Маргарита Кармин - Царица снов

Жизнь, как известно, состоит из двух частей, в ней всего — поровну: и печалей и радостей; и, пока не испробуешь одного, не получишь другого. Часто бывает так, что судьба после горькой и тяжелой жизни подаст наконец-то долгожданную радость “на сладкое”, и радости нет конца, ибо ее лучше чувствуешь после обид и страданий. Но бывает и по-другому… Лили на какое-то время узнала, что такое любить и быть любимой, она получила то, чего желала, но жизнь все подкладывала и подкладывала ей и ее мужу несчастья и заботы. Они сыпались на них одно за другим, одна за другой. И, быть может, поэтому Фред последнее время все реже стал обращаться к Лолиане с теми словами восхищения и любви, которые были теперь единственным ее утешением в тяжелой жизни.

Недавно слег в постель отец Альфреда. Требуются лекарства, иначе жизнь оборвется. Но где достать деньги на дорогие пилюли? В доме кончаются последние запасы, а платье еще не закончено. Она и без того совсем не выпускает из рук пяльцев, ее пальцы исколоты острой иглой…

Лолиана принялась молиться и во время молитвы, как всегда, получила призыв к терпению. “Жажда счастья, и больше ничего! — думала Ли, все еще не поднимаясь с колен. — От всего в этом мире я хочу и жду счастья, я во всем чувствую его приближение, слышу его призыв! Счастья! Счастья! — почти простонала она. — Да разве я несчастна? Разве у меня нет любимого мужа, работы, своих обязанностей? Что же я хочу? Какого счастья? Материального. Хотя бы для того, чтобы получить лишь все необходимое! Да что это со мной? Пока Моя жизнь не прошла, пока мы идем не под гору, а в гору! Мы молоды, не глупы, мы можем работать; мы завоюем свое счастье!”

Она тряхнула головой и уверенно, почти с вызовом, глянула вверх, на небо.

— Ты знаешь, Ли, у меня есть новость, — сказал Альфред, входя к ней в комнату.

— Какая, Фредди? Хорошая или плохая? Признаться, плохих новостей с меня достаточно, я порядком устала от них.

— Затрудняюсь ответить, обрадует тебя эта новость или огорчит. Дело в том, что хозяин решил отправиться на воды во Францию, в какой-то Форж; разумеется, берет меня с собой. Это сулит нам достаточную сумму, но только вот…

— Это же отлично, Фредди! — воскликнула она, вскочив. — Что же тебя смущает?

— Я понимаю, что мне нужно отправиться с хозяином. Но как я оставлю тебя одну? Хозяин намерен пробыть там два-три месяца, я кое-что заработал бы, но ты…

— Я? Значит, я не буду тебя видеть целых три месяца? Но это же так долго! Неужели нельзя пораньше?

— Это не от меня зависит. К тому же, кажется, его здоровье слишком уж запущено, он очень плохо себя чувствует. Говорят, несколько лет назад у него случилась какая-то семейная драма, что-то очень трагичное, и его личная жизнь плохо сложилась. На этой почве он сильно подорвал свое здоровье…

— Но целых три месяца! Неужели способу заработать обязательно должна сопутствовать разлука с тобой?!

— Но меня не только это беспокоит, — отозвался Фред.

— Что же еще?

— Ведь ты останешься одна на целых три месяца.

— Фред, неужели ты сомневаешься во мне? Можешь быть спокоен, — ответила Лолиана, — я буду молить всевышнего помочь нам. Думаю, что если тебя не будет со мной даже целых десять лет, я не позволю себе никогда ничего предосудительного.

— Но твоя красота пленяет многих, а вуаль не способна скрыть сияние твоих глаз. Ты ведь женщина, вряд ли у тебя хватит силы…

— Если у меня не хватит силы, то хитрости и ума у меня достаточно, чтобы оградить себя плотной стеной. Когда же твой хозяин собирается ехать?

— Он уезжает завтра в полдень.

— Как?! Уже?!

— Увы!

— Значит, мы проводим последний день весны вместе. Ведь ты приедешь летом?

— Да, не раньше июля или августа. Я оставлю тебе все деньги, которые у нас есть. Твоя работа должна быть скоро закончена, не правда ли? Надеюсь, вы с Эмми купите лекарство и проживете эти месяцы не в особой нужде?

— Лекарство. Да. Я постараюсь, — и Ли крепко обняла мужа.

Следующий день разлучил супругов: две чистые души, два влюбленных сердца.

Это был один из самых теплых и благодатных дней мая. Аккуратный чистый домик, около которого росла высокая ветвистая липа, был ярко освещен солнцем. Под липой было прохладно и спокойно; сладкий ее запах с каждым дыханием проникал в самую глубь души. Птицы редко перекликались друг с другом, но зато кузнечики трещали повсюду.

У окна сидели две женщины; одна — черноволосая, смуглая и необычайно красивая. Это и была Лолиана Темпль. Бросив мимолетный взгляд на окно, уже невозможно было бы оторвать глаза от этой картины: Лили, освещенная солнцем, свежая, милая, была прекрасна как сама весна. Ее чудные глаза были полны грусти, но на губах светилась чистая улыбка, словно в душе ее царили не печаль, а печально-светлые воспоминания или мечты. Она была так великолепна, что при виде ее у каждого дрогнуло бы сердце: светлое, сочного голубого цвета платье из легкой летней ткани с белыми крупными цветами приятно гармонировало со смуглостью ее лица. Ее тонкую шею охватывала нить с каким-то простым кулончиком; пышные батистовые кружева, изящно вышитые ее рукой, окаймляли небольшой круглый вырез ее платья. Темно-синего цвета манжетка обхватывала ее кисть, придавая объемным рукавам еще большую пышность. Это была сама женственность, что так пленяет многих.

Она вышивала; другая девушка мотала нитки и подбирала цвета. На коленях у нее лежала еще не подрубленная кисея.

Эмми Крейн была очень хороша собой или, вернее, очаровательно мила, но все же не могла сравниться с красотою той, подле которой она сидела. Эмми была маленькая, тоненькая и светловолосая, с длинными локонами, падавшими ей на шею, и с подернутыми дымкой усталости глазами. Из окна домика с очаровательными хозяйками доносилась старинная песенка, которая лилась из уст Лолианы; Эмми ей подпевала:

Это восхитительное пение было прервано стуком в дверь.

— Кто бы это мог быть? — спросила Ли, и на секунду игла в ее руках застыла.

— Не знаю, миссис. Пойду посмотрю.

Через несколько минут в комнату вошел бледный, худой, даже костлявый человек в мундире. Он был очень тощим и имел болезненный вид, хотя на самом деле обладал несокрушимым здоровьем. Обычно он улыбался и был вежлив со всеми, у него были глаза кролика, он говорил как святоша, но сама его персона была довольно внушительна с виду. И это — еще не все различия между внешним и внутренним. Он пил, что называется, как сапожник, целыми днями не выпускал изо рта большую трубку. Он старался произвести впечатление человека начитанного и рассказывал о себе занимательные истории, в которых он был, вне сомнения, одновременно и рыцарем без страха и упрека, и ловкачом, хотя на самом деле он был просто отъявленный мошенник. Смена удач и неудач, хитроумные планы, рискованные предприятия — вот из чего состояла его жизнь как на службе, так и вне таковой. На службе — поскольку то был Питер Капп, полицейский, которого мы вчера застали беседующим с капитаном Гарви Бартли возле кабака. Надо добавить к перечню его черт характера жадность, леность и скрытность. В свободное время он развлекал своими высоконравственными рассуждениями кабацких девиц, не забывая и о других способах времяпрепровождения с ними. Девиц у него было, поверьте, очень много. Мы упомянули: Питер таил под маской святоши натуру мошенника. Хотя надо уточнить: мошенником он был очень осторожным, а помимо всего — наблюдательным и очень смышленым. Наверное, потому, что вынужден был трудиться не только на себя.

Кучка блюстителей порядка, которую мы видели вчера вечером у кабака, была связана не только службой. Но никак не дружбой. Особое положение занимал в ней Гарви. Он не многим отличался от своих подчиненных, но его жизнь была жизнью барина, а не слуги. Стоило ему захотеть чего-либо, и начинал работать ум… нет, не его собственный, а Питера Каппа. Питер почему-то боялся Гарви больше, чем надобно бояться начальника. План возникал в минуту, и Питер вместе с Джорджем ублажал капитана. Разумеется, о себе не забывал. Капп был поглощен одной мыслью: разбогатеть. Тому мешали какие-то обстоятельства. Накопив “кругленькую сумму” (от дюжины фунтов и выше), Питер мгновенно разорялся “до полного нуля” (так он называл случаи, когда приходилось довольствоваться жалованьем рядового констебля). Однако ничуть не унывал. Спокойно брался за выполнение нового задания, если оно сулило хоть шиллинг…

Таков был этот человек. Когда он вошел в дом, впечатление, произведенное им, было отнюдь не самым приятным.

— Добрый день, сударыни, — начал Питер.

Ли встала, отложив работу.

— Что вам угодно, сударь? — спросила она.

— Прошу простить меня, что я так свободно и прямо вхожу в ваш дом. — С этими словами он поклонился. — Я хотел бы повидать мистера Альфреда Темпля. Я из полиции.

— С ним что-то случилось? — в испуге воскликнула Лолиана, со страхом оглядывая форму полицейского.

— Нет-нет, просто мне нужно было узнать у него кое-что относительно его места жительства. А вы, наверное, его хозяйка? Он ваш кучер?

— Что вы, вовсе нет. Я его жена. Разве я похожа на знатную даму? — улыбнулась Лолиана.

— Вы его жена? Ах, боже мой! Должно быть, он очень счастлив, имея такую супругу.

— Благодарю вас, сэр. А что вы хотели узнать относительно его места жительства? Быть может, я смогу помочь вам?