И я молила небеса, чтобы заключенный 802267 не подписался на какую-нибудь программу дня.

Глава 2

Когда, наконец, настал этот день, непроходящая паника немного поослабла.

Я была в комнате «В» все утро — да и классной комнатой ее можно назвать с трудом, покрашенные стены из шлакоблоков без окон и постеров, где атмосфера была угрюмой.

К каждому из восьми длинных столов расставленных в четыре ряда, с проходом посередине, стояло по четыре металлических стула прекрученных к бетонному полу. В общей сложности здесь могло разместиться тридцать два человека. Мой стул свободно передвигался, но был не более комфортным, чем те, на которых располагались заключенные. Обстановка была в стиле минимализма. Минимум съемных деталей, минимум оборудования. Минимум материалов, из которых можно соорудить оружие, способное заколоть меня на смесь.

Прежде чем появились заключенные, офицер в годах занял свой пост у двери, со сложенными перед собой руками, и с прямой как стержень спиной. Джон представил его, как Леланд. Его усы цвета серой стали, были в виде половинчатой булочки от гамбургера. «Меня не проведешь» — говорили, эти усы всему миру.

В 9:02 дверь снаружи открыли, и мое сердце убежало в пятки. Я заставила себя улыбнуться. С трудом сглотнула. Приказала рукам, лежащим поверх, первого сборника книг, на моем маленьком, потертом столе, перестать трястись, и заставила колени прекратить стучать.

Заключенные заполняли комнату, разговаривая и споря. Класс был полон, каждый стул, от чего я вообразила, что нужно создать лист ожидания для урока «Основ грамотности». Входили люди разных возрастов и категорий. Все в темно-синих униформах. Я не заметила 802267 среди них.

— Доброе утро, — сказала я. Мой голос дрожал. Если я могла это слышать, то и они тоже. С этим ничего нельзя было поделать.

— Я мисс Гудхаус, новый выездной библиотекарь из библиотеки «Даррен паблик». Добро пожаловать на «Основы грамотности». — Я сделала намеренный вздох, чтобы остановить свои хаотичные слова. Мне хотелось закрыть глаза, скосить их, чтобы расплылись их бороды, татуировки, и определительные номера, чтобы я могла представить, что они подростки, и что я нахожусь в школьном классе.

— Я выдам вам рабочие листы. — Сказала я, передав стопку четырем мужчинам, сидящим в первом ряду. — Пожалуйста, разделите между собой. — Я задержала дыхание, когда направилась к следующему ряду, но никто не прикоснулся к моей заднице. Повсюду глаза, и кто-то пробормотал, «южанка», но никто не распускал руки. Третий ряд. Четвертый. Я прошла назад, в переднюю часть комнаты, скрыв свое облегчение.

— Этот курс длится восемь недель. Если я буду рассказывать материал, который вам уже известен, то считайте это повторением. Уроки будут усложняться с каждой неделей. Хорошо? А сейчас, скажите мне, кто из вас не знает алфавит?

Никто не ответил и не поднял руку, мне не оставалось выбора, как допустить, что они были честны со мной.

— Чудесно. Тогда мы начнем с азов звукового метода. Звуковой метод это система обучения чтению и грамоте, при прослушивании звучания слов...

Я говорила на автомате — я не единожды рассказывала это раньше, работая запасным учителем и приватным репетитором в начальных классах.

И все же это было очень странно. Рассказывать все это, абсолютно взрослым, заключенным мужчинам, а не кривляющимся детям.

По ходу урока, некоторые мужчины были тихими — глубоко концентрируясь, или полностью отключившись, тяжело сказать. Другие были болтливыми, желая задавать вопросы без причины, только, чтобы поговорить со мной. Обычно, чтобы пофлиртовать.

— Эй, девушка библиотекарь, — вмешался один мужчина. — А вы замужем или нет?

Его друг добавил: — Точно. Кому Вы читаете дома истории перед сном?

— Закрой свой рот, — мужчина в первом ряду повернулся, чтобы сказать. — Как будто у тебя есть шанс? Черт. Некоторые из нас здесь чтобы исправиться, сукин ты сын. — Это был другой контингент, очень серьезный тип людей, которые не терпели ерунды, и сразу требовали, чтобы я объяснила им то, чего они не поняли.

Никто не вел себя напрямую неуважительно или угрожающе, не своей манерой общения. Я поняла, что, то о чем говорила Карен, было правдой — шанс провести час в обществе незнакомой женщины, был желанным для кого-то из них. Я надеялась, что некоторые из них действительно интересовались грамотой, но если это не так, то их готовность соблюдать правила, в обмен на час ментальной возможности раздеть меня, тоже подойдет. Хотя давайте будем реалистами — для этого мне недостаточно много платили.

После «Основ грамотности», последовала «Композиция». Я попросила присутствовавших, рассесться в соответствии их умении писать, на тех, кому это было «очень сложно», «довольно сложно», и «не слишком сложно». Несколько с пониманием кивнули, но они снова распределились за столами строго по цвету.

Было очевидно, что попытка обучать их на трех разных уровнях, провалилась. Вместо этого я раздала им разлинованную бумагу и карандаши — последние были предоставлены тюрьмой — и прочитала им задание.

— Пожалуйста, напишите каждый в течение трех минут на тему «Мое любимое время года». Я просто хочу посмотреть, насколько хорошо мы все умеем писать.

Я прошлась по классу, пока еще с нетронутой задницей. Некоторым мужчинам удалось составить несколько предложений, медленно написав, продуманные детские заголовки, другие написали абзац, или два. Когда они отложили карандаши, я собрала несколько листков, с разными размерами текста, чтобы прочитать вслух. Я буду осторожна, сообщив им об их успехах, прежде чем отметить не уместные предложения или грамматические ошибки, чтобы продолжить урок.

— Мое любимое время года лето. — Прочитала я не заостряя внимания на ошибках потому, что будучи ребенком у нас не было школы, и мы могли играть весь день и никто не говорил мне, где быть до ужина. Я ненавижу зиму здесь в Мичигане она слишком длинная, не то, что в Вирджинии откуда я родом. Отлично. Это очень хорошо. Здесь очень обдуманно подошли к заданию. Давайте теперь быстро обсудим использование пунктуации, чтобы выделить направление наших слов...

Остальная часть обучения прошла... не катастрофично. Все вышло из-под контроля, когда я пыталась объяснить некоторые легкие грамматические подсказки. Возможно, почуяв как мне нелегко, кто-то воспользовался возможность и перенаправил разговор в политические споры по поводу «Голоса черного человека» и то насколько уличный сленг более понятен, чем тот, как он выразился «Ваш заумный белолицый жаргон, смекаешь»? Боясь разжечь драку, я мудро позволила заключенным обсуждать не очень цивильные темы, вмешиваясь в разговор со странной неуверенностью, «Да, это интересное замечание», прежде чем обстановка стала накаленной, и Леланд ударил своей дубинкой по стене приказывая всем заткнуться.

Урок подошел к концу, и заключенные вышли, мышцы лица болели от натянутой улыбки, я втянула шею, практически касаясь ушами плеч. Взглянув на Леланда в углу, я умоляла его подать мне знак — любой знак, плохой или хороший — который мог бы отобразить, как я справилась с этим.

Он поднял большой палец, его показной, пренебрежительный хмурый взгляд говорил: «Не парься малыш. Ты отлично справляешься».

Я сделала самый глубокий вдох, желая поверить ему.

Следующая сессия была об «Источниках». В Казинсе был сильный — если не революционный — реабилитационный дух, и они рассчитывали, что приглашенные библиотекари покажут заключенным, как найти работу в интернете, и обучат их заполнять онлайн анкеты. Это был не совсем урок, больше походило на свободное занятие для всех. Имелось всего два компьютера, так что мужчинам приходилось записываться заранее. Остальные парни, просто добровольно приходили и уходили, прося меня проверить их резюме, объяснить документы, которые они получали, помочь написать письмо и так далее.

Утренние источники были не слишком безумны, но мне сказали, что дневные пользовались большей популярностью.

— Они становятся неугомонными между обедом и ужином. — Сказал мне Леланд в комнате отдыха для персонала.

— Везет мне. — Я высыпала две упаковки быстрорастворимой овсянки в миску, и сунула ее в микроволновку. Я ела не чувствуя вкуса, стоя у окна, которое выходило на прогулочный двор. Мужчины тренировались, отжимаясь и подтягиваясь на турниках, играли в баскетбол с одним кольцом, разделившись, вывернув рубашки наизнанку.

Годы в этом месте, подумала я. Годы ничего неделанья кроме скучных наращиваний мышц, и, возможно, мозгов. Но даже я могла сказать, что Казинс не располагал достаточными средствами для последнего.

После обеда последовало обсуждение книг — единственный урок, на который я, в общем, возлагала надежды.

Я решила выбрать историю, которая бы задевала проблемы заключенных, но не взбудоражила бы их. Что-то, чтобы примерно подходило для мужчин с тяжелыми, взрослыми проблемами, но с навыками чтения как у подростка, и которая бы также соответствовала стандартам Казинса. Я прочитала инструкции тюрьмы, и они были довольно либеральными. Они не приветствовали «книги с чрезмерно насильственным и сексуальным содержанием», но к счастью не представляли особой цензурной опасности.

Библиотекари обожали препятствия — глубоко внутри, мы все авантюристы — я была одержима своим выбором в течение нескольких дней. Я выбрала книгу, предназначенную для подростков, думая, что история о молодом парне, может вернуть этих парней назад в те дни, когда их жизни еще не приняли такие крутые повороты.

Обсуждение книги проходило, в другой комнате, отличавшейся от утреннего класса — достаточно большая, чтобы разместить пятьдесят или шестьдесят человек на пластиковых стульях, повернутыми в сторону моего стула.

Мужчины заходили по одному, мне предоставили два охранника — Леланд с усами из стали в переднем углу, а другой мужчина стоял у выхода. Они разговаривали и шутили, все еще прибывая в общественном режиме после обеда.