Тот день выдался душным и отвратительным,от чего заключенные и персонал были взвинчены. Осужденные спорили и не давали мне покоя, но это и к лучшему — раздор удерживал меня на ногах, не давал мне думать о Коллиере во время уроков по «Грамматики» и «Композиции», не давал моему взгляду коснуться его почти на протяжении всего обсуждения книги.

Как и всегда, он подловил меня во время дневного блока «Источников». Я задумалась, было ли это сделано специально. Как будто он хотел быть моим последним воспоминанием за день, когда я покидала это место.

О, я находила смысл в каждой щели и трещинке наших встреч.

Посещаемость была не большой. Класс «Источников» не был оборудован кондиционером, и, видимо, прелесть того, чтобы поглазеть на мою грудь и задницу слегка поникла, как только температура подобралась к тройной цифре. Мужчины по-прежнему приходили и уходили, и большинство из них приходили поседеть за компьютером, но теперь у меня самой появилось немного свободного времени, и я решила использовать его, чтобы подготовить список вещей для осуществления нереализованного плана Карен по доставке книг в камеры. Я почти начала думать, что могу отложить свой выбор позиции по отношению к Коллиеру еще на неделю. Или на неопределенный срок. Возможно, он проделывал это дерьмо «помоги мне написать письмо» с каждой библиотекаршей. Возможно, он больше и не объявится.

Дура.

Он пришел ко мне за двадцать минут до пяти. Я почувствовала, как прошел сквозь двери, горячая волна и равнодушие все внутри одного мужчины. Он подошел к моему месту, лениво и непринужденно, и я поняла, что это был он, даже не подняв глаз. Он стоял напротив моего стола за пустым стулом, обхватив его спинку. Я задрала подбородок. Ведя себя хладнокровно, невзирая на румянец, что жег мои щеки.

— Привет.

— Ты свободна? — спросил он, этим голосом, который шептал мне самые блестящие, отвратительные тайны в моей голове на протяжении этой недели.

— Конечно. — Кивнула я на стул, и он сел. Он достал сложенный листок бумаг из заднего кармана, и внутри меня образовался узел. Очередное письмо?

— Надеюсь, ты прочтешь кое-что, — произнес он, глядя на мои руки. — Кое-что, что я написал.

— Конечно. — В этот момент я поняла, что точно знала, где стоял ближайший офицер, и не для своей защиты. Я знала это так же, как все осужденные. Так же как преступник высматривает свидетелей и камеры, когда собирается совершить что-то незаконное. Я взяла листок из его рук, но он остановил меня прежде, чем я успела развернуть его.

— Не сейчас. Но, возможно, ты можешь забрать его с собой. Не спеши. Это очень важно. Я хочу быть уверен, что говорю все правильно.

Бум-бум-бум.

— Э-э... да. Конечно. Я могу сделать это. — Это был линованный листок, и я смогу увидеть его почерк. В большом количестве. — Даже если потребуется все переписать заново, это был хороший опыт в написании, — предложила я.

Он кивнул.

— Я использовал тот прибор. Я напечатал его на нем, и он исправил заглавные слова и орфографию. Потом я переписал все на бумагу. Мне не пришлось полагаться на голову, чтобы составить письмо.

— Умно.

Карие глаза Коллиера метнулись в сторону, в поисках охранников. Обнаружив, что они заняты прибывшими заключенными, он наклонился ближе.

— Я не буду тебя очень напрягать, — сказал он.

Я почувствовала, как приподнялись мои брови, а сердце убежало в пятки.

— Напрягать?

— Мне есть что сказать. Тебе. — Он постучал по бумаге, с едва слышным шепотом. — Если ты захочешь узнать больше, на следующей неделе, одень красное.

— Одеть красное?

— Если ты появишься в красном на следующей неделе, то я пойму, что то, что я хочу сказать, тебя устраивает. Если на тебе будет любой другой цвет, я больше никогда не побеспокою тебя. Не по поводу печатания или другому поводу. Я не разозлюсь, ничего такого. Но если ты хочешь узнать, то одень красное.

— Коллиер! — охранник метнул взгляд на него. — Следи за своим положением, любовничек.

Коллиер сел прямо, убирая свои скрещенные руки.

— Красный, — сказал он. — Но только, если захочешь узнать больше.

Я кивнула, сунув сложенный листок в свою записную книжку, вместе с остальными несколькими письмами заключенных, которые я пообещала занести в почтовое отделение.

Он посмотрел на мои руки, затем встал.

— Очень признателен, — сказал он обычным голосом, и задвинул за собой стул.

— Вот почему я здесь.

Затем он ушел не обернувшись. Пожилой охранник — кажется, его звали, Джейк — подошел ко мне.

— Он запугивал тебя?

Я слишком быстро засмеялась, качая головой.

— Нет. Всего лишь немного по заигрывал. Он безобидный. — Ага, безобидный.

— Я надеюсь, он не нашептал тебе ничего оскорбительного.

— Нет. Он просто скрывает свое нарушение письменной речи, — соврала я. — Думаю, он не хочет признать, что ему нужна помощь. — Ради всего святого, не проси показать тебе письмо.

Но Джейк только кивнул.

— Забавно, как некоторые из этих парней по-прежнему держатся за свою гордость, после того как мы забрали у них все остальное.

— Он... Должна я опасаться, из-за него? Он был замечен в манипуляциях? — скажи, нет. Скажи не скажи, нет, скажи, нет. Пожалуйста, не лишайте меня этого. Это слишком приятно.

Джейк подтянулся, с задумчивым видом, поправив свой ремень на животе.

— Этот... Он не бойскаут, но он не сует свой нос, куда не следует. Хорошее поведение с момента его заключения, не встревает в разборки, насколько это возможно, в месте подобно этому.

— Значит не совсем плохой.

Джейк улыбнулся.

— Довольно плохой, чтобы угодить за решетку на десять лет. Хотя не слишком опасен. Если у тебя от него мурашки по коже, доверяй своим инстинктам... Но маньяком его не назовешь. Ну, что на самом деле, мы знаем, даже о самых порядочных.

Я кивнула, чувствуя странные смешанные эмоции. Облегчение, заинтригованность, нервозность. Должно быть, это отразилось на моем лице.

— Все еще не освоилась, да?

Я протяжно выдохнула. Я могла позволить себе показать свое беспокойство, сейчас, когда все преступные глаза покинули помещение.

— Да. Просто, в библиотеке, люди все время пытаются отвлечься. Но здесь... я не знаю. Я хочу помочь этим ребятам. Я хочу верить им на слово, не смотря на то, что знаю насколько это невероятно глупый поступок.

— Здесь, самый лучший твой советчик, это интуиция, детка. Прислушайся к ней.

Я улыбнулась, и взяла свою сумку. Внутри было письмо от Эрика Коллиера. Эрик Коллиер, который был осужден на десять лет, если бы только Джейк не произносил приблизительное количество цифр. Десять лет.

С одной стороны, думала я, подходя к машине, десять лет это хорошо. Это было не убийство, учитывая, что Казинс относилась к колонии общего режима, и десять лет слишком мало для особо ужасного сексуального насилия.

С другой стороны, десять лет означали, что Эрик Коллиер отбывал наказание не за кражу в магазине или продажу травы, или за неоплаченные парковочные талоны.

Но он пробудет взаперти еще пять лет. Не считая условно-досрочного освобождения, раз Джейк не принял это во внимание, и если Коллиер имел право на это. Мне очень не нравилось в библиотеке Даррен, так что, я сама, точно перееду в другой город и поменяю работу в ближайшие пару лет, и я не собираюсь содействовать и привлекать его так сильно, чтобы он пришел за мной... Ведь так? Был ли Эрик преследователем? Какой срок давали сталкерам?

Но все эти разговоры про красное...

Он придумал это, чтобы контролировать меня.

Или он придумал это, чтобы я думала, что я контролирую ситуацию.

Я попыталась последовать совету Джейка и прислушаться к своей интуиции, но похоть и тревога так будоражили меня, что было тяжело услышать что-то кроме моего бешеного пульса.

Он ограбил банк, решила я, повернув ключ зажигания. Все. Решено. Отчаянное, напористое преступление, но единственный, кто получил пулевое ранением — был потолок, в доказательстве того, что пистолет был заряжен. Он не собирался никому причинять вреда, и не сделал этого. На самом деле, представила я, он зарядил его только для подстраховки в случае неудачи. И добровольно сдался, когда его раскусили. Он нуждался в деньгах, чтобы вытащить брата из неприятностей с мафией.

Нет, никакой мафии.

Ему были нужны деньги на операцию бедра его бабушки.

Отлично.

Всю поездку я провела, мысленно воображая неудачные ограбления Коллиера, и к тому времени, когда копы пробрались в банк, я была на его стороне. Эти фантазии были нужным мне, для того чтобы открыть его письмо, но я спохватилась, когда остановилась вдоль обочины.

Это и вправду какая-то больная, неудачная воображаемая игра для тебя. Но для него...

Для него, чтобы это ни было, являлось самой реальной вещью, которая случилась с ним за пять лет. Насколько я знала, это увлечение, что не давало мне уснуть по ночам, могло быть единственной причиной, из-за которой этот мужчина просыпался по утрам.

Нет. Я слишком много о себе возомнила.

Просто прочитав, что он написал. Можно доказать, что я увлеклась самым жутким человеком, и потратила в пустую всю ту энергию, пытаясь оправдать его.

Я захлопнула дверь и уставилась на бар. Не смотря на то, что я жила двумя этажами выше, я всего лишь однажды отправилась туда за выпивкой. После того, как распаковала перевезенные вещи, я спустилась вниз, надеясь, что это место, возможно, окажется более привлекательным, чем выглядит, и попытаться завязать дружбу с барменом или волшебным способом столкнуться со смешанным южанином. Но нет. Пивнушку у Лолы, посещали законченные и хронические алкоголики, люди с безграничным временем, без перспектив, и с достаточным количеством денег на вечер, чтобы напиться в хлам.

Я немного выпивала в колледже, на вечеринках. Затем Джастин все испортил. Алкоголь перестал быть забавным, перестал быть общественно приемлемым пороком. Невнятные слова не были смешными. Опрокинутые рюмки не подогревали веселье — они отсчитывали время взрыва.