— Спасибо, — сказала я, поняв по ее улыбке, что каким бы ни был вердикт — она одобряет. — С прошедшими праздниками.

— И тебя! — Она посмотрела на Эрика. — Я пыталась продержать елку до твоего приезда, но к новому году все иголки опали.

— Переживу. Где Крис? Я видел ее машину.

— Она была со мной всю неделю с тех пор, как… ну, ты знаешь.

— С того момента, как он вышел, — сказал Эрик.

Она мрачно кивнула.

— Просто предосторожность. Но она, конечно же, напугана. Так или иначе, она говорит по телефону с твоей тетей Тори. — Паула перекрестилась, дав понять, что она не особо любит тетю Тори. — Слава богу, не я. Кому интересно слушать о чужих болячках?

Эрик оглянулся, упершись в бока.

— Пахнет индейкой.

— Курицей.

— Почти угадал.

— Ты ешь курицу, Энни? — спросила Паула со всей серьезностью.

Я кивнула.

— Еще пахнет дрессингом.

— О, — сказала она, посмотрев на Эрика с неподдельным удивлением. — Ты не говорил, что она с юга. — Она снова повернулась ко мне. — Вообще-то, он совсем мало чего рассказывал. Он говорил, что ты… учитель?

— Библиотекарь.

— Да, точно, это я знаю. По крайней мере, об этом Эрик удосужился мне рассказать. В общем, да — дрессинг. На коробке было написано стаффинг. Никогда не понимала разницу между дрессингом и стаффингом* (Прим. традиционный гарнир на день благодарения к курице или индейке, на юге называют дрессинг).

Есть ли вообще эта разница? Я пожала плечами.

— Там откуда я родом, мы называем его дрессингом. Моя мама готовит его из кукурузного хлеба.

— Ну, мой стаффинг вроде из батона, но на вкус просто божественный.

— Меня устраивает.

— Боже Эрик, — сказала его мама с улыбкой. — В следующий раз предупреждай, что везешь домой южную девушку, чтобы я смогла приготовить подходящее блюдо. Я не готовилась к такому тесту. — Мне же она сказала. — И так откуда ты именно, Энни?

Эрик достал бутылку красного вина из шкафа и разлил его в четыре бокала на кухонном столе, позволив своей маме завалить меня вопросами. Она кивала на все мои ответы, восхищаясь, словно я была послом некой экзотической нации. Она только подобралась к теме «Чем занимаются твои родители», когда вошла отсутствующая сестра, с кощунственным заявлением в манере Коллиеров:

— Твою мать, у этой женщины нет тормозов.

Ее мать засмеялась.

— А ты думаешь, почему я сбагрила ее тебе?

— Ну, вам всем будет интересно услышать, у Тори врос ноготь на среднем пальце левой ноги.

Паула состроила гримасу.

— Крис не надо. — Фальшиво приглушенным, конспираторским тоном она добавила мне. — Тори сестра их отца.

— Понятно.

— Его семья большие любители наговорить лишнего.

— Ха! — Кристина выдвинула стул, но пока не села. — И это говорит женщина, которая во всех подробностях описала мне воспалившуюся от пирсинга губу соседской девчонки, за завтраком.

Кристина была высокой — вполне возможно 5 фунтов и десять дюймов — и немного полноватой, а своими длинными ногами и узкими бедрами она напоминала Эрика. Немного подсчитав, я пришла к выводу, что ей тридцать шесть или семь, в целом она соответствовала своему возрасту. У нее были черные длинные волосы, собранные в хвост и достигали ее талии. Ее джинсы и клетчатая рубаха не отличались от моих, но в отличие от меня, последнюю она носила, словно заработала ее честным трудом на лесоповале. С тревожной дрожью я попыталась представить, каким должен быть мужчина, чтобы справиться с этой женщиной. Или хотя бы просто сломать ей руку. Потом я вспомнила рассказ Эрика, о ее погибшем сыне. Эта женщина потеряла больше, чем я смогу представить. Я чувствовала себя восьмилетней девчонкой.

Эрик встал, и она похлопала его по спине, пока они обнимались, говоря:

— Не могу привыкнуть к тому, каким здоровенным ты стал в тюрьме.

— Все это благодаря роскошному фитнес-клубу в Казинсе. — Он отступил назад, чтобы кивнуть в мою сторону. — Крис, это Энни. Та, на которую ты наехала по телефону.

Я внутренне съежилась, и пожала протянутую руку Кристины.

— Приятно с тобой познакомиться. Лично.

— Мне тоже, — сказала она, скорее подавленно, чем радостно.

Как бы там ни было, я тоже не была в восторге от этой встречи. Я даже не сомневалась в том, что скорей в меня прилетит метеорит, чем эта женщина извинится. В общем, она меня пугала, и я не стала высказывать своих ожиданий, надеясь на вежливость.

— Я удивлена, что ты приехала, — сказала она мне, с ничего не выражавшим тоном.

— Я эм… — могу быть просто честной. — Вся эта ситуация меня немного пугает. Эрик подумал, что будет не плохо, если я поеду, и удостоверюсь, что волноваться не о чем.

Она стрельнула взглядом в своего брата.

— Волноваться не о чем?

— Вероятно, нет, Крис. Этот ублюдок трус — всегда им был. Не думаю, что он жаждет смерти. Особенно, если он чист…

Их мама замахала руками пытаясь, отмахнутся от разговора, как от роя мошек.

— Я не хочу говорить об этом ужасном человеке.

— Этот ужасный человек причина моего визита, — напомнил ей Эрик. — Нет смысла приукрашивать.

— Но не сегодня, малыш. Хорошо?

Он вздохнул, опустив плечи в смирительном жесте.

Паула повернулась ко мне.

— Дай мне свой бокал, Энни.

Она долила мне вина, и разговор вернулся к Рождеству, о том какими были традиции в моей семье, какая зима в Южной Калифорнии. Это больше походило на собеседование, чем на беседу, честно, а Эрик с Кристиной молчали, поглощенные другим невысказанным допросом. Я заметила, как они злобно переглядывались друг с другом, Эрик, вероятно, требовал что-то вроде, «Кто-то видел его в округе?» пересыщенное лицо Крис ничего мне не говорило, но казалось, что Эрик что-то все-таки там увидел. Он нахмурился ей и отпил своего вина. В какой-то момент она сообщила, что ей нужно покурить, и Эрик пошел с ней. Я видела их в окно, когда подошла к раковине, чтобы сполоснуть руки. Я наблюдала, как он отобрал у нее сигарету и глубоко затянулся, но не стал поджигать сигарету для себя. Он скрестил руки на груди от холода, они перекидывались взглядами и словами, которые я не могла разобрать из-за радио.

Мне не нравилось, что у меня вызывала ревность их очевидная связь. Она была совсем не похожа на ту, что была между нами, словно у него была сторона, с которой мне еще не довелось познакомиться. Очень важная часть, которая способна на преступление. Он был похож на незнакомца, там снаружи, жесткий, красивый, серьезный мужчина, на зимнем воздухе его дыхание имитировало сигаретный дым его сестры. Он казался таким далеким, стоя там прямо за стеклом.

Вскоре мы сели ужинать. В принципе вся еда была почти такой же, какую готовила моя мама на Рождество. Жареная фаршированная курица, дрессинг, картофельное пюре, зеленые бобы. Пюре было быстрого приготовления, соус консервный, а бобы замороженные, — если бы моя мама была здесь, то она могла бы закатить скандал из-за этого, — но на вкус все было довольно не плохо, просто немного иначе. И честно сказать, их соус мне понравился больше.

Я ела медленно, поддерживаясь темпа остальных, кто говорил больше меня. Паула рассказала Эрику все местные сплетни, и он притворялся, что все это ему весьма интересно…, хотя я была абсолютно уверенна, что ему было глубоко наплевать на споры соседей относительно границ владений, которые касались оставленного дерьма бездомными собаками.

После ужина мы все занялись мытьем посуды, затем отправились в гостиную смотреть телевизор. Мы с Эриком сидели на диване, Паула на старой плетеной качалке, Кристина разлеглась на ковре, подложив несколько подушек себе под голову, а Скутер свернулся клубочком у ее бедра. В действительности мы так ничего и не посмотрели, забавляясь и предаваясь воспоминаниям вызванных тем, что мелькало на экране.

В какой-то момент Паула схватила фотоальбом с книжной полки, и, перелистывая его, восхищалась снимками Эрика, когда он был еще мальчиком, а затем подростком. На многих снимках он стоял на песке в плавательных трусах на фоне, как я предположила, того озера к которому он меня возил. Конечно, тогда он не был таким крупным, на его худом тельце не было татуировок, нагрудных волос, и наращенных мышц. Но все те же глаза, и заросшие волосы, только более кудрявые. На этих фотографиях он улыбался куда больше, чем сейчас, глаза были часто зажмурены от солнца. Зимних фотографий почти не было. И всего на нескольких из них был изображен мужчина, который должно быть был отцом Эрика и Крис. Высокий мужчина, черные волосы и борода, он был шире Эрика и довольно упитанным. И ни одной фотографии, где бы была Кристина с малышом.

Меня мучили вопросы, и я настроилась задать их, когда женщины отправятся спать.

Паула попрощалась около одиннадцати часов, сказав Кристине:

— Разбудишь меня, и тебе не поздоровится. — Они собирались спать вместе на кровати Паулы, чтобы мы с Эриком могли лечь на диване.

— Это не я храплю, — сказала Кристина в след своей маме.

Я добавила:

— Спокойной ночи! Спасибо за ужин, все было очень вкусно.

— Ага, — выкрикнул Эрик. — Замечательный ужин. Увидимся утром.

Кристина болтала прозрачный пластиковый стакан в руке, от ее напитка почти ничего не осталось кроме льда. Я допивала третий бокал вина за последние четыре часа, но ни Эрик, ни его мама больше ничего не пили после ужина. Кристина переключилась на отвертки, и, хотя по ней трудно было сказать, что она пьяна, к этому моменту она должна была ощущать их воздействие при ходьбе. Она оставила нас, и вернулась с новой порцией, сев на место своей матери в качалку со стонущим вздохом.

— Пульт, — сказала она, щелкнув пальцами, и поймала пульт, когда Эрик кинул его в ее сторону. Кубики льда ударялись о пластиковый стакан, пока она переключала каналы.

— Не нравится мне с какой скоростью, ты глотаешь эти коктейли, — огрызнулся Эрик ленивым тоном.