— Ты не много о нем рассказывал.

Он пожал плечами.

— Они до сих пор женаты с мамой, но это ничего не значит, ни для кого из них.

— Ты сказал, твоя сестра похожа на него. Какое слово ты применил? Дикая?

— Ага. Он постоянно что-то затевает. Все время ждет какого-то препятствия, или что нарисуется какая-нибудь схема. Он не самый плохой мужчина в мире — никогда не бил маму или нас, и он больше недоумок, чем настоящий кровопийца. Еще он не пример для подражания. В основном, он неудачник. Лентяй. Невежа.

— Лодырь.

— Он просто такой, какими все становятся там.

— Но ты не такой.

— Раньше я так думал…, но блин. Я был заключенным. Это рушит всю мною накопленную порядочную репутацию.

— Чем ты занимался до Казинса? — спросила я его. — Какой работой?

— Всей, что подворачивалась. Стройка, демонтаж, охрана. Ездил на грузовике у лесозаготовительной компании несколько лет. Все, что оплачивалось неплохими деньгами и находилось в незакрытом помещении, и для чего не требовался диплом.

Я передала ему тарелку с двумя блинчиками, поставила бутылку с сиропом и масленку, достала для нас столовые приборы. Я положила третий блинчик на свою тарелку и села, наши колени соприкасались под маленьким столом.

— Меня сводили с ума, — продолжил он, — времена, когда я не мог найти работу в течение недели или двух. Я терпеть не мог некоторые из своих должностей, но я никогда не понимал, как кто-то может выдержать просто сидеть на месте и ничего не делать.

— Я тоже. — Я подумала о Джастине, которому уже двадцать восемь, но в душе по-прежнему шестнадцать, прозябает целые недели за выпивкой и видео играми со своими дружками. И как много часов я сидела рядом, наблюдая, умирая от скуки?

— Я нервничал как никогда, когда узнал об освобождении — что, черт возьми, я буду делать, если у меня не будет ничего на примете. Если я застряну дома, вынужденный застрять с мамой или сестрой. И какое это ужасное чувство. Словно я потерял все это время и оказался в большем дерьме, чем был. Или словно все будут смотреть на меня, как будто я превращусь в своего отца — пустая трата пространства.

— Полагаю, нужно благодарить бога за то, что тебе попался твой начальник.

— Это правда. — Он обмакнул в сиропе целую вилку с блинчиком. — Было тяжело. Для моей семьи, после пяти лет, мое освобождение, как финишная прямая. Цель достигнута. Для меня это только начало.

— А какие у тебя цели?

Его глаза метнулись к окну, пока он жевал, от утреннего света они были похожи на сироп, сладкий и кленового цвета.

— Для начала, работать не покладая рук. Пережить зиму и посмотреть, как пойдет работа, когда я начну действительно заниматься ландшафтным дизайном. Стать профессионалом в ней. Действительно хорошим профессионалом, и не знаю. Посмотрим, куда это меня приведет. Возможно, я решу получить сертификацию. Хотя, возможно, сначала нужно получить аттестат, но у меня никогда не получалось сдать экзамены, пока я был закрыт. Совсем никак. Не думаю, что у меня получалось ответить на половину вопросов, прежде чем истекало время.

— Существуют программы аттестации, адаптированные для людей с различными особыми потребностями.

Он улыбнулся, смущаясь.

— Особые потребности? Боже.

— Ты знаешь, что я имею в виду. Для учеников с дислексией и людей с дефицитом внимания, и даже для тех, у кого дисграфия. Я думаю, тебе понадобится справка от врача. Но это не такое уж препятствие.

— Нет, наверное, нет. Если я хочу получить лучшую сертификацию работы. Профессиональный курс на ландшафтного дизайнера стоит несколько сотен баксов, и, возможно, там будет все, что я уже знаю по работе, но если это означает, что смогу зарабатывать больше денег…, то оно того стоит.

— Похоже, ты нашел что-то, что тебе действительно нравится.

Он кивнул.

— Да. Надеюсь, это не только потому, что это занятие позволяло мне выбраться из Казинса на несколько часов в день…, но да, мне нравится работать с растениями. Интересно, как каждое отдельное растение требует особенного ухода.

— Ты лучше, чем я. У моей мамы был сад всю мою жизнь, но я все равно так и не научилась ухаживать за растениями сложнее, чем толстянка. Ты думаешь над тем, чтобы завести собственный сад?

Если я не ошибалась, его щеки снова покраснели.

— Что?

— Я как бы уже его завел. Что-то вроде того. Насколько позволяет моя квартира, в любом случае.

— Я должна навестить тебя, чтобы увидеть его.

Озорная легкая улыбка.

— Не уверен, что хочу, чтобы ты приходила. Моя квартира настоящая лачуга.

— О да, а у меня пентхаус.

Он пожал плечами.

— Мне нравится. Здесь уютно. Уйдет какое-то время прежде, чем я смогу переехать в какое-нибудь хорошее место или обставить настоящую квартиру. Я погряз в долгах за нападение и за отбытый срок. Плюс ко всему, грузовик нуждается в ремонте, маме нужно все время в чем-то помогать — что-то купить или, по крайней мере, починить, ездить по восемнадцать миль туда и обратно, чтобы что-то починить — обходится дорого с моим-то расходом топлива.

— А.

— Еще, я, правда, не могу выносить поездки домой.

— Да?

Он покачал головой.

— После того, как меня выпустили, я был там дважды. Я так долго там не был, что, кажется…, не знаю. Словно теперь я вижу это место таким, какое оно есть. Словно за время моего отсутствия я рассмотрел мир с особым вниманием. Когда мне было восемнадцать, двадцать лет, я почти гордился своим происхождением. Чертова гордость пацана из трейлерного парка или что-то похожее.

— Возможно, время начать все сначала.

Он кивнул.

— Давно пора… вот почему ты здесь? Чтобы начать все сначала?

— Не совсем. Все из-за моей библиотекарской карьеры. Я закончила, институт в Энн Арбор, и поиски работы привели меня сюда, это была единственная причина.

— Ты думаешь остаться тут?

Я рассматривала этот вариант. Рассматривала свою с трудом собранную библиотеку, в этом с трудом держащимся маленьком городке. Рассматривала людей, которым помогала в «Ларкхейвене» и Казинсе, и в округе. — По крайней мере, на какое-то время. Но я не знаю, хочу ли я остаться здесь на совсем. Я хочу внести изменение в месте, где это ценится, но…

— Это угнетающее место.

Я кивнула, чувствуя себя виноватой.

— Так и есть. И люди совсем отличаются от тех, что дома. Люди на юге разговаривают с фальшивой дружелюбностью, но…, но в некоторые дни я бы с радостью приняла фальшивую дружелюбность взамен на честную дерзость. Плюс ко всему зима такая чертовски длинная.

Он откинулся на спинку стула.

— Давай тогда скинемся. Купим маленький домик где-нибудь на юге, вдалеке от всего этого снега и моего проклятого родового гнезда. Я смогу заниматься ландшафтным дизайном год на пролет. Ты найдешь какой-нибудь маленький городок с библиотекой, которая нуждается в поправке.

Мое тело забавно затопило теплом от такой приятной мысли. Если бы он говорил серьезно, другое дело, но мы только что провели ночь, сводя друг друга с ума, так что, когда еще будет уместным задуматься о будущем вашей мечты?

— Звучит неплохо. Хотя между твоими штрафами и моими выплатами за учебу и нашими зарплатами, скидываться нам придется очень долго.

Он пожал плечами, улыбаясь.

— Я кое-что знаю о терпении.

Я улыбнулась ему в ответ, но этот свет внутри меня снова вспыхнул. Прошлой ночью он сказал мне, что не сможет пообещать мне, не делать того, что сделал для своей сестры. Это что-то значило для него, его чести и справедливости. Но если случится что-то ужасное, и он будет моим мужчиной… Он, может, принять решение, которое заберет его у меня, прямо, когда он будет нужен мне больше всего. Свобода для него значила намного меньше, чем должное страдание другого человека, а я не была уверена, что смогу связаться с кем-то, кто выбирает возмездие взамен на то, чтобы остаться рядом с любимыми.

Он, должно быть, воспринимает это как разменную монету за свои действия, решила я. За свою жестокость. Как бы ни было глупо, я подумала, может я смогу научить его другому. Показать ему насколько ценнее он был в качестве партнера, чем в качестве сторожевого пса.

Но если полдесятилетия в аду не научили его, каковы шансы у меня?

Глупые мысли. Так или иначе, сейчас не время для них. Сейчас время упиваться тем, что у нас есть — растущие чувства, неоспоримая физическая связь. Много чего нужно изведать сейчас.

Я сделала очередную партию блинчиков, затем мы разлили оставшейся кофе по нашим кружкам и переместились на диван перещелкивать каналы, пока усваивается еда. Эрик издал пронзающий звук, и я оставила канал футбольных новостей. Мне был все равно, что смотреть. Меня волновала только теплая рука на моем плече и вид наших ног в носках, закинутых на кофейный столик. Меня волновало только то, что впервые за пять лет я была близка с мужчиной. И с ним было так хорошо. Большим и сильным, обнадеживающий. Теплый и правильный, как кружка в моей руке.

— Тебе куда-то сегодня надо? — спросил он. — Или что-то сделать?

Я покачала головой.

— Никуда до завтрашнего утра. А тебе?

— Не-а. Даже если бы надо было, я бы прогулял, если бы ты позволила мне зависнуть здесь с тобой.

Я махнула в сторону телевизора.

— Из-за всех этих хвалебных комментариев, которые освещают игре Львов, я уверена, что ты должен теперь остаться. Еще я ходила за покупками в пятницу, поэтому у нас абсолютно нет причин покидать квартиру, насколько мне известно. Я буду рада, если мне не придется даже натягивать обувь сегодня.

Он обнял меня крепче, придвигая ближе.

— Мне с трудом верится, что мы здесь, вот так. Больше, чем я представлял. После прошлой недели в кафе… я был уверен, что наш огонь затух. По крайней мере, твой огонь.

— Не правда. Не совсем, даже когда я испугалась твоего освобождения. Он всегда тлел в глубине души. Не угасшие угольки только выжидали, когда их снова подожгут.