— Незнакомец, потому что ты не доверяешь мне?

— Потому что я не сталкивалась с разными сторонами твоей сущности. Важными сторонам. Та сторона, которая сделала ту страшную вещь. Та сторона, что решила не говорить мне, что тебя выпускают…, хотя ты понимал, что должен. Что это все изменит.

— Я был эгоистом.

Я кивнула.

—Да. Ты был эгоистом. — Я помешала напиток трубочкой. — Я тоже была эгоисткой. Я использовала тебя, чтобы почувствовать это все снова. Живой. Сексуальной. С кем-то, с кем бы мне никогда не пришлось волноваться, что все может, станет реальным.

— Я не возражаю, что ты меня использовала.

Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула.

Эрик вертел свою бутылку, думая, прежде чем сказать:

— Ты знаешь, почему я избил его именно так? Монтировкой?

— Ты не хочешь мне рассказывать почему.

— Нет, я имею в виду, почему именно монтировкой.

— Нет.

Его взгляд следил за движением.

— Потому что в тот яркий, горячий момент, когда я узнал новости, от которых у меня снесло крышу, я пожелал ему смерти. Потому что голыми руками я бы его не убил за то, что он сделал. И потому что у меня не было оружия, и я не медлил ни секунды, чтобы продумать план. Я просто передвигал свое тело к его телу, а по дороге схватил то, что, посчитал, сможет его убить…

— Боже, остановись. — Я съежилась, испугавшись подробностей.

— Я хочу сказать, что я не такой человек, который намерено, вносит насилие в свою жизнь. Я белое отребье — я знаю это. Там, откуда я родом, так и говорят. Но я не самый худший мужчина, который тебе попадался. Я ни разу не связывался с наркотиками, не насиловал какую-нибудь несчастную девушку, ни у кого не воровал. Прежде чем я избил того мужика, наверно, самая ужасная вещь, которую я делал — это превышал скорость и курил травку несколько раз в месяц. Время от времени, попадал в переделки. Как я уже сказал, я не святой, но я и не…, я не знаю, что ты там себе напридумывала обо мне. Но я могу поспорить, что я не настолько плохой.

А что я знаю о нем — потенциальный убийца? Тоже не особо впечатляет.

— Если ты не скажешь мне почему, — сказала я. — Не думаю, что мы сможем когда-нибудь…

— Когда-нибудь что?

— Вернуться к тому, что было. В письмах.

От этих слов его взгляд загорелся. Словно он даже в самых диких мечтах не представлял, что мы можем все вернуть. Слово я ему только, что сказала, — «У тебя все еще есть шанс. Я не могу забыть тебя». Словно я призналась в этом нам обоим. От этого у меня закружилась голова. Или, возможно, от бурбона.

— Даже если я буду знать почему, — добавила я быстро. — Это не означает, что я соглашусь с тем, что ты сделал. Но мне бы все равно хотелось, чтобы ты рассказал мне.

Он покачал головой.

Я устало откинулась на свое сидение. Мы вернулись к тому, на чем застряли в том магазине пончиков.

Эрик подумал с минуту, побарабанив пальцами по столу.

— Я бы мог сделать телефонный звонок.

— Кому?

Он усмехнулся.

— Кому. Черт возьми, ты очаровательна.

Я закатила глаза.

Он снова изменился, казалось, он вдруг стал собранным и спокойным. Мужчина с планом. Он встал, обогнул диванчик и направился к двери, доставая телефон из джинсов, плащ, перчатки и шапку он оставил. Я следила за ним через фасадное окно, он стоял спиной к стеклу. Я видела его лопатки сквозь футболку от того, как он прижимал телефон к уху. Неоновая вывеска позади него мигала, переходя с красного на желтый, отчего его синяя футболка меняла цвет с черного на зеленый, с зеленого на черный.

Надень зеленое. Надень черное.

Прямо сейчас на нем были оба этих цвета. На мне ни того, ни другого. И если бы мне снова пришлось сделать тот выбор… вот она я, по-прежнему не пришла ни к одному из вариантов, как эта мигалка. Действительно ли телефонный звонок был в силах изменить мое мнение о нем? Прогнать его? Пригласить его подняться в мою кровать? Под мое одеяло, под мою кожу?

Я вся покраснела, шокированная, что у меня вообще возникли такие мысли.

Он разговаривал. Это было заметно по его движениям и паузам. Он сунул свободную руку в карман. Я подумала о том, чтобы схватить его пальто и вынести ему, но передумала. Он кивал, качал головой. Смотрел вдоль улицы. Я попыталась представить, что я могла бы о нем подумать, будь мы незнакомы. Этот мужчина за стеклом, отчаянно названивает по телефону, в футболке на морозном зимнем воздухе. Возможно, этот парень гоняется за наркотиками? Или за девушкой?

Внезапно он пропал из оконной рамы, затем вошел в дверь с телефоном в руке, он все еще светился. Он уселся назад напротив меня и протянул его мне. На экране было написано «Кристина».

— Давай, — сказал он и слегка потряс его.

Я взяла его, коснувшись своими теплыми пальцами его ледяных. Я поднесла его к уху и сказала:

— Алло?

— Да?

— Извините, — сказала я, стреляя взглядами на своего спутника. — Эрик просто дал мне свой телефон. Он не сказал, кто…

— Я — Кристина.

— О. Привет. Я — Энни.

— Я знаю, кто ты такая. — Она казалось одновременно незаинтересованной и агрессивной, ее хриплый голос предполагал, что она, скорей всего, делала длинные затяжки сигареты между предложениями. — Эрик рассказал мне все о тебе.

— О, — сказала я снова, как дура.

— Я его старшая сестра. Он рассказывает мне все. Ты хочешь узнать, почему он избил этого козла?

Я сглотнула. А хочу ли я? Я уже не была уверенна.

— Думаю, он сделал это для тебя.

— Этот кусок дерьма получил не меньше, чем заслуживал. — Он все еще казалось незаинтересованной, но я слышала напряжение в ее голосе. Жесткая девчонка пытается быть сильной, чтобы скрыть свои чувства.

— Я не знаю, кто мы друг другу с Эриком, — призналась я, глядя на него. — Но у нас ничего не получится, если я не узнаю, что заставило его сделать такую ужасную вещь.

Резкий, злой смешок, который заставил меня представить Кристину сорокалетней, на одном локте, на заднем плане, вырубился мужчина без рубашки на потрепанной кушетке. У черта на куличках. Обосновавшись на какой-нибудь неухоженной стоянке, где умирали американские мечты.

— Хочешь услышать об ужасных вещах, которые совершают мужчины, — сказала она, злобно вздохнув. — О, я могу рассказать тебе все об этом. Но тебя ни черта не касается, что произошло со мной. Я рассказала своему брату и этой суке, его судье, но тебе я рассказывать точно не стану. Просто знай, есть способы, которыми мужчины могут навредить тебе, способы, которые не оставляют шрамов снаружи. Способы, которые заставляют монтировку казаться справедливой. Так достаточно доходчиво для тебя?

Мое горло сжалось, но она не могла увидеть, как я кивнула, поэтому я прокряхтела:

— Да. Весьма доходчиво.

Когда она снова заговорила, ее тон стал менее враждебным.

— Можешь думать обо мне все, что хочешь. Но мой брат хороший человек. Возможно, единственный хороший человек, родившийся в этом месте. Я не знаю, что ты о себе возомнила, но я гарант-блять-тирую, тебе повезет, если ты заслужишь его расположение. А никак не наоборот. — И она повесила трубку.

Я уставилась на телефон, когда ее имя исчезло, и вспыхнула длительность звонка. Эрик дотянулся и убрал его в карман.

— Секретами таких женщин нельзя просто так делиться, — сказал он мягко.

— Да. Это я поняла.

Он усмехнулся.

— Моя сестра дикая. Такая же, как наш отец.

— Я удивлена, что она сама его не избила.

Его улыбка увяла.

— Она бы так и сделала. Не сломай он ей руку.

Мое тело похолодело.

— Ох.

— Мне надоело зацикливаться на всем этом, — сказал он, откидываясь назад. — Ну, вот, пожалуйста. Чтобы она ни сказала, большего ты не услышишь о том, почему я сделал то, что сделал. У меня не было выбора. И дело не в том, оправдывает ли это мои действия или нет.

— Оглядываясь назад, тебе бы хотелось убить его?

— Нет, — сказал он. — Я рад, что не убил его.

Я захлопала глазами в удивлении.

— Это стояло пяти лет, чтобы показать ему, что происходит с теми, кто связывается с моей семьей. Но нет, он, наверное, не стоит того, чтобы моя сестра чувствовала, словно я пожертвовал остатком своей жизни, только чтобы увидеть его смерть.

— Его посадили? За то, что он сделал с ней?

— Нет, за другое дерьмо.

— Я надеюсь, он не в Казинсе.

Он покачал головой.

— Они бы такого не допустили.

— Хорошо… ты знал его? Прежде?

Эрик кивнул.

— О, да. Я знал его. У них что-то было с моей сестрой, однажды. Вместе готовили, ходили к озеру, работали над машинами. Одним летом моя мама позволила ему завалиться на наш диван, когда мне было где-то семнадцать.

Меня затрясло. Это еще хуже, чем я думала. Потому что насилие может скрываться в каждом, кого вы знаете. Это заставляло усомниться во всем. В своем собственном суждении и интуиции, почему ты не предвидел этого, и не ты ли в этом виноват, в каком-то смысле.

— Ты доверял ему, тогда?

Он покачал головой.

— Не тогда, когда он так поступил.

— Нет?

Эрик пристально смотрел мне в глаза.

— Ты действительно родом из хорошего места, ведь так?

— Мы небыли богаты или что-то в этом роде. — Не по чарльстонским стандартам. По стандартам Даррена? В таком случае, возможно, я выросла в каком-то закрытом раю.

— Я вырос в нехорошем месте, — сказал он. — Маленький, богом забытый городок под названием Кернсвилл, в часе езды на восток отсюда. И там есть чума, как чума, которая распространялась по грязным местам сотни лет назад. Только эта варится из сиропа для кашля и вводится через трубку или иглу, а не от укуса крысы. Понимаешь?

Я кивнула.

— Я не говорю, что то, что я сделал своего рода милосердие или что-то подобное. Но если какое-нибудь бешеное животное ходит по округе и кусает людей, никто не станет мешкать, чтобы убить его.