Как, оказывается, чудесно проводить вдвоем весь день и всю ночь! Медовый месяц закрутил нас в вихре счастья и безудержной радости. Мы, как сумасшедшие, лазали по скалам, купались, катались на лодке с Джузеппе и Умберто. Они очень обрадовались, узнав о нашей женитьбе, и их арии стали еще более страстными. Возвращаясь домой после морских прогулок, мы с Роком изображали их в лицах, стараясь петь так же, как они. От этих выводимых фальшивыми голосами арий нам становилось еще веселее, и мы хохотали до слез. Когда я занималась стряпней. Рок обычно тоже приходил на кухню, уверяя, что хочет помочь мне. На деле же он мешал мне до тех пор, пока, вконец разозлившись, я не начинала его выпроваживать. Кончалось это тем, что он заключал меня в объятия и мы забывали обо всем на свете…

Как я и предполагала, Рок оказался страстным и довольно требовательным любовником, и я часто поражалась глубине и разнообразию испытываемых мною ощущений. Теперь я твердо верила, что отныне все в моей жизни будет прекрасно. Наслаждаясь сегодняшним днем, я не задумывалась о том, что ждет меня в Пендоррик-холле. Моя уверенность, что отцу не придется ни о чем волноваться, — ведь Рок позаботится о его будущем, как, впрочем, и о моем, — была непоколебима.

Однажды, отправившись на рынок, я вернулась домой немного раньше, чем намеревалась. Дверь в студию была открыта. Рок и отец сидели друг против друга. Выражение их лиц потрясло меня. Рок был мрачен, отец — в полном смятении. Видимо, он говорил моему мужу что-то неприятное, и я никак не могла понять, рассержен ли Рок или просто изумлен услышанным.

Заметив меня, Рок поспешно сказал:

— А вот и Фейвэл.

Казалось, они тут же надели на свои лица маски.

— В чем дело? — решительно спросила я.

— Ни в чем. Просто мы голодны, — подойдя ко мне и взяв корзинку, ответил Рок. Обняв меня свободной рукой, он улыбнулся.

— Кажется, я уже целую вечность не видел тебя. Я снова взглянула на отца. Он тоже улыбался, но в его глазах таились боль и… страх.

— Папа, в чем дело? — продолжала допытываться я.

— Ты просто выдумываешь всякие глупости, моя дорогая, — заверил он.

Я никак не могла избавиться от ощущения какой-то неловкости. Тем не менее, не желая ничем омрачать своего счастья, я все же позволила этим двоим убедить меня, что все нормально.

Солнце в тот злополучный день светило невыносимо ярко. Чтобы немного освежиться, отец отправился искупаться, а мне нужно было заняться приготовлением обеда. Я попросила Рока пойти на пляж вместе с отцом.

— А почему бы тебе тоже не пойти с нами?

— Мне нужно приготовить обед, и я сделаю его быстрее, если вас не будет дома.

Они ушли, но минут через десять Рок вернулся домой один. Войдя в кухню, он расположился за столом, у открытого окна. Кончики его оттопыренных ушей просвечивали на солнечном свету.

— Иногда, — сказала я, — ты бываешь похож на сатира.

— Разве я на самом деле не сатир? — серьезно спросил он меня.

— Почему ты так быстро вернулся?

— Я понял, что больше ни минуты не могу пробыть без тебя.

Я весело рассмеялась в ответ.

— Какой же ты глупый! Неужели ты не мог посидеть на пляже хотя бы еще минут пятнадцать?

— Нет, это слишком долго.

В душе я была рада тому, что Рок со мной, хотя он и мешал мне готовить. Настало время обеда, а отца все не было.

— Надеюсь, он не болтает с кем-нибудь, как обычно. Ты ведь знаешь, что это может продолжаться целую вечность, — заметила я.

— Это невозможно. На пляже никого нет. Через полчаса я заволновалась по-настоящему. И не без причин. Мой отец так и не вернулся домой. Его тело обнаружили в тот же день, к вечеру. Говорили, что скорее всего его ноги свело судорогой и он не смог доплыть до берега. Видимо, так оно и было. В этот момент найти другое объяснение случившемуся было просто невозможно.

Не будь со мной Рока, я не знаю, как смогла бы пережить эту беду. Единственным утешением в те скорбные дни была его любовь, так неожиданно ворвавшаяся в мою жизнь. Сомнения пришли позднее.

Глава 2

Боль утраты терзала меня, не давая покоя ни днем, ни ночью. К тому же я никак не могла отделаться от ощущения, что в чем-то виновата перед отцом. Помню, как ночью, лежа в объятиях Рока, я часто плакала:

— Я просто уверена, что отца можно было спасти.

Рок изо всех сил старался утешить меня.

— Что ты могла сделать, дорогая? Откуда тебе было знать, что его ноги сведет судорогой? Пойми, это может случиться с каждым, если помощь не подоспеет вовремя.

— Но у него никогда не было судорог.

— В жизни все когда-нибудь случается впервые.

— Знаешь, в последнее время он вел себя как-то странно, с ним явно что-то происходило.

Рок нежно откинул прядь волос с моего лица.

— Любимая, ты не должна так терзать себя. Теперь мы уже ничем не можем помочь ему.

Он был прав. Мы действительно были бессильны что-либо изменить.

— Думаю, твой отец был бы рад, зная, что я с тобой.

Я не поняла, что он хотел этим сказать, но по его голосу почувствовала, что в этой странной фразе заложен какой-то особый смысл, я впервые вдруг испугалась. Испугалась, потому что поняла: Рок искренне сочувствует мне, но он не только не в состоянии разделить со мной мое горе, а даже испытывает некоторое облегчение, ведь теперь я безраздельно принадлежу ему одному.

Целиком охваченная горестными переживаниями, я была не в состоянии что-либо решать и делать сама и поэтому полностью подчинилась воле мужа. Он позаботился обо всем и решил, что нам следует как можно скорее покинуть остров. Отъезд, перемена обстановки помогут мне быстрее пережить эту трагедию.

Самые ценные из вещей отца были тщательно упакованы и отправлены в Пендоррик, где уже ожидали нашего приезда, остальное — распродано. Рок встретился с хозяином студии и прервал договор об аренде. Через две недели мы навсегда покинули Капри.

— Теперь мы должны постараться как можно скорее забыть о случившемся, — сказал Рок, когда мы на катере переправлялись на континент.

Взглянув на его красивый профиль, я вдруг подумала о том, что передо мной совершенно незнакомый человек. Не знаю, почему эта мысль вдруг пришла мне в голову. Вероятно, впервые после смерти отца я задумалась о том, что мне предстоит еще многое узнать о своем муже.

Два дня мы провели в Неаполе. Рок сказал, что не спешит домой и хочет, чтобы я хоть немного оправилась от потрясения, прежде чем он повезет меня в Пендоррик-холл.

— Мы останемся здесь до конца медового месяца, дорогая, — заявил он мне.

В ответ я пробормотала что-то невнятное, так как по-прежнему не могла отделаться от своих тягостных раздумий. Особенно часто я почему-то вспоминала ту ночь, когда застала отца сидящим в студии. О чем же он все-таки думал в те минуты?..

Снова и снова я корила себя за то, что была так невнимательна к отцу. Ведь я чувствовала, что с ним что-то неладно. Я должна была тогда все выяснить. Я не раз возвращалась к этой теме в разговорах с Роком.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Думаю, отец был болен. Может, поэтому у него и свело ноги. Рок, скажи мне, что случилось в тот день на пляже? Как ты считаешь, он действительно себя плохо чувствовал тогда?

— Не думаю, он выглядел как обычно.

— Если бы ты только остался тогда с ним! Если бы ты был с ним!..

— Да пойми же, Фейвэл, сейчас бесполезно говорить «если бы». В тот момент меня с ним не было. Знаешь, давай уедем из Неаполя. Это слишком близко от острова… — Притянув к себе, он нежно поцеловал меня. — Запомни, Фейвэл, теперь ты моя жена, и я хочу, чтобы ты успокоилась и думала только о нашем с тобой будущем. Твоему отцу бы не понравилось, знай он, что ты так терзаешь себя.

Конечно, Рок был прав. С течением времени боль утраты понемногу утихала. Постепенно я научилась принимать как данность тот факт, что отца больше нет в живых. Да, теперь у меня есть муж, с которым я обязана считаться. Року очень хотеться, чтобы эта трагедия осталась где-нибудь далеко в прошлом и чтобы мы снова могли быть счастливыми. И я должна сделать все, что в моих силах, чтобы оправдать его надежды.

По мере удаления от острова мне становилось все легче справляться со своим горем. Рок старался отвлечь меня от грустных мыслей и был чрезвычайно внимателен ко мне. Мы взяли напрокат машину и две недели провели на юге Франции. Я была буквально околдована окружавшей нас красотой. Но всякий раз, когда я восхищенно любовалась окрестностями и с интересом рассматривала красивые, яркие домики, казалось, прилепленные к скалам, муж лишь нетерпеливо пощелкивал пальцами.

— Подожди, — обычно говорил он. — Скоро ты увидишь Пендоррик-холл.

Эта фраза превратилась для нас в своеобразную шутку. Сидя, скажем, под разноцветным зонтиком где-нибудь в Каннах, я вдруг говорила:

— Конечно, здесь очень красиво, но ничто на свете не может сравниться с Корнуоллом.

После чего мы начинали так громко хохотать, что прохожие смотрели на нас с доброй улыбкой, понимая, что столь глупо вести себя могут только влюбленные.

Сначала моя веселость была несколько наигранной, я просто изо всех сил старалась сделать Року приятное, но затем вдруг поняла, что необходимость притворяться отпала. Все больше и больше я влюблялась в своего мужа, и утраченное было ощущение счастья постепенно возвращалось ко мне. Я видела, как Року хотелось вытащить меня из паутины печали, и знала, что он всегда добивается желаемого. И на сей раз его усилия не могли не увенчаться успехом. Я чувствовала в нем могучую внутреннюю силу, и это обстоятельство чрезвычайно радовало меня. Ведь именно таким, по моим представлениям, и должен быть муж. Отношение Рока ко мне нельзя было назвать иначе, как безупречным. Порой я даже изумлялась тому, как вообще могла хоть на секунду сомневаться в нем.

Но однажды сомнения все же вернулись. Это случилось в Ницце. Вечером Рок предложил заехать в казино, и по привычке я тут же согласилась. Наблюдая за его игрой, я вдруг вспомнила, как лихорадочно блестели его глаза в тот момент, когда он играл с папой. Увлекшись игрой и на этот раз, он пришел в крайнее возбуждение. Выражение его лица, взгляд не на шутку встревожили меня.