Вероятно, к Тони ее привлекала его стойкость. Он производил впечатление человека, на которого можно положиться в любых обстоятельствах, такого, кто не сбежит от трудностей. Такие качества не помешали бы сейчас самой Элли.

— Вы очень добры к Джимми, — заметила она. — Вот если бы у всех моих пациентов были такие же друзья!

Тони грустно улыбнулся.

— Несмотря на мою склонность отрицать самое худшее? — Он подцепил вилкой кусочек неведомого блюда, и только тут Элли поняла, что это мясной рулет. — Поскольку мы избегаем подобных разговоров, наверное, Джимми уже обо всем рассказал вам.

— Мы говорили о многом, — уклончиво отозвалась Элли.

— Хотите знать, как я к этому отношусь, доктор Найтингейл?

— Прошу вас, зовите меня Элли.

— Хорошо, Элли. В таком случае послушайте. — Тони подался вперед. — Вероятно, я единственный из знакомых Долана, кто знает всю его подноготную. Мне известно все, через что он прошел. И Долану не позавидуешь, поверьте. Если мы умалчиваем об этом — тем лучше. Джимми сознает, что умирает. Так зачем терять попусту ценное время, если можно потратить его на дела, которые придадут смысл жизни Долана?

Элли улыбнулась:

— Ваша мать вырастила настоящего мудреца.

— Мама? — Тони рассмеялся. — Ей самой было не занимать мудрости, она могла бы написать книгу. Школу мама так и не окончила, но за целый квартал могла отличить лгуна и мошенника от честного человека. Всякий, кто пытался обмануть Лоретту Салваторе, мог считать себя счастливчиком, если его барабанные перепонки и волосы оставались целы.

— Она живет неподалеку? — спросила Элли.

— В Рего-Парке. Два года назад мама переселилась к моей сестре и ее мужу, чтобы помогать им воспитывать детей. Но вряд ли она счастлива. Мама нахлебалась горя, когда был жив отец.

— Похоже, у вас было нелегкое детство.

Тони пожал плечами и огляделся. Как обычно по вечерам, кафетерий был переполнен, но Элли ничего не замечала. Она всецело сосредоточилась на разговоре с Тони, на его чувствах, и ей казалось, будто он что-то скрывает, и не только тягостные воспоминания детства. И вдруг Элли поняла: Тони пригласил ее поужинать не просто так. По какой-то причине он хотел остаться с ней наедине. О чем же Тони хочет поговорить?

Элли сообразила, что не знает даже, женат Тони или нет. Обручального кольца он не носил, но едва заметная полоска незагоревшей кожи на пальце еще осталась.

Внезапно Элли представился Пол, сидящий напротив нее, на месте Тони. Первые годы супружества, пока она стажировалась в Лэнгдоне, они часто ходили вместе в кафетерии, чтобы встретиться в середине дня, подержать друг друга за руки, шепотом обсудить, чем займутся вечером, вернувшись домой.

Элли почти физически ощущала тепло ладони Пола, прикосновение его пальцев, мозоли и шероховатую от частого и тщательного мытья кожу. Мысленно она видела, как он здоровается с какой-нибудь медсестрой, миловидной девушкой в желтом жакете, настолько хорошенькой, что почти каждый мужчина оборачивается ей вслед. Но Пол никогда не смотрел ни на кого, кроме Элли.

Боль потери пронзила Элли, а вслед за болью ее охватил гнев — безудержный и мучительный.

«Почему, почему все так вышло? Да, я вполне понимаю Пола. Но если бы он по-настоящему любил меня, то вернулся бы».

Перестать мечтать о ребенке означало для Элли то же, что и перестать дышать.

Наверное, уловив перемену в ней, Тони озабоченно придвинулся ближе и спросил:

— Элли, что с вами?

— Ничего. Кажется, я не голодна. — И она отодвинула поднос с нетронутой едой. — Простите, Тони, но я, пожалуй, пойду — конечно, — добавила она с притворной беспечностью, — если вы не хотите поговорить о чем-нибудь важном.

Тони отложил вилку.

— Да, нам надо поговорить. Я хотел бы узнать… — Он кашлянул. — Месяца два назад вы упоминали о том, что хотите усыновить ребенка. Вы еще не передумали?

Что-то острое вонзилось глубоко в грудь Элли, и сердце ее затрепетало. Она с трудом сохраняла спокойствие, предчувствуя угрозу. Но ей незачем бояться этого темноглазого мужчину. Элли испугала надежда, зародившаяся в душе, а она знала, как легко уничтожить эту надежду, помнила о том, сколько раз испытывала разочарование.

— А почему вы спрашиваете? — осторожно осведомилась Элли.

Тони отвел взгляд, его привлекательное лицо помрачнело.

— Видите ли, у меня есть одна знакомая. Она беременна, на четвертом месяце.

Элли ощутила знакомые симптомы — одышка, похолодевшие руки и ноги, мурашки, пробегающие по спине.

— Это ваша подруга? — спросила она.

— Можно сказать и так.

— Понимаю.

— Нет, ничего вы не понимаете. — Тони запустил пальцы в густые кудри. — Простите, дело в том, что я слишком волнуюсь и потому сам не свой. Хотите знать правду? Она больше чем подруга… и меньше, как ни странно это звучит. Мы были вместе всего один раз.

Элли молчала. У нее шумело в ушах, она не знала, куда девать руки. «Не обольщайся, — предостерегала себя Элли. — Радоваться слишком рано. Ты еще ничего не знаешь про эту девушку».

— А этой подруге известно, что вы решили поговорить о ней со мной?

— Она понятия об этом не имеет. А если бы узнала, убила бы меня на месте. Она… она предпочитает жить своим умом.

Его потемневшие глаза убедили Элли в том, что Тони всеми силами старается скрыть свои чувства.

Но по крайней мере с ней он повел себя честно, выложил все карты на стол. Элли серьезно задумалась. Стоит ли ввязываться в это дело, знакомиться с девушкой, которая, возможно, и не захочет встречаться с ней? Можно ли рисковать, вновь начинать лелеять смутные, призрачные надежды?

Ответы на эти вопросы были настолько очевидными, что Элли быстро сказала:

— Я хотела бы встретиться с ней.

Тони кивнул, не сводя глаз с ее лица. У Элли возникло ощущение, что ее арестовали, а рядом с ней сидит не будущий отец, а полицейский, скрупулезно оценивающий людей и ситуации.

— Буду откровенна с вами, — продолжала она. — Мы с мужем расстались. — Пусть уж Тони сразу узнает обо всем. Если он сейчас же отвергнет ее, она избавится от долгих дней или даже недель напрасного и мучительного беспокойства.

Упомянув о Поле, Элли задумалась: как воспринял бы он случившееся? Скорее всего отнесся бы скептически. А если свершится чудо и мечта сбудется? Вернется ли к ней Пол?

Тони нахмурился. Это означало, что он представлял положение совсем иначе.

— И вы по-прежнему хотите усыновить ребенка? — спросил он. — Даже если вам придется растить его одной?

— Ни о чем другом я не мечтаю.

Должно быть, Тони догадался о ее неукротимом желании: его глаза выражали понимание. Элли видела: напротив нее сидит мужчина, знающий, что такое несбывшиеся мечты.

Дрожа, Элли схватила сумочку и начала рыться в ней. Наконец она нашла то, что искала — плоский кожаный футляр с ее визитными карточками; вытащила одну, нацарапала на обороте номер домашнего телефона и протянула карточку Тони.

— В любое время, — задыхаясь, проговорила Элли. — Пусть звонит в любое время дня или ночи. Если меня не окажется дома, пусть оставит сообщение на автоответчике. Передайте своей подруге, что я буду ждать.


На следующее утро без пятнадцати семь сержант Тони Салваторе уже сидел за письменным столом в казарме отряда Б, листая блокнот и готовясь к собранию. Но его мысли витали очень далеко. Он не видел ряды школьных столов перед собой, не видел сидящих за ними заспанных полицейских: те, кому предстояло дежурство с семи до четырех, вяло переговаривались и ждали дневных назначений. Тони же думал о том, что сегодня вечером увидится со Скайлер, и не знал, как рассказать ей о разговоре с Элли Найтингейл.

Скайлер вряд ли понравится, что он побеседовал с Элли, не посоветовавшись сначала с ней. И недовольство Скайлер усилится, когда она узнает, что у Элли нет мужа. Но черт побери, она обязана хотя бы встретиться с Элли и дать ей шанс. Ведь это и его ребенок!

— Сержант, что там с нападением на Сорок второй улице? Преступник уже за решеткой?

Тони поднял голову и увидел, что на край его стола присел Гэри Марони. Марони поступил в отряд почти одновременно с Тони, но никогда не сетовал на то, что его коллега получил повышение по службе раньше, чем он. Рассеянно смахивая сахарную пудру с форменной рубашки, Марони ел пончик. «Ну и доходяга», — подумал Тони, оглядывая тощего товарища со впалыми щеками, прозванного в отряде Костлявым Марони. Он ел больше своего коня и при этом имел вид истощенного проповедника, мечтающего о воскресном ужине.

Вчера Тони и Марони первыми прибыли на место преступления. Зрелище было омерзительным: жертве перерезали горло разбитой бутылкой. Вероятно, убитый был связан с какой-то бандой. Точно Тони ничего не знал, поскольку не он арестовал преступника. Впрочем, он и без того намаялся, сдерживая толпу зевак, рвущихся подойти поближе.

— Кровищи было — ужас, — продолжал Марони.

— Ему рассекли шею до яремной вены, — объяснил Тони.

— Я не прикоснулся бы к нему, даже будь у нас шанс спасти его. Он наверняка был болен СПИДом, как любой опустившийся тип.

Хотя в те времена полицейские были обязаны надевать перчатки, приближаясь к пострадавшим с открытыми ранениями, Тони вдруг разозлился, услышав, как Марони утверждает, будто СПИД — болезнь, распространенная только в среде наркоманов и тех, кого называют отбросами общества. К последним Марони, разумеется, относил и голубых. Однако Тони придержал язык. Марони был слишком глуп для тонких намеков.

— Ты слышал про Джойс Хаббард? — поспешил сменить тему Марони — вероятно, почувствовав раздражение товарища.

— Нет. А что с ней?

— Она объявила о помолвке с одним парнем из отряда А, Кирком Руни. Говорят, они затевают шикарную свадьбу. Странно, что она ничего не сказала тебе.