Мы поженились в разгар января и в день свадьбы едва не опоздали в ЗАГС на собственную регистрацию, потому что с утра гуляли в лесу и валялись в сугробах под березами. Мы лежали в снегу среди деревьев, а из неба, перечеркнутого тонкими кружевами березовых веток, сыпался мягкий белый пух. Сыпался на лица, и я ничего не видела и не чувствовала, кроме этих касаний и теплых пальцев Тима в моей руке.

Мы очень мало знали друг о друге, когда поженились: наше знакомство происходило параллельно совместной жизни.

Он показывал мне фотографии своих бывших девушек, и я с удовольствием отмечала, что они все – красавицы. Мне это льстило, как и то, что вокруг Тима всегда было много женщин. Он с опытом виртуоза умел нравиться женщинам и работодателям. Однако сохранять отношения и с теми и с другими ему удавалось не столь успешно. Впрочем, меня это ничуть не пугало.

За первый год совместной жизни мы ни разу не поссорились и даже не были близки к этому. Однажды мы повздорили из-за какого-то пустяка и разбежались по разным комнатам. Но уже через пару минут столкнулись нос к носу в коридоре со словами: «Прости, пожалуйста!»

Мы жили в большой, но не обустроенной квартире Тима, на ремонт которой денег так и не накопили. Наша спальня была единственной уютной комнатой: роль кровати здесь выполнял матрас, расстеленный на полу. Вокруг него Тим расставлял свечи в бумажных абажурах, и первые месяцы мы всегда занимались любовью при свечах.

С другими комнатами мы постоянно экспериментировали: в одной наклеивали на старые обои коллажи из неудачных фотоснимков (Тим тогда как раз увлекся фотографией, и таких черновиков у него было хоть отбавляй), в другой завешивали стены географическим картами, утыканными красными флажками в тех местах, куда нам хочется поехать.

Я с самого начала знала, что наш брак – особенный. Начиная с его поспешности, удивившей всех, и заканчивая глубокой уверенностью в том, что это – на всю жизнь, и варианты не обсуждаются.

– Все влюбленные думают так же, – заметила в ответ на это моя подруга Ольга, отличающаяся повышенной ехидностью в крови.

– Дело даже не в любви, – ответила я с типично ангельским пафосом. – Есть такая штука – предназначение. Связь, которая существует еще до того, как люди увидят друг друга.

Я действительно ощущала эту связь: несмотря на всю разницу наших вкусов, режимов и привычек, разный стиль мышления и образ жизни, нас притянуло друг к другу и не отпускало. Мы могли часами спорить о религии, политике, этике – совпадали мы по взглядам куда реже, чем сходились, но эти споры сплавляли нас друг с другом еще крепче.

У нас было очень мало денег и очень много планов. А еще больше – оптимизма. Тим готовил мне овсянку с шоколадом и макароны с заправкой из тушеного лука, а я делала по выходным торты из дешевого печенья и сгущенного молока.

Первые два года мы почти не расставались. Когда впервые Тим уехал в командировку, мне пришлось пережить несколько мучительных ночей – постель без него казалась огромной, пустой и неуютной.

Когда же я как-то уехала в другой город в гости на неделю, он встретил меня в аэропорту, стиснул в руках, прижал и не отпускал несколько минут. А потом, выдохнув, прошептал на ухо: «Никогда больше не уезжай так надолго!»

Тим с первых дней учил меня, что все мои представления о своих возможностях и невозможностях – не более чем рамки, нарисованные в воздухе: «Какую сама установишь – такая и будет определять твою жизнь». Я, как послушный падаван, кивала.

А через три года после свадьбы мы, в соответствии со своими планами и желаниями, продали квартиру и перебрались в Москву.

Сначала мы снимали маленькую однокомнатную квартиру далеко от метро, но зато с роскошным видом на Москву-реку. В нашем первом московском доме было много солнца и растений в горшках. А на кухне почти всегда стояла раскладушка для гостей, бывающих проездом из других городов.

В тот первый год мы знакомились с городом – гуляли по улицам, определяя любимые маршруты, исследовали парки, усадьбы, дворцы, отслеживали все фотовыставки, к которым оба питали пристрастие. Мы обошли почти все музеи и обрели новую привычку – ходить по воскресеньям в «Иллюзион» на старые фильмы, а по дороге обязательно заглядывать в замечательную чебуречную на Солянке, чтобы купить два жирных, сочащихся соком, горячих чебурека с мясом и сыром.

Когда у нас обоих появилась стабильная работа, мы позволили себе взять кредит и купить однокомнатную квартиру в уютном зеленом Измайлове. Мы оклеили стены персиковыми обоями и поставили вдоль стен книжные стеллажи, а одну стену отвели под зеркальный шкаф. От метро до дома нужно было идти по бульвару, по аллее старых кленов, роняющих по осени листья на головы прохожим – как небесное благословение. Ветер закручивал их под ногами в шелестящий золотистый вихрь. И каждый раз, возвращаясь домой, я думала, насколько же мне повезло – жить в любимом городе, в любимом районе, с любимым человеком. Да еще и возвращаться домой под пологом из кленовых листьев. Не каждому выпадает такое счастье.

Я была счастлива. Даже в самые трудные периоды нашей жизни, когда настроение Тима или мое либидо падали на дно и не поднимались неделями, я знала, что это все временно, преходящие пустяки. И что мой брак продлится если не вечность, то, как минимум, до окончания моего ангельского века.


Наверное, о том, что с нашими отношениями не все в порядке, мне стоило догадаться еще той странной сырой зимой, когда Тим впервые ничего не подарил мне на день рождения. Подарок я, признаться, ждала, и даже пыталась угадать, что это будет. Зная, что мой любимый не отличается тонкостью интуиции, я в течение предыдущего месяца неоднократно рассуждала вслух о чудесных дамских рюкзачках, которые видела в продаже, или о том, как давно мне хочется заполучить альбом Климта в свою библиотеку, а также о прелестях масел для ванн.

Подарка не было. На следующий день после праздника я лежала в ванной, сдобренной солью и грейпфрутовым маслом, и размышляла, стоит ли затевать разговор об этом. В системе жизненных ценностей Тима подарки стояли где-то в хвосте очереди: необходимость выбора презента на день рождения или свадьбу друзей ввергала его в паническое состояние. Подарки самому себе он тоже принимал довольно равнодушно – даже штатив, о котором страдал, начиная с летнего отпуска.

Это я, как маньячка, за полгода составляла списки презентов для всех близких, записывала случайно услышанные желания и потом носилась по магазинам, разыскивая именно эти вещи. Удачно угаданное желание доставляло мне едва ли не больше удовольствия, чем получателю. Но где та скрижаль, где написано, что нужно действовать именно так?

К тому времени, как вода в ванной начала остывать, я пришла к выводу, что эпизод не стоит ни обиды, ни обсуждения. И ошиблась.

Первый сигнал об ошибке в программе поступил на следующий день. Я разговаривала по телефону с Анечкой Киверьяновой – обладательницей двух высших образований, роскошного бюста и едкого языка. Когда она мимоходом спросила меня о подарке от Тима, я замялась. В ответ на мое «ничего» Анечкин голос взвился сигнальной ракетой:

– И ты это проглотила?!

– Ну, я не придаю большого значения этим формальностям… – промямлила я, почувствовав себя не очень хорошо.

– Это, мать моя, уже не формальности! Это только начало…

Она оказалась права.

Ангел в треугольнике

Я не первая и не последняя женщина, муж которой обзаводится любовницей. Но я принадлежу к немногочисленной когорте тех «счастливиц», которые узнают об этой новости непосредственно от супруга.

Когда-то еще на первом году брака, обсуждая тему измен, мы оба пришли к выводу, что первейшая и самая существенная измена – это ложь. И тогда же пообещали друг другу, что если маловероятное станет возможным и кто-то из нас увлечется человеком на стороне, то держаться под крышкой молчания сей факт не будет.

Тим повел себя в лучших традициях джентльменства и сдержал слово.

Он приехал со своих страйкбольных соревнований в семь утра, и я уже была на ногах, ожидая его. В духовке зрела его любимая творожная запеканка: сладкий дух расползался по квартире.

Тим вошел в дверь, сбросил рюкзак и тут же, не снимая куртки, стиснул меня в объятьях. Его прохладные руки забрались под мой короткий красный халатик: я намеренно надела этот, а не длинный и пушистый – более подходящий для ноября, но меньше – для возвращения любимого мужа.

– Соскучилась? – прошептал он.

Я только кивнула, утыкаясь носом в его кашемировое плечо и прижимаясь еще крепче. В такие минуты мне хотелось врасти в него всем телом.

После завтрака мы сидели на диване в обнимку, но Тим все медлил, не снимая с меня халат. Он перебирал мои волосы, целовал лицо, но внутри его бродили, вызревая, какие-то свои мысли. Я видела это и ждала. Наконец он собрался:

– Мне нужно кое-что тебе сказать…

О, эту фразу хорошо знают все, кому приходилось грызть локти и подушки от досады! Отфильтрованные в нейтральном тоне слова – как сигнал аварии, выставленный на дороге.

Фраза, однозначно не сулящая ничего хорошего, предвещающая крах, бурю, грозу. Несмотря на кажущуюся мирность, это «кое-что» всегда прячет за собой длинный хвост.

Я только кивнула.

– Я занимался сексом с другой женщиной, – без обиняков признался он.

– Я почти догадалась, – ответила я. – Девица из твоей команды?

Я жадно надеялась, что он скажет «нет», и тогда это означало бы лишь короткий неприятный эпизод, интрижку выходного дня, о которой со временем можно будет забыть.

– Из моей.

Это грозило худшим. Несмотря на то что в груди уже начало саднить от впившейся занозы, мой разум быстро и четко просчитывал вероятности. То, что Тим не спешил просить прощения, говорило о готовящемся продолжении.

– И что же теперь? – спросила я, стараясь дышать ровнее.

Тим не сразу нашел слова, и я видела этот поиск на его лице: он, бедолага, пытался быть честным и не причинять боль, что априори невозможно.