Мануэле страстно хотелось, чтобы дочка ее взаправду царила на морском празднике. Она даже взяла из банка деньги, чтобы купить самой лучшей материи на платье, любой, какая понравится, и кружев, и лент и пуговиц…

— Вот тебе и случай, чтобы открыть Питанге правду, — предложил озабоченной Мануэле Бом Кливер.

— Никогда! — твердо заявила Мануэла. — Зачем ей эта правда? К чему?

Бом Кливер думал по-другому: правда, она всегда и всем на пользу, к тому же могла послужить предостережением… Но с дочкой он спорить не стал. Жизнь обошлась сурово с его дочкой, и он жалел ее, надеясь хоть на какой-то просвет и для Мануэлы… Он не считал ее историю законченной. А вот история Франшику приближалась к концу, и к концу счастливому, благополучному. Бом Кливеру казалось, что с него теперь сняли давний грех, который он когда-то по неразумию совершил в юности. А почему бы тогда и всем остальным историям не повернуться к лучшему?..

* * *

Если Мануэла не спала ночей, сидя за шитьем платья для своей Питанги, то Франшику днями и ночами пропадал в своем парке, торопясь все закончить к празднику.

Франшику летал как на крыльях и все представлял, как встретится со своей сестрой. Она должна была быть тоненькой, изящной девочкой, очень воспитанной, даже немного жеманной. Настоящей маленькой леди.

Франшику описал Питайте именно такую девочку и попросил ее внимательно следить, не появится ли она однажды в какой-нибудь из молодежных компаний.

— Зовут эту чудо-девочку Ана Каролина, и лет ей пятнадцать или шестнадцать…

— И не стыдно тебе, Франшику? — укорила его Питанга. — С каких это пор ты стал интересоваться такой мелюзгой?

— Это совсем не то, что ты думаешь, Питанга, — таинственно отвечал Франшику. — Эта девочка очень дорога и мне, и моей маме.

Добрая Питанга всегда была готова оказать услугу. Она пообещала смотреть во все глаза. И еще подумала, что хорошо бы расспросить об Ане Каролине Пессоа, вот уж кто знает всех в округе.

* * *

Франшику позвонил своей маме в Рио и пригласил ее на предстоящий праздник.

— Ты ведь приедешь на открытие моего аквапарка, мамочка? — спросил он.

— Да, конечно. Не сомневайся! А что нового? — осторожно спросила Мария Соледад, и Франшику сразу понял, что это вопрос об Ане Каролине.

— Пока ничего, мамочка! Но я очень надеюсь на наш праздник, — отвечал Франшику. — На него же соберется вся молодежь Форталезы. И если она в Форталезе, то обязательно придет на праздник. Интуиция меня еще никогда не обманывала. Вот увидишь, Ана Каролина непременно появится! А раз ты приедешь на праздник, то мы можем быть уверенными, что нас ждет счастливая встреча!

— Похоже, Эстела, что наш сюрприз — коту под хвост, — говорил Гаспар, входя в дом. — Никто нас не встречает. И вообще дом как будто вымер.

Гаспар с Эстелой вернулись из свадебного путешествия. Вернулись раньше, чем собирались. Но вместо радостных возгласов дом встретил их мертвой тишиной.

Первой появилась Нейде с причитаниями и восклицаниями, следом Плиниу, а потом уже вылетела Аманда и бросилась деду на шею.

— Дедуля! Глазам своим не верю! Как же мы давно не виделись! — торопливо говорила она. — Здравствуй, Эстела! Мы очень без вас соскучились.

— Господи! А ты-то как изменилась с тех пор, как тебе исполнилось восемнадцать! — радостно говорил Гаспар, любуясь внучкой.

— Мы всем привезли подарки, — сообщила с улыбкой Эстела, — но твой дед такой нетерпеливый и все оставил в аэропорту, чтобы Плиниу потом привез. Ему не терпелось вас всех увидеть.

— Рассказывай, Аманда, рассказывай, как вы тут живете! — торопил Гаспар.

— Понимаешь, дедушка, маму положили в больницу, — осторожно начала Аманда.

— Что с ней? Несчастный случай! Говори мне все как есть, — тут же вскрикнул Гаспар, и на лице Эстелы отразилось истинное волнение.

Она успела оценить умную, тактичную дочь Гаспара и испытывала к ней самое сердечное расположение.

— Нет-нет, наверное, это скорее следствие простуды, но ее уже скоро выпишут, так что вы не волнуйтесь.

— Где же она могла так простудиться? У вас что, были тропические ливни? — недоумевал Гаспар. — Или какие-то немыслимые бури? А ну, рассказывай! — и он притянул к себе Аманду, догадываясь, что ему предстоит услышать немало необыкновенного.

— С тех пор как вы уехали в свадебное путешествие, мама не живет дома, — со вздохом сказала Аманда.

— Как это? — не понял Гаспар.

— Да так, дедушка. Она поселилась в жалкой хижине с одним рыбаком, с Рамиру Соаресом, и там подхватила воспаление легких.

Аманда выпалила все новости и уставилась на деда, даже не в силах себе представить, что он на это скажет.

— Так вот в чем дело, — спокойно и задумчиво протянул Гаспар. — Значит, Летисия и Рамиру снова вместе… Это многое объясняет. Что ж, Эстела, поехали к Летисии в больницу. Ты с нами, Аманда? Или приедешь попозже?

— Попозже, — ответила Аманда. Господи! Как же все стало хорошо с приездом деда! Все разом встало на свои места!

* * *

Гаспар лучился энергией и счастьем. Поглядев на них с Эстелой, сразу можно было сказать — эти двое обрели друг друга, они понимали один другого с полувзгляда и полуслова, и хотя прожили вместе меньше месяца, но казалось, что у них за плечами долгая совместная жизнь.

Когда они вошли в палату к Летисии, она порадовалась за них. Сама она чувствовала себя виноватой перед отцом и хотела оправдаться. Им предстоял долгий нелегкий разговор, и Эстела тут же поняла, как хочется остаться отцу и дочери наедине. Поцеловав Летисию, она пошла разыскивать Оливию, чтобы узнать реальную картину состояния больной.

— Вы вернулись из-за меня, папа? — огорченно спросила Летисия, но ее огорчение было куда меньше радости видеть возле себя любимого отца и чувствовать себя любимой дочкой.

— Если бы! — отвечал Гаспар. — Мы хотели устроить вам всем сюрприз, а оказалось, что вы нас тут поджидаете со своими сюрпризами! Все новости узнал только что сегодня от Аманды.

Летисия поняла, что отец говорит и о ее жизни с Рамиру тоже, и горячо сказала:

— Это был мой последний шанс, папа! И я бросила вызов судьбе! Рамиру ушел из семьи, и мы опять вместе, в хижине, которая точь-в-точь, как та, которую я так и не смогла вычеркнуть из памяти и где только и была счастлива.

Гаспар смотрел на тонкое, слегка порозовевшее лицо своей Летисии, слушал звук ее голоса, который креп по мере того, как она говорила, и хотел одного: пролить покой в эту истерзанную душу.

— Мне это было нужно, папа, просто необходимо, — продолжала она. — Слишком долго я убегала от себя, жила рассудком, но внезапно поняла: все, конец! Мои чувства, желания взяли верх, оказались сильнее меня. Мне было нелегко принять это решение. Его продиктовал не разум. И мне очень недоставало тебя, отец… Дети меня не поняли, осудили. Я догадываюсь, что и многие другие готовы бросить в меня камень. И тебя я опять огорчила, папочка, но по-другому поступить я не могла.

Летисия не защищалась, не нападала, не просила прощения, она просто излагала некую данность, с которой смирилась сама и предлагала смириться и всем остальным.

Гаспар лучше всех понимал свою дочь и больше всех желал ей счастья.

— Это я тебя огорчил, дочка, — сказал он. — Однажды я уже совершил глупость и запретил тебе жить по любви, как велело сердце, но вы тогда были так молоды… Я часто чувствую себя виноватым за то, что твоя жизнь сложилась не так, как ты хотела…

— Как бы она ни складывалась, я всегда знала, что ты хотел мне только добра, — поспешила утешить его Летисия.

— Да, это правда, и всегда, и сейчас. И поэтому я говорю тебе: живи, дочка, так, как подсказывает тебе сердце. Иди вперед и ничего не бойся.

Получив отцовское благословение, Летисия почувствовала большое облегчение. Она видела, что дано оно от души, а значит, никакие недомолвки не омрачат их отношений.

— А где Рамиру? — спросил Гаспар.

— Он сейчас в море, ты же знаешь, это его хлеб. Эстела вошла в палату вместе с Оливией и сразу

увидела, что главное уже сказано.

— Ну теперь мачеха позаботится о падчерице, — весело сказала она, — а папа Гаспар будет беседовать с доктором.

Гаспар с Оливией тут же вышли.

— Присядь, расскажи, как прошел ваш медовый месяц, — попросила Летисия, с улыбкой глядя на счастливую Эстелу. — Папа вел себя как влюбленный мальчишка?

— И как зрелый муж, и как страстный возлюбленный. Погоди! Когда я тебе расскажу, ты вмиг вскочишь с постели, чтобы пережить все то же с Рамиру…

Эстела наклонилась к Летисии, и зажурчал тот женский разговор, который может длиться вечно…

* * *

Гаспар узнал от Оливии, что жизнь в тех условиях, в которых Летисия оказалась теперь, противопоказана ее здоровью. Утренняя сырость, повышенная влажность, резкие охлаждения — Летисия в жару купалась в ледяной речке, пила ледяную воду из родника, — все это оказало свое вредное воздействие. Сказались и непривычная пища, и волнения, которые лишили ее аппетита. Сейчас опасность миновала. Но при неблагоприятных условиях возможен рецидив. Со слабыми легкими не шутят.

— Я подержу ее подольше в больнице, — пообещала Оливия, — чтобы максимально уменьшить эту возможность, потому что Летисия и слышать не хочет о том, чтобы куда-то переехать.

— Вот как? Ну что ж, значит, у Гаспара появилась еще одна проблема — нужен дом для Летисии. И замечательно! Чуть позже мы с Летисией как-то решим этот вопрос, — сказал он. — А теперь я попрошу тебя, Оливия, позвонить отцу на верфи и попросить его приехать ко мне домой. Ты, наверное, знаешь, у нас с ним вышла размолвка, и весь этот месяц я будто камень на шее таскал. А сейчас мы с ним посидим, потолкуем и сведем вничью эту глупую стычку.