— Я полагаю, нам лучше отплыть отсюда, без свидетелей.

— Как здорово! — обрадовался счастливый Кливер. — Пахнет морем, рыбой!.. Я уж и не думал, что когда-нибудь выйду в море.

— Для начала мы возьмем курс к тому месту, где когда-то нашли парусник, — сказал Самюэль. — Если женщине удалось спастись, то, значит, ее подобрал кто-то из тамошних жителей. Вот их мы и будем расспрашивать.

— Столько лет прошло, — с сомнением покачал головой Бом Кливер. — Вряд ли кто теперь может вспомнить, что было двадцать лет назад.

— Ты не прав, старик, парусники ведь терпят крушение не каждый день. Такие события запоминаются надолго.

И действительно, в первом же доме, куда они постучались, их ждала удача. Хозяйка дома, старая донна Дивина, не сразу, но все же призналась, что своими руками выхаживала ту женщину с парусника после кораблекрушения.

— А ребенок? Вы ничего не знаете о ее ребенке? — спросил Самюэль.

— Нет, она сама его долго искала. Письма писала мне и даже приезжала сюда потом — с подарками.

— Мы тоже привезем вам подарки, если вы дадите нам ее адрес, — пообещал Самюэль.

Бом Кливер так волновался, что за все время не проронил ни слова, и лишь уходя осмелился спросить, почему донна Дивина была с ними так неприветлива поначалу.

— Я приняла вас за разбойников, — призналась та. — А потом, когда вы стали спрашивать о паруснике, подумала, что вы из полиции. Здесь после кораблекрушения побывало много полицейских, и все нас в чем-то подозревали. Вот я и решила на всякий случай помалкивать.

— Если нам удастся найти женщину и ребенка, мы к вам обязательно приедем, — сказал Самюэль. — Так что запомните нас и в следующий раз не принимайте за разбойников.

* * *

Пока Самюэль путешествовал со старым моряком Кливером, в поселке произошло событие чрезвычайное, немыслимое для здешних мест: Серена прогнала из дома Рамиру.

Выяснилось это утром, а накануне вечером супруги, чего с ними уже давно не бывало, долго сидели на террасе своего дома и глядели на звезды, на восходящую луну.

— Сегодня полнолуние… — сказала Серена.

— Да, — тихо откликнулся Рамиру. — Если бы я сейчас находился в море, то это была бы беспокойная, печальная ночь. Я думал бы, как тебе одиноко здесь.

— Но сейчас ты не в море, — ласково погладила его по плечу Серена, и он, крепко прижав ее к себе, зашептал со все более нарастающей страстью:

— Скоро опять в плавание… Я хочу взять с собой твой запах, твои ласки… Там их не будет.

— Рамиру, перестань, дети еще не уснули.

— Нет, они уже видят сны о своем будущем. Когда-нибудь они будут жить в своих семьях, а мы с тобой останемся вдвоем.

— И я буду любить тебя, ни на кого не оглядываясь, даже на наших детей.

— Я тоже буду любить только тебя. Серена! — клятвенно произнес Рамиру. — Днем и ночью, утром и вечером. Всегда. До последнего вздоха.

Соскучившись по его ласкам, по его нежным словам. Серена вся подалась навстречу мужу, и они жадно припали друг к другу.

А потом была долгая жаркая ночь, и в порыве страсти Рамиру внезапно выдохнул: «Летисия! Летисия!..»

Серена сжалась, как от удара плетью, но Рамиру этого даже не заметил, мгновенно погрузившись в блаженный, безмятежный сон.

Утром его разбудил Кассиану, который искал по всему дому кофе.

— Ты случайно не знаешь, где мать его хранит? — обратился он с вопросом к отцу.

— А где Серена? Разве она не приготовила завтрак?

— Ее нет дома. Надо будить Асусену, а то мы останемся голодными.

— Странно, куда же могла уйти Серена так рано? — недоумевал Рамиру.

— Может, у нас кончился кофе и она пошла к донне Эстер одолжить? — предположила проснувшаяся Асусена.

Однако у Эстер Серены не оказалось, как и не оказалось «джипа» на привычном месте. Обеспокоенный, Кассиану хотел уже идти на поиски матери, но Рамиру его остановил:

— Если она уехала на машине, то пешком ты ее не догонишь.

— Но ты знаешь, куда она могла поехать? Между вами вчера что-то произошло? — не унимался Кассиану.

— Да, произошло, — благодушно улыбаясь, сказал Рамиру. — И это было просто замечательно!

— Так, может, она помчалась в город, чтобы купить тебе подарок? — пошутил Кассиану.

— Все может быть, — загадочным тоном произнес Рамиру, чем и успокоил детей, решивших, что у отца с матерью какие-то свои тайны.

Асусена уже собралась идти в школу, а Кассиану — строить лодку, когда у дома остановился «джип».

— Мама! — воскликнула Асусена и помчалась ей навстречу.

Кассиану и Рамиру тоже вышли на террасу. То, что они увидели, заставило их остолбенеть: лицо Серены было в ссадинах, а платье — перепачкано кровью.

— Ты попала в аварию? — бросился к ней Рамиру, опомнившись первым.

— Нет, — холодно отстранила его Серена. — Я привезла тебе ветки, чтобы ты мог сладить крышу над головой. Колья вырубишь сам и построишь такую же хижину, как ту, что я сейчас сожгла. Ничего, Рамиру Соарес, ты сумеешь отстроить ваше любовное гнездышко.

Он, не сказав в ответ ни слова, сел в «джип» и уехал неизвестно куда.

А Кассиану помог матери войти в дом, наказав Асусене срочно найти бинт и перевязать раны. Серена, однако, воспротивилась:

— Ничего не надо делать, сынок. Ты прав, я вся в ранах. Но эти раны не снаружи, а внутри, в моей душе. И пока они не заживут — бинты мне помочь не смогут. Оставьте меня, пожалуйста, одну. Я должна прийти в себя после всего, что случилось.

— Но что случилось, мама? Скажи нам, — взмолилась Асусена.

— Оставь ее, — строго сказал Кассиану. — Не видишь разве, в каком она состоянии?

Полдня Серена провела запершись в спальне, а затем домой вернулся Рамиру и потребовал открыть дверь. В «джипе», кстати, веток уже не было. Из спальни не доносилось никаких звуков, и Кассиану испугался, что мать может наложить на себя руки.

— Я не позволю ей этого сделать, — заявил Рамиру, взяв в руки топор. — Серена, если ты стоишь у двери, то лучше отойди, потому что я сейчас ее высажу.

— Не стоит, — подала наконец она голос. — Я сама открою. Вот, возьми. Это узел с твоим барахлом. Убирайся из дома, Рамиру!

— Какая муха тебя укусила? С чего ты вдруг взбеленилась? — пытался он угомонить жену.

— Я больше не обязана перед тобой отчитываться. Ты свободен, и я свободна.

— По-моему, ты спятила.

— Нет, я никогда еще не рассуждала так здраво, как сейчас, — возразила Серена.

— Но не можешь же ты выгнать меня из дома, даже не объяснив причины!

— А ты можешь жить с одной женщиной и думать о другой? Ты предал меня! Сломал мне жизнь! Я думала, что муж меня любит, а он все эти годы любил другую!

— Серена, о чем ты? Вчера у нас все было так хорошо!

— Нет, это не со мной ты ложился в постель, не меня ласкал. Ты думал в это время о Летисии, произносил ее имя. Конечно, твой выбор оправдан: она нежнее меня. Ее руки не огрубели от стирки и не пахнут луком, как у меня. Ведь я сама готовлю еду нашим детям. Морская вода просолила мои волосы, а ветер спутал их. Солнце сожгло и высушило мою кожу. От бессонных ночей, когда я помогала тебе чинить снасти, у меня появились морщины. Я представляю, как тебе тяжко ложиться в постель со мной, а думать о ней… О шелковом белье, дорогих духах, белой коже…

— Серена, хватит! — Рамиру попытался обнять ее, но она, резко оттолкнув его, продолжала:

— Сегодня ночью ты так ясно произнес ее имя — в постели, которая была нашей всю жизнь!.. Нет, я больше не намерена делить тебя с Летисией. Уходи к ней. Сделай, наконец, то, о чем мечтал всегда, но не отваживался на такой поступок. Отстрой вашу хижину и живи там со своей возлюбленной!

— Серена, все совсем не так, как ты говоришь, — не терял надежды успокоить ее Рамиру.

— Я говорю то, что есть на самом деле. Можешь уходить. Или ты боишься, что она долго не выдержит? Ведь ее дом тоже пропахнет рыбой…

— Перестань! — гневно одернул ее Рамиру. — Не надо так со мной говорить, а не то я…

— Плевать мне на твои угрозы и на тебя! Прочь из моего дома, из моей жизни! Уходи и никогда больше не возвращайся.

Он, держась из последних сил, еще раз попробовал пробиться к ее сознанию:

— Все, что мы пережили в этом доме, не было ложью. Я любил тебя.

— Это я тебя любила, только я! А ты меня — нет! Но теперь я усвоила урок и научусь любить себя, чего бы мне это ни стоило. А ты… Будь мужчиной, не затягивай наше прощание. Не рви понапрасну душу себе и мне.

Рамиру тяжело вздохнул и, взяв узел с одеждой, молча направился к выходу.

— Бог свидетель, я пытался, — сказал он, остановившись у распахнутой двери. — Но раз уж ты этого хочешь, то пусть так и будет. Прощай, Серена Соарес!

— Я больше не Соарес, — крикнула ему вдогонку Серена. — Пусть теперь она носит твою фамилию!

Закинув вещи в «джип», Рамиру уже собирался отъехать, но ему преградили дорогу Асусена и Кассиану.

— Мы не позволим тебе уехать, отец, — сказали они в один голос.

Рамиру пришлось выключить мотор и выйти из машины. Обняв детей он отвел их поближе к дому и наказал Кассиану заботиться о сестре и о матери.

— А о себе я позабочусь сам, — добавил он глухо.

Когда «джип» скрылся за поворотом, Кассиану и Асусена бросились в дом к матери. Туда же устремилась и потрясенная Эстер, но Серена попросила оставить ее наедине с детьми.

— Теперь ты единственный мужчина в доме, — сказала она Кассиану. — Тебе придется выходить в море, чтобы кормить семью. А мы с Асусеной будем тебе помогать. Я буду вести дом, как и прежде. А Асусена после школы станет собирать ракушки… Да, ракушки. Мы будем делать из них бусы, потом продавать… В моем доме никто не будет голодать.