахло какими-то дешевыми духами. Пришедшего встретила блюстительница порядка в заведении белошвеек, некая Равель, всеми признанная злючка.

Ей было пятьдесят шесть лет, и старость удваивала ее природное безобразие. Голос у нее был дребезжащий, как то понял посетитель, когда она сухо поздоровалась с ним. Характер — отвратительный. Она была худющая, злая, скупая, упрямая, ядовитая и, вдобавок ко всему, сплетница. У нее был небольшой капиталец, который она собиралась отдать после смерти какой-то духовной общине, о чем кричала на всех перекрестках. Она была на очень хорошем счету во многих церквях Лондона, и это давало ей возможность покровительствовать.