– Слушаю, – равнодушно произнес он в трубку и в следующее мгновение едва не вскочил с дивана и не вытянулся по стойке «смирно».

– Здравствуйте, Артем. Это Фрида Яковлевна, – услышал он бонтонный голос фрекен Бок. – Мне очень жаль, но обстоятельства складываются так, что я не смогу появиться у вас раньше, чем еще через месяц.

– Как скажете, – часто-часто закивал Артем, вне себя от счастья за выпавшую на его долю передышку. – Я постараюсь продержаться без вас, Фрида Яковлевна.

– Уж постарайтесь, Артем, пожалуйста. Постарайтесь, – многозначительно произнесла его собеседница.

И Артем понял, что ему дали отсрочку, но не более того. Все равно «ура»! О чем он не преминул сообщить Мурке, едва положив трубку.

– Знаешь, сколько всего может произойти за месяц! О-го-го! – И молодой человек легонько стукнул Мурку по черному с розовым пятном носу.

Кошка брезгливо поморщилась от такого панибратства и тут же принялась умываться.

Теперь оставалось выяснить, согласится ли Лина проработать у него еще месяц. Ему почему-то казалось, что непременно согласится…


Артему так не терпелось поскорее определиться с этим, что он не смог дождаться окончания рабочего дня и, попросив Леху, который уже и думать забыл про их размолвку накануне, прикрыть его в случае чего, отправился домой. По дороге он на чем свет стоит ругал себя за то, что не взял у Лины номер сотового телефона. Ну не могло же у нее не быть сотового, в наше-то время! А обсуждать их возможные планы на следующий месяц по телефону в окружении толпы жизнерадостных, креативных сослуживцев Артему не хотелось. Не поймут толком, что к чему, домыслят несуществующие подробности и пойдут с азартом перемывать косточки ему и неизвестной им девушки. То, что неизвестной, даже интереснее – такой бескрайний простор для полета творческой фантазии…

Он никогда не представлял себе Лину сидящей за компьютером, а тут вдруг увидел воочию. Девушка устроилась за кухонным столом. Перед ней стоял явно маломощный подержанный ноутбук, справа от него пакетик с семечками, а рядом – вазочка с тремя белыми гвоздичками, подаренными Артемом дня три-четыре назад. «Так вот почему она не уносит мои цветочки домой, – догадался молодой человек. – Любуется ими здесь. Что ж, весьма приятно».

Увидев Артема, Лина вскочила, словно ее застали на месте преступления, и забормотала:

– Вы только ничего не подумайте плохого… Это я только в свободное время… – От испуга и растерянности она снова перешла на «вы».

– Господи, да брось, не оправдывайся! – всплеснул руками Артем. – Делов-то! – И спросил: – Это ты задания для своих курсов делаешь?

Она закивала:

– Да, для них…

– А что именно?

Лину почему-то так смутил вопрос, что она отвела взгляд в сторону и еле слышно прошептала:

– Вам будет неинтересно, честное слово. – Затем, несколько раз ударив по клавишам, поспешно опустила крышку ноутбука. – Я сейчас все уберу.

– Да я не настаиваю, – усмехнувшись, возразил Артем и подумал: «Ну прямо радистка Кэт, которую папаша Мюллер застал с работающим радиопередатчиком за своим письменным столом… А впрочем, интересно было бы посмотреть, чему учат провинциальных девушек на этих самых курсах».

Пять минут спустя пакет с семечками исчез неизвестно куда, словно растворился в воздухе, вазочка с гвоздичками перекочевала на подоконник, за занавеску, а ноутбук – в портфель, что отлеживал бока на стуле в прихожей. Проделав все это, Лина застыла перед усевшимся на стул Артемом с видом примерной ученицы.

– Да садись ты, – предложил он. – И перестань называть меня на «вы». Мы же договорились, помнишь?

– Помню, – ответила Лина и послушно села напротив.

Простой вопрос, что предстояло задать, неожиданно показался молодому человеку необыкновенно трудным. Все дело было в интонации. С одной обращаются к приходящей домработнице, предлагая той поработать еще месяц. С другой – к девушке, которая с наступлением сумерек превращается в сказочно прекрасную незнакомку и оказывается в твоей постели.

Артем положил руки на стол, разгладил салфетку, сплетенную из волокна какого-то тропического растения, и вдруг сказал, как рубанул ребром ладони воздух:

– Как ты относишься к тому, чтобы пробыть здесь еще месяц?

Казалось, она не сразу поняла сути предложения. А когда до нее дошло, просияла его любимой улыбкой, с ямочками на щеках:

– Ой, да я с радостью, Артем!

У него отлегло от сердца. Вот в каком, оказывается, напряжении он ждал ответа на свой немудреный вопрос. Впрочем, в последнее время Артем все больше удивлялся, глядя на себя со стороны, точнее, изнутри, и не узнавая. Хорошо хоть для посторонних он оставался, похоже, прежним – удачливым, обаятельным, легким в общении Артемом Прохоровым…

– Значит, все остается как было, без изменений, да? – зачем-то уточнил он.

А может, неосознанно Артем имел в виду то, что находилось за пределами ее обязанностей, очерченных договором, и чего он очень боялся лишиться, хотя и не отдавал себе в этом отчета?..

– Конечно. Как же иначе? – искренне удивилась Лина.

Он облегченно перевел дыхание и, меняя тему, поинтересовался:

– А как насчет ужина? Или я спрашиваю слишком рано?

Здесь Лина чувствовала себя в своей стихии.

– Уже все готово. Могу хоть сейчас на стол накрывать.

– Так чего ты ждешь?

Еще на целый месяц жизнь Артема обрела конкретные очертания. «А там видно будет, – решил он позже вечером, когда свет во всей квартире был уже погашен и все бытовые проблемы отошли на второй… нет, куда дальше, на десятый план. – Действительно, не хлебом единым жив человек».

Возле кровати лежал сорванный в порыве страсти розовый пеньюар, и в призрачном лунном свете он казался охапкой цветов, пионов или гвоздик, брошенных на травянисто-зеленый ковер…

Глава 8

«Я просто маньяк-расчленитель какой-то, – мысленно рассуждала Эвангелина. – Беру все, что под руку попадется: вымышленные и реальные события, внешность знакомых и незнакомых людей, их характеры, одежду, виденные воочию или на картинках в модных журналах интерьеры, пейзажи – и расчленяю на крохотные кусочки, а потом составляю из них своих персонажей и жизненные коллизии, в которые те попадают».

Но сейчас, как назло, «пазл» не желал складываться, и на экране компьютера вот уже сорок минут не прибавилось ни строчки.

– Черт, ну как же мне рассорить героев главы эдак на две, чтобы потом помирить аккурат к тому времени, когда я собиралась послать их на Багамы, – раздраженно пробормотала Эва. – А может, лучше в российскую глубинку, на Алтай к примеру? А что, это мысль: вверх по склонам на местных лошадках, вниз по бурунам и водоворотам на рафте…

Идея была завлекательная, но герои пока мирно почивали в объятиях друг друга после бурно проведенной ночи. «И проспят так незнамо сколько, пока меня не озарит», – вздохнула Эва.

Можно было, конечно, вставить кусок воспоминаний героини о событиях, участницей которых та была в предыдущем романе. Однако подобным образом нагонять объем или затыкать смысловые дыры в тексте Эвангелине Ковальской казалось непрофессиональным. Писательница она или нет, в конце-то концов? На этот вопрос хотелось ответить утвердительно, и прежде всего ради самоуважения. А раз так, то приходилось напрягать извилины, будоражить воображение, пить кофе, чтобы взбодриться, и грызть семечки, чтобы привести нервы в порядок…

Неожиданно в голове стала смутно вырисовываться сценка, закрученная вокруг смятого клочка бумаги, выпавшего из кармана джинсов героя накануне вечером.

– Ага, на него-то и упадет взгляд героини, едва она продерет свои голубые глазки. А далее, как говорится, по тексту… – И Эва, перевернув ноутбук, легонько потрясла его, чтобы выпали шелушинки от семечек, застрявшие между клавишами. Сейчас промедление для нее не было, конечно, подобно смерти, но грозило потерей творческого настроя и как результат – нескольких страниц текста.

Для Эвангелины главным было уловить невидимую волну, на которой начинало разыгрываться воображение, создавая зримые образы того, что она тут же отображала на экране компьютера. Похоже, ей это наконец-то удалось. Интересно, что станет с героями, когда подойдет время выключить ноутбук? Иногда это оказывалось полной неожиданностью и для самой начинающей писательницы…


Эмиль Таран-Бороновский пребывал в отвратительнейшем расположении духа. Он уже и элитного зеленого чая попил из кружки, купленной в баре на Кубе, где сиживал сам папаша Хемми – так Эмиль Григорьевич любил запанибратски называть Хемингуэя, – и повязал шелковый шейный платок, подаренный заезжим импортным сценаристом, и прочитал две главы из «Идиота», дабы соприкоснуться с Литературой с большой буквы, а в голове по-прежнему было пусто, как в чисто вымытой кастрюльке. Сумбурные воспоминания о вчерашней тусовке по случаю выпуска в эфир очередного куска серий «Между нами, девочками» конечно же в счет не шли.

– Господи, ну за что бы зацепиться, чтобы размотать клубок очередных серий? – вздохнул Таран-Бороновский и с тоской обежал взглядом талисманы, амулеты и обереги на столе и книжных полках, призванные придать ему творческий посыл, настроить на нужный лад. А дальше он уж сам как-нибудь.

Но ни ритуальные действия, ни магические предметы не помогали. И такие Эмиля Григорьевича взяли досада и отчаяние, что хоть бейся головой о стену.

Кажется, все, что можно, из зарубежного он уже переложил на нашу киношную сериальную действительность. Правда, поначалу маститый сценарист творил сам, на редкость верно найдя русло, по которому его творения достигали душ миллионов отечественных телезрительниц. Но всему есть предел, и Эмиль Григорьевич перешел к лихой, не без художественного блеска, переработке зарубежных образцов по принципу: чтобы мать родная не узнала. И ведь не узнавала на первых порах.

Однако пришло время, и брать стало неоткуда: количество редко когда идет рука об руку с качеством. Тут-то и подоспели отечественные хваткие дамы и девицы, не хуже Эмиля Григорьевича понявшие, что нынче в цене. С некоторыми из борзописцев в юбках оказалось очень просто договориться, особенно если в титрах после фамилии сценариста пообещать поставить магическое «при участии…». Конечно, куда предпочтительнее было вообще не загружать потенциальных соавторш лишней информацией о том, что их произведения взял за основу своего сценария сам Эмиль Таран-Бороновский.