– Что с тобой? Ты как будто не рада свиданию? – Игорь подплыл к ней вплотную, его руки обняли, а губы, соленые от морской воды, скользнули по ее губам.

– Здесь твоя любовница? – Светлана понимала, что свой вопрос она задала поздно, что об этом надо было спросить раньше.

– О чем ты?

– Ты знаешь, о чем. Вернее, о ком. Я ее видела. Вряд ли это был мираж, вызванный зноем.

– Перестань, зачем ты все портишь, зачем ты говоришь о том, чего не знаешь?

Светлана, не обращая внимания на волны, которые гладили ей спину, резко развернулась и заговорила. Голос ее сначала был тихим, настолько, что Игорю пришлось почти вплотную подойти к ней, чтобы слова не поглощало пространство вокруг. Игорь слушал ее и не мог поверить своим ушам. Слова Светланы были жестокими, грубыми, она ловко перевернулась в воде и отводя от лица намокшие пряди волос, почти прокричала:

– Да ты же подлец! Ты пользовался и мной и пользуешься ею?!

Игорь задохнулся от бешенства, сделал резкое движение к ней, протянул руку, пытаясь ухватить ее за мокрое, скользкое плечо. Светлана дернулась, и глаза их встретились.

Светлана помнила эти потемневшие от решимости глаза. «Он сейчас меня убьет», – подумала Светлана, и в этих словах не было ничего от житейской мелодрамы, в них был страх. Всего лишь мгновение смотрели они друг на друга, потом она почувствовала, что его рука толкает ее под воду. Светлана попыталась вырваться – ужас переполнил ее. Кто этот человек, с которым она жила? На что он способен и чего добивался?! Что он сделает сейчас с ней, здесь, в этом пустынном месте, которое не разглядеть ни с берега, ни со скалы, ни с моря? Она сейчас в его власти. Его намерения ей были непонятны – он пытается утопить ее или приблизить к себе, обнять? Сделав рывок, Светлана выскользнула из его тесных объятий и, вдохнув побольше воздуха, нырнула к темным острым валунам, которые можно было разглядеть внизу, на дне. Вынырнула она уже за углом этого маленького мысика и стремительно поплыла к берегу.

Ей повезло – многочисленные отдыхающие по-прежнему прятались в тени баров, кафе или устроили себе сиесту в номерах. Светлана поднялась к себе. Переоделась, походила по комнатам. Сейчас он придет сюда – что могут они сказать друг другу? Светлана прошла в холл, взяла небольшую новую сумку, которую купила уже здесь, сложила туда пару платьев, смену белья, взяла деньги, документы и выскочила из номера. На кровати остался лежать новый красивый сарафан.

Из Албены она уехала на большом туристическом автобусе, отправлявшемся в аэропорт Варны. Не потревоженная никем, она устроилась в самом конце тонированного салона и всю дорогу возвращалась к событиям этого дня. Что это было? Ее бред на почве ревности? Или глаза Игоря отражали его намерения? Как разгадать эту загадку, что думать о человеке, с которым прожила столько времени? «Нет, я просто сумасшедшая, такого не может быть! Игорь – спокойный, доброжелательный, мягкий, уступчивый, как он может кого-то убить?! Да нет, это просто бред. Моя ревность, моя подозрительность, моя вечная привычка держать все в себе! Надо было с ним поговорить в отеле», – Светлана старалась унять дрожь. Она пыталась вспомнить его движения, жесты, то, как он толкнул ее, как пытался обнять за голову или заставить наклониться к воде. Ей не давало покоя его лицо, его глаза. Светлана вдруг еще раз пережила это мгновение – вот этот взгляд, непонятный, но времени для разгадок у нее уже не было. Летний пейзаж за окном превращал все в нереальность, это могло только присниться. Светлана покинула автобус, когда тот сделал остановку у заправочной станции, недалеко от аэропорта. Готовящиеся к перелету, слегка веселые пассажиры ее отсутствия не заметили. Она же тем временем договорилась с приятной молодой польской парой, которая ехала в Софию на крестины дальней родственницы, что они подвезут ее. Деньги они у нее брать отказались, но тогда Светлана настояла, что бензин будет за ее счет.

Дорога в Софию оказалась долгой – как-никак четыреста километров, два раза они останавливались, чтобы перекусить, и уже почти ночью въехали в город. За все время пути Светлана не задумалась, что она делает и какую цель преследует, уезжая в Софию. Она даже не вспоминала Игоря. Попутчики попались разговорчивые. Вся дорога прошла за обсуждением прелестей курортной Болгарии, цен на бензин и политических скандалов. Наступивший вечер, огни большого столичного города придали бегству Светланы разумный вид. «Сейчас устроюсь в гостинице, приму ванну, поем и буду думать, как жить дальше. Пусть обо мне никто и ничего не знает – больше времени у меня будет на раздумья и размышления», – подумала Светлана, но войдя в маленький чистенький номер и приняв прохладный душ, легла на большую мягкую постель и провалилась в крепкий и вместе с тем беспокойный сон. И во сне, как ни удивительно, ее мучил тот самый взгляд, взгляд человека, подошедшего к точки невозврата. И во сне она пережила еще раз это странное чувство, когда смотришь в глаза человеку и понимаешь, что он становится убийцей. Он еще не поднял руку, он еще не прикоснулся к ней, он еще не сделал попытки ее убить, но его взгляд говорил, что он сейчас это сделает. Светлана во сне ворочалась, сбивала в плотный жаркий комок тонкую простыню, просыпалась на мгновение, проваливалась в глубокий сон опять. И во сне, как и наяву, она терзалась сомнениями, она не верила этому взгляду, она боялась его. Открыв глаза и поглядев на еще темное небо за окном, Светлана вдруг поняла, почему сбежала. Невозможно больше делать вид, что ничего не произошло. Его взгляд расставлял по своим местам и придавал всему совершенно обратное значение. «А если мне это все показалось? Я же была в истерике! – спросила она в сотый раза сама себя. И тут же сама ответила: «Ну и что же, в таких сомнениях жить нельзя».

Громкое утро столичного города Светлана встретила без сна. Оглядев свой номер, она осталась довольна – вполне сносное жилье. Сидя в постели, она пересчитала наличные деньги, по мобильнику проверила счет в банке – получалось, что на вполне комфортную жизнь ей хватит недели на три. А там… Там она посмотрит. Пока же побудет одна и решит, что с этим всем делать. Светлана вдруг почувствовала желание наказать его. Так все просто это устроить – она пропала, ее нет, в гостинице ее наверняка хватятся. Придут к нему. Только так она может отмстить ему за этот взгляд.

Светлана оделась, позавтракала, попросила у девушки за стойкой карту города и пошла в магазин купить какую-нибудь одежду.

Светлана растворилась в этом большом маленьком городе. По сравнению с Москвой здесь все игрушечное, по сравнению с Варной и Албеной город был огромен, в нем можно было затеряться, остаться наедине с собой. Светлане это и нужно было. Она, оборвавшая все ниточки, связывавшие ее с привычным миром, чувствовала себя другой, не Светланой Никольской, а неизвестной женщиной средних лет, в меру симпатичной, в меру модной, в меру успешной, и сейчас, здесь разницы между внешним и внутренним почти не существовало. Она придумала себе распорядок дня – завтрак, прогулки по городу, чтение книги в парке, обед, опять прогулка. Светлана словно зависла между прошлым и будущим, между правдой и неправдой, между сомнениями и уверенностью. Сейчас она могла не принимать решения, не надо было четко отвечать на вопросы, от ответов на которые зависела ее жизнь.

«Этот город, должно быть, похож на Киев», – думала Светлана, которая в Киеве так и не побывала. На эту мысль ее натолкнул вид огромных каштанов, жухлая листва на мостовых, величественные здания пятидесятых, широкие бульвары, разбегающиеся от центральной площади. Светлана начала свои прогулки с центрального бульвара Витоши. Увидев дорогие магазины, она собралась зайти, но потом передумала. Не потому, что было мало денег – при необходимости можно позвонить Даше, которая пополнила бы карту… Света какое-то время разглядывала витрины, мысленно примеривала платья, но все это делалось скорее машинально, интереса, настоящего женского интереса к обновкам у нее не было. Все вокруг она воспринимала болезненно. Увидев улыбающиеся лица продавщиц, их холеные лица, руки, тщательно выверенные пропорции их одежды, она поставила крест на покупках. Глядя на всех молодых женщин, она испытывала несвойственные ей зависть и раздражение. Стало ясно, что самое лучшее, что можно сделать для себя, – это остаться в одиночестве, пользуясь привилегиями приезжей. Она брала карту, прокладывала маршруты, разглядывала дома, впрочем, без особого энтузиазма. Она, как платье, примеряла город на себя, пробовала в нем жить, как если бы переехала сюда навсегда. Ее длинные прогулки не подчинялись какой-то цели. И в этих прогулках было много непривычного: Светлана уже много лет не существовала одна, без привязки к телефонным звонкам, обязательному времени, датам, людям. Сейчас все было так, как когда-то очень давно, до встречи с Нащокиным. И именно здесь память наконец вернула ей воспоминания о бывшем муже – не то чтобы она совсем про него забыла, нет, просто очень давно Светлана не вспоминала детали их совместной жизни. Сейчас эти воспоминания сопровождались ночными слезами умиления, жалости к себе и к бедному Нащокину, слезами по тем временам, когда все было предельно ясно и просто.

События, которые ее подтолкнули к бегству, не стирались и не превращались во что-то малозначительное. За три с половиной недели у нее появились свои ритуалы и обычаи. Каждый вечер около семи часов она приходила на бульвар рядом с площадью, усаживалась за столик в уличном кафе, заказывала бокал белого вина и сидела долго, почти до позднего вечера. Ей нравилось наблюдать за толпой, это отвлекало ее от мыслей. В девять часов неподалеку, в саду, начинал играть духовой оркестр, Светлана оживлялась – это была одна из главных причин, из-за которой она здесь проводила вечера. Не очень большой знаток музыки, она была благодарным и некапризным слушателем. Окружающие на нее смотрели с интересом – каждый вечер одна, за одним и тем же столиком, официанты, с их почти звериным чутьем, после шести часов не позволяли никому сесть на ее место, и Светлана благодарила приличными чаевыми. Женщины провожали ее своим оценивающим взглядом, мужчины же, глядя на нее, оценивали свои шансы. Она держалась спокойно, кивала головой завсегдатаям, но всем своим видом подчеркивала свое нежелание общаться. Это воспринималось с уважением всеми, кроме одного господина, который изводил ее своими взглядами.