Вера Крыжановская - Царица Хатасу

— Чем труднее, тем больше в этом заслуги и тем более достойно похвалы, — ответил с улыбкой жрец. — А теперь подними голову, сын мой, и выслушай вести из Фив. Сегодня ночью прибыл посол, привезший нам известие о кончине фараона, твоего брата, и отвозивший твое последнее послание Рансенебу. Ты сегодня очень кстати явился сюда. Я хочу представить тебе этого человека. Роковой случай заставил его перейти на нашу сторону. Он будет верным слугой тебе, так как ненавидит царицу и считает ее своим личным врагом.

— Почему же? — с любопытством спросил Тутмес.

— В другой раз я расскажу тебе все подробности. Это очень знатный человек по имени Хартатеф. Он занимал высокий пост. Отвратительная интрига толкнула его на преступление, он должен был погибнуть, но мы спрятали и спасли его. Так как царица отняла у него невесту и состояние, чтобы отдать их его сопернику, он смертельно ненавидит ее и служит нам с энергией и ловкостью выше всякой похвалы. В качестве писца храма он свободно ездит между Фивами и Буто, делает закупки и носит послания, не возбуждая подозрения царских шпионов.

— Позови, прошу тебя, этого человека. Ты меня очень заинтересовал.

Великий жрец открыл в стене потайную дверь и произнес несколько слов тихим голосом. Через минуту дверь снова открылась и вошел мужчина высокого роста. На нем было одеяние писца, большой парик закрывал его голову и лоб. Лицо было почти такое же черное, как у эфиопов. Маленькие глазки с острым взглядом горели мрачным огнем.

— Подойди ко мне, — сказал жрец, — и передай царевичу все, что ты видел и слышал в Фивах.

Писец поклонился и рассказал все новости, не пропуская ни одной важной подробности. Он рассказал о принятых царицей мерах, о погребении фараона, об освящении усыпальницы и о речи, которую держала Хатасу перед народом.

— Посмотрите на эту добрую Хатасу, она на одни свои плечи взвалила двойное бремя, тяжесть правления, — ехидно сказал Тутмес. — Я постараюсь как можно скорее разделить с ней это бремя, слишком тяжелое для ее нежной комплекции. Клянусь Ра и Озирисом, этот фараон в юбке — истинное чудо для богов и тайна для людей. Она не допускает и не признает ничего, кроме своей воли. Она ломает гордую знать Египта, подчинив ее этому презренному мужику Сэмну. Она подчинила своей власти даже могущественную касту жрецов, заставив их освятить усыпальницу, которую они не одобряют, настоящую насмешку над всеми священными законами.

Великий жрец покраснел и нахмурил брови.

— Правда, что царица управляет и повелевает с необыкновенной смелостью и гордостью. Правда, что в интересах твоего дела жрецы должны были уступить и освятить нечестивый памятник, оскорбляющий богов, как всякое новшество. Знай, сын мой, что трон стоит прочно, когда он поддерживается служителями богов, и что гордость и недостаток уважения к этим представителям божества вернее губит царей, чем какая — нибудь проигранная битва.

— Если я когда — нибудь буду на троне, я вспомню о твоих словах! — воскликнул Тутмес со сверкающим взором. — Я буду воздавать почести богам и их служителям и буду делиться с ними плодами каждой победы. Я сооружу более великолепные памятники, чтобы обессмертить свою славу и отблагодарить бессмертных.

— Боги слышат тебя и даруют тебе и твоему царствованию бессмертную славу. Звезды предсказывают, что Тутмес III превзойдет всех фараонов, царствовавших в Египте. В продолжение долгих лет, до самых крайних пределов старости, двойная корона будет украшать твое чело. Ты будешь побеждать, и побежденный мир сложит свои сокровища к твоим ногам, а своих царей приведет под твою сандалию.

В сильном волнении, охваченный мистическим страхом, слушал Тутмес это пророчество. Радость, спокойствие, непоколебимая вера в будущее, полное величия и могущества, наполнили его юное сердце. В эту минуту он чувствовал себя сильным, терпеливым и снисходительным.

— Да исполнятся твои слова, и я сделаю в сто раз больше, чем обещал, — сказал он с сияющим взглядом и протянул руки жрецу. — А теперь прощай. Я не хочу здесь слишком задерживаться. Ты же продолжай усердно служить мне. Когда я займу свое место, я сумею отомстить за вынесенные тобой оскорбления и возвратить тебе любимую женщину.

— Я буду служить тебе, царевич, как верная собака. Клянусь своей жаждой мести, — склоняясь, ответил писец.

Когда Тутмес вернулся в носилки, Антеф заметил, что юноша сияет радостью, гордостью и триумфом. Тщетно он ломал себе голову, чтобы угадать причину такой перемены. Если даже жрецы и передали ему что — нибудь, то в этом мало для него утешительного.

Возвратясь домой, Тутмес задержал своего стража, якобы для того, чтобы поговорить и самым язвительным образом критиковал царицу, ее любовь к чужеземцам, ее нечестивые нововведения и ее выбор советников и служителей.

Антеф отлично понимал, что царевич хотел оскорбить его, черня его простое происхождение и его родство с Сэмну. Тем не менее он, не моргнув, перенес его нападения, ни на минуту не оставляя своей почтительной сдержанности, с которой он относился к знатному пленнику.

Видя, что злословия не производят впечатления на коменданта Буто и вывести его из себя не удастся, Тутмес умолк и задумчиво посмотрел на бледного, но невозмутимого коменданта. «Право, этот человек хитрее, чем я думал, он старается как можно меньше причинять мне неприятностей, никогда не дает мне почувствовать, что он здесь хозяин, и никогда не реагирует на мои выходки, — подумал он. — Может быть, в глубине души он верит, что жрецам удастся возвести меня на трон, и боится, что, достигнув власти, я дорого заставил бы заплатить его за свои прошлые оскорбления? И действительно, в благоприятном случае бедный комендант Буто может очутиться в очень фальшивом положении».

Остроумный и насмешливый по природе, Тутмес расхохотался. Недоумение собеседника увеличило его веселость. Он встал и сильно, по — дружески, хлопнул Антефа по плечу.

— Ты замечательный человек. Я просто восхищаюсь, как ты справляешься со своей трудной задачей. Я хотел бы обладать твоим спокойствием, и понимаю твое незавидное положение между моей божественной сестрой и мною.

— Если ты, царевич, понимаешь это, почему ты не относишься ко мне с великодушием, которое должен иметь сын царя к солдату, верному своему долгу? — с упреком спросил Антеф.

— Твои слова справедливы. Я не прав, заставляя тебя расплачиваться за дурное расположение духа, я просто умираю от скуки. Ты бы привел какую — нибудь хорошенькую девушку, чтобы я мог развлечься. Неужели ты сам никого не любишь?

— Я люблю и любим, в Мемфисе у меня есть невеста, на которой я думаю жениться в будущем году.

— Красива она? Хорошей фамилии и богата ли?

— Ее зовут Нефтиса. Она живет у родственника своей матери. Он очень богат и не имеет детей. Но для меня ее красота дороже богатства, — с гордостью сказал воин.

— Все это прекрасно для тебя, желаю тебе скорее вкусить счастье в объятиях своей невесты. Но прошу тебя, найди мне красивую женщину, это хороший способ привести меня в доброе расположение духа.

— У меня появилась идея, я постараюсь воплотить ее, если удастся, — смеясь, сказал Антеф.

— Постарайся, постарайся. Маленькое любовное приключение, известное нам двоим, не поколеблет трон фараона Хатасу, — рассмеялся Тутмес. — А теперь идем сыграем в мяч, — сказал он весело и беззаботно, как школьник, бросаясь в сад.

Была ночь. Тишина и покой мало — помалу водворились на улицах Мемфиса. Вторая столица Египта засыпала, чтобы набраться сил для лихорадочной деятельности, начинающейся с первыми лучами Ра, победоносно выходящего из мрака.

Луна освещала силуэты оригинальных построек древнего города мягким светом, храмы и многоцветные дома отражались в гладкой поверхности Нила. В большом прекрасном доме, стоявшем на одной из главных улиц, царил уже глубокий сон. Хозяева и слуги отдыхали от дневных трудов, и только в маленькой комнатке второго этажа светился еще слабый свет. Эта комната, окна которой выходили во внутренний двор, засаженный пальмами и сикоморами, была просто меблирована, насколько можно было судить при свете масляной лампы стоявшей на столе. На табурете у открытого окна сидела в глубокой задумчивости молодая девушка поразительной красоты. Дом этот принадлежал Гору, человеку богатому и уважаемому. Он владел обширными виноградниками, которые приносили ему большие доходы. Девушка была его племянница, Нефтиса, младшая сестра Ноферуры, жившая у него после смерти родителей.

Ее мать была сестрой Гора, рожденной от одной военнопленной, на которой отец Ноферуры был женат вторым браком. Поэтому Нефтиса совершенно не была похожа на свою сестру, отличавшуюся красотой чисто египетского типа, с темным цветом лица и черными глазами. Нефтиса была меньше ростом, чем Ноферура, нежнее и изящнее сложена. Лицо было цвета слоновой кости и густые золотисто — рыжие волосы окутывали ее волнистым плащом. Ее тонкому и правильному лицу особую прелесть придавали зеленоватые глаза, фосфоресцировавшие, как у кошки. Апатичный и равнодушный в обыденной жизни, ее взгляд становился острым и жестоким, как у тигра, когда в ней пробуждалась страсть и гнев.

Мечты, лишавшие девушку сна, были очень тяжелые. Лихорадочный румянец играл на ее щеках, грудь тяжело поднималась, а руки, обхватившие колени, нервно дрожали. Вдруг она выпрямилась и откинула локоны своих длинных шелковистых волос. Вытянув вперед руки, она с тоской прошептала:

— Что делать? О боги, что делать? Я не могу больше выносить терзающего меня страдания. О! Если бы я могла еще хоть раз увидеть его, я бы успокоилась и была счастлива!