— Уж лучше быть чрезмерно осторожным, чем недостаточно осмотрительным. Ты собираешься пойти на их свадьбу?

— О да! Пальмирцы уже давно эллинизированы. В атрии дома Забаая бен Селима состоится традиционная церемония, а после застолья свадебная процессия двинется через весь город к новому дому невесты во дворце князя. Церемония ничем не отличается от римской!

— Возможно, я буду стоять вместе с толпой возле дома невесты, чтобы увидеть ее, когда она будет выезжать, — сказал Марк Александр.

— Она очень красива! — воскликнул губернатор.

— Вероятно, по восточным меркам. Лично я предпочитаю блондинок, — сказал Марк Александр.

— Оденат тоже предпочитал блондинок, пока не увидел Зенобию! — ответил Антоний Порций.

— В самом деле?

Гость губернатора задумался.

— Я определенно желаю увидеть невесту! Правда, девушки в день свой свадьбы распространяют вокруг себя какое-то сияние, которое делает красивыми даже самых непривлекательных.

— Тогда посмотри на нее прежде, чем наступит день свадьбы! — с озорством предложил губернатор. — Она вернулась в дом своего отца, и у нее есть привычка каждое утро на рассвете выезжать на прогулку а пустыню. Если ты тоже отправишься туда достаточно рано, то, возможно, увидишь ее.

Марк Александр отличался любопытством, и поэтому на следующее утро поднялся до рассвета и отправился в пустыню. Он остановился за дюной и стал ждать, наблюдая, как солнце окрашивает небо и отражается от огромного песчаного моря. Наконец, его терпение было вознаграждено. Он насторожился, уловив стук копыт. В поле его зрения показалась великолепная белая арабская лошадь, во весь опор скакавшая галопом по дороге. На спине лошади, низко склонившись и почти слившись с ней в единое целое, сидела всадница. Вскоре она остановила вспотевшее животное и выпрямилась.

У Марка Александра перехватило дыхание. Это была молодая девушка, но что за красавица! Длинные обнаженные ноги, полные груди, прекрасное лицо, он не видел ничего прекраснее в мире. Он и представить себе не мог, что женщина может быть столь прелестной. Он направил свою лошадь вперед. Когда он показался из-за дюны, девушка медленно повернулась к нему и стала пристально и надменно разглядывать его.

— Доброе утро! — произнес он.

Зенобия медленно кивнула атому гиганту, который так неожиданно появился перед ней.

— Меня зовут Марк Александр Бритайн. Я недавно приехал в Пальмиру.

— А я — Зенобия бат Забаай.

— Вы всегда ездите верхом в одиночестве, Зенобия бат Забаай?

— А вы — нет, Марк Александр? — смущенно спросила девушка.

— Но ведь я — мужчина.

— Это я заметила. Что ж, прощайте, Марк Александр! И она послала свою лошадь вперед.

— Подождите!

Он схватил белую кобылицу под уздцы, но Зенобия оказалась проворнее его и рывком отвернула голову лошади, заставив животное встать на дыбы.

Успокоив животное, Зенобия обратила все свое внимание на человека, которого видела перед собой. Ее серые глаза почти почернели от ярости, а голос звенел от гнева, хотя она и старалась сдержать его.

— Никогда больше не прикасайтесь к животному, на котором я еду, Марк Александр! Никогда! Вы приветствовали меня, и правила вежливости требуют, чтобы я сделала то же самое в ответ. Но я не люблю римлян. Четыре года назад голубоглазые римляне убили мою мать, после того как вломились в наш дом и использовали ее для своего удовольствия. Я езжу одна, потому что мне так нравится! А теперь уйдите с моей дороги! Я хочу ехать дальше!

— Прошу прощения, Зенобия бат Забаай! Мне очень жаль, что моя внешность вызывает у вас мучительные воспоминания. Я не хотел обидеть вас. Но я новичок в Пальмире. Должен признаться, я очень люблю верховую езду, но боюсь заблудиться в вашей пустыне. Я просто хотел покататься вместе с вами.

Она почувствовала себя виноватой, однако не собиралась сдавать свои позиции и дать римлянину понять, что она чувствует укол совести.

— Не надо ездить по пустыне без сопровождения, Марк Александр! Здесь повсюду бродят грабители-персы либо изменники-бедави, которые ищут глупого путешественника, чтобы ограбить и убить его. Они не отличают римлян от всех остальных. Им безразлично, чье горло перерезать и чей кошелек украсть.

Она сидела на лошади, холодно и горделиво глядя на него, а между тем в голове у нее пронеслась мысль о том, что он весьма привлекательный мужчина, возможно, даже самый красивый из всех, кого ей приходилось видеть. На мгновение она почувствовала раскаяние. Нет, самый красивый мужчина на свете — ее Ястреб!

Марк Александр испытывал невероятно сильное желание снять Зенобию с лошади и целовать этот презрительный ротик до тех пор, пока он не смягчится. Однако он не стал делать этого. Он не мог подвергать опасности свое положение в Пальмире, а заниматься любовью с нареченной князя, несомненно, означало бы крах карьеры. Поэтому он только кивнул и сказал:

— Возможно, вы правы, Зенобия бат Забаай. Мне лучше вернуться в город.

Он не смог удержаться и прибавил:

— Судя по всему, вы — одна из тех женщин, которые завлекают ничего не подозревающих путников и ведут их к гибели.

Отъезжая прочь, он испытал большое удовлетворение, видя ее гнев.

«Прекрасная девушка, — подумал он, — прекрасная и слишком резкая». Но кто может обвинить ее в этом? Антоний Порций сказал, что мать Зенобии убили римские легионеры, но не упомянул об изнасиловании. Несчастная девушка! Нет, это определенно неподходящий момент, чтобы объяснять ей разницу между галлами-изменниками и полуримлянами-полубританцами, как он.

Марк Александр проехал некоторое расстояние, обернулся и бросил взгляд назад. Девушка хлестнула лошадь, заставила ее скакать галопом и помчалась по пустыне с невероятной скоростью. Марк Александр усмехнулся про себя. Ему нравились по-настоящему смелые женщины.

В течение следующих нескольких дней он много работал над руководством для своего бывшего раба, который должен стать его правой рукой. Севера приставили учить его, когда он был еще ребенком. Когда отец Марка Бритайна предложил этому человеку свободу, тот попросил оставить его на службе у семьи Александров. В такой просьбе они не могли ему отказать, и с того дня Север начал учиться у Луция Александра основам коммерции. Он прибыл в Пальмиру на два месяца раньше Марка Александра, чтобы приобрести для него виллу и склад.

Теперь Марку Александру предстояло взять бразды правления в свои руки. Он старался сосредоточиться, но его мысли постоянно прерывались возникавшим перед ним видением: длинноногая девушка, такая же норовистая, как белая кобыла, на которой она сидела. Он понял, что желает ее, и для него это было чем-то вроде шока. Ведь он знал, что она не может принадлежать ему. Марк Александр, сын Луция, богатый, красивый, которому с самого рождения никогда и ни в чем — в пределах разумного — не отказывали, серьезно влюбился впервые за свои двадцать пять лет.


По мере того как приближался день свадьбы, возбуждение в доме Забаая бен Селима все усиливалось, пока не превратилось в настоящую лихорадку. Хотя ни одна из жен Забаая, за исключением Тамар, никогда не обращала на Зенобию ни малейшего внимания, теперь все они хотели помочь ей и занять место матери невесты. Женщины давали девушке бесконечные советы, каждая хотела сама выбрать для нее одежду и горько негодовала по поводу вмешательства остальных. Зенобия стала чем-то вроде отборного куска мяса, из-за которого торгуются женщины на рынке. В конце концов она попросила отца утихомирить своих жен и оставить с ней только Тамар. Тамар всегда была рядом с ней, поэтому она займет место матери невесты — она и никто другой. После этого Зенобию наконец оставили в покое.

Вечером, накануне свадьбы, Зенобия взяла маленький медальон, который одела на нее мать при ее рождении, и положила его на алтарь домашних богов. «Эти боги защищали меня в детстве, — думала она, — но завтра детству придет конец, и оно никогда больше не вернется». С этими мыслями она мысленно положил» на алтарь в торжественном жертвоприношении последнее напоминание о своих детских годах. Если бы она была моложе, то принесла бы сюда свои игрушки. Но они уже давно выброшены. Она тихо стояла в маленьком семейном садике, который окружал алтарь, молилась за свою мать и желала, чтобы каким-нибудь чудесным образом, известным одним только богам. Ирис оказалась бы завтра рядом с ней.

Тамар и Баб так добры к ней, она чувствовала себя почти виноватой. И все же впервые за многие месяцы ей ужасно не хватало матери. Она вспоминала не столько красоту золотоволосой Ирис, сколько сладкий аромат ее духов, нежное прикосновение ее руки, шорох длинных юбок, когда она по ночам выходила из комнаты Зенобии. Она вспоминала эту прекрасную женщину, которая всегда находила время, чтобы поговорить с ней, которая обнимала ее легко и нежно, которая счастливо смеялась, видя, как ее дочь и муж играют вместе. Слезинка скатилась по щеке Зенобии, потом другая, пока лицо ее не стало мокрым от слез печали.

Баб бросила на девушку взгляд и увидела, что ее плечи дрожат от горя. Она хотела подойти к ней, но Тамар удержала ее.

— Не надо! — сказала жена Забаая бен Селима. — Со времени смерти Ирис она еще ни разу по-настоящему не плакала, и это ей необходимо. Пусть ее печаль останется позади вместе с тем, что осталось от ее детства.

Баб кивнула.

— Ты, конечно, права, но я не могу видеть, как она страдает. Если бы я только могла, я бы заслонила ее собой от всего зла, какое только есть в жизни.

— Этим ты не окажешь ей услуги, Баб. Зенобия сама должна встретиться лицом к лицу со всем, что ей суждено испытать на своем пути. Если она не будет знать, что такое зло, то как же она сможет бороться с ним?

— Знаю, знаю! И вообще я болтаю глупости. Разве кому-нибудь удавалось от чего-то заслонить Зенобию? — ответила Баб.

— Давай войдем в дом! — сказала Тамар. — Скоро наша девочка придет, чтобы примерить на счастье свой свадебный наряд. Она не должна знать, что мы наблюдали за ней в такие минуты.