И Кассиану чуть ли не царственным движением руки позволил Далиле проводить брата.

* * *

— Асусена донимает меня расспросами о женщине, которая была у меня до тебя, Серена, — с плохо скрываемым раздражением в голосе сказал Рамиру. — Что ты ей наболтала?

Серена удивилась не столько этому вопросу, сколько тону, которым он был задан: никогда еще Рамиру не позволял себе и намека на грубость.

— Ничего, — спокойно ответила она. — Из одной случайно вырвавшейся у меня фразы Асусена сочинила целую историю.

Обескураженный ее выдержкой, Рамиру глухо буркнул:

— Ну и хорошо. Не стоит о том вспоминать. Прошлое есть прошлое, и оно меня не волнует. И вообще, не знаю, правильно ли я поступил, что привел своих людей сюда…

Но Серена всегда умела успокоить мужа.

— Я уверена, что улов здесь будет прекрасный! — заявила она. — Скажи, когда меня обманывало предчувствие?.. Когда вы выйдете в море, то не хватит вашего баркаса, чтобы уместить всех выловленных креветок и лангустов.

Услышав ее слова, Рамиру и в самом деле немного повеселел. Что у него за жена! Всегда чувствует, что ему надо сказать в ту или иную минуту, чтобы унять его раздражение и утишить тревогу. Верно говорит Самюэль, что разумней Серены женщины на свете нет. Действительно, он не знает, есть ли у жены хоть какой-то существенный недостаток. Серена красива, умна, в ней нет ни доли лукавого кокетства и хитрости, слово ее никогда не расходится с делом, а что касается интуиции жены — Рамиру привык доверять ей. Лучшей женщины нет на земле!.. Но отчего все же у него так щемит сердце?..

— Так говоришь, баркаса не хватит? — переспросил он, шутливо толкнув ее в бок.

— Не хватит, — подтвердила Серена, награждая мужа ответным тычком, и они оба беззаботно рассмеялись.

* * *

Больше всего на свете Пессоа, сын Бонфиня и Изабел, горячо любимый ими отпрыск, мечтал о том, чтобы все, в том числе и любящие родители, оставили его в покое.

Чтобы они не проповедовали хотя бы в течение месяца необходимость учебы. Чтобы не произносили это нудное, костяное слово «долг». И не напоминали ему, что он, Пессоа, принадлежит к сливкам общества, когда он ничего не имеет против молока. И вообще не лезли в его богатую внутреннюю жизнь, которая требовала свободы, безмятежности духа, веселых приключений, мелких авантюр и, извините, дурных — в их, конечно, понимании, — знакомств, вроде последнего, спонтанно заведенного Пессоа знакомства со странной девушкой по имени Адреалина.

Пессоа был далек от того, чтобы ухаживать за Адреалиной. Сердце его еще дремало. Но не установить с этой особой приятельских отношений было бы непростительным промахом для такого коллекционера человеческих типов, каким считал себя Пессоа.

Адреалина появилась в этих краях недавно. Неподалеку от знаменитого бара Мануэлы, в котором любил посиживать Пессоа, слушая бредни старика — отца хозяйки бара Кливера, помешанного на море, она разбила палатку. Отвага этой девушки просто поразила Пессоа — должно быть, страшно ночевать юной особе на пустынном пляже! Но Адреалина заявила, что боится только одного на свете — скуки, и ее ответ пришелся Пессоа по душе.

Говорить с Адреалиной о чем-либо серьезном оказалось так же трудно, как трудно было родителям Пессоа убедить его стать хоть немного серьезнее. Но Адреалина превзошла Пессоа в легкомыслии. На вопрос, кто она, Адреалина сказала, что, кажется, это и так понятно: она весьма привлекательная особа. Пессоа осведомился, чем она намерена заниматься в будущем, и Адреалина туманно отвечала, что всем понемногу. Есть ли у нее родители и где они, заинтересовался Пессоа. На это Адреалина возразила, что Пессоа смахивает на полицейского…

У нее явно не было денег, и Пессоа стал потихоньку подкармливать Адреалину, выпрашивая то у отца, то у матери денег на карманные расходы, и Адреалина с царственной снисходительностью позволяла ему это. Видно было, что она очень оголодала и что прокормить ее не так-то просто, и Пессоа стал подумывать, как бы поселить девушку в своем доме, где полно еды… Но сначала надо было добиться некоторой независимости, дать почувствовать родителям, чтобы они не мешали ему жить так, как он хочет. Разговор с матерью Пессоа решил начать с претензии, что Жанаина снова устроила в его комнате что-то вроде генеральной уборки и тем самым посягнула на эстетическое представление Пессоа о жилище молодого хиппи.

Мать, как всегда, прикипела ухом к телефонной трубке, и, с какой бы стороны ни подходил к ней Пессоа со своими жалобами на Жанаину Изабел отворачивалась, продолжая болтать:

— Да, теперь Бонфинь будет руководить всеми предприятиями… А ты думаешь, с чего бы я стала устраивать праздничный ужин в честь Летисии?.. Нет, дорогая, приводи кого хочешь, я не против! Главное, чтобы это были известные люди!.. Надо позаботиться о фотографе. Журналисты будут. Снимки будут на первой полосе газет… Чудесно! Что ты крутишься вокруг меня как юла?.. Нет, дорогая, это я не тебе! У меня невыносимый сын. Уверена, на мой вечер он пожалует в грязных кроссовках! Да нет, не Гаспар Веласкес, речь идет о моем невозможном сыне!

Положив трубку, мать грозно спросила:

— Луис Роберту, ты почему не на занятиях? Пессоа предостерегающе поднял руку:

— Меня зовут Пессоа, мама. Весь город знает меня как Пессоа.

— Весь город! Скажи лучше, всякое отребье, с которым ты поддерживаешь отношения!.. Однако ближе к делу! Я, кажется, кое о чем спросила тебя?

— Ой, мама! — Пессоа сделал большие глаза. — Я, кажется, оставил у себя в комнате зажженную зажигалку!..

И умчался как вихрь наверх.

* * *

Несколько дней Франшику слонялся по городу, изучая окрестности и размышляя над тем, каким образом местный ландшафт мог отпечататься в душах обитателей Форталезы, среди которых — и это прельщало «неповторимого и единственного» Франшику, — попадались на редкость привлекательные девушки.

Ночевал он где придется: на оставленных под небом шезлонгах, на верандах баров Форталезы, на скамейках — ему было не привыкать.

Франшику мечтал напасть на «жилу». «Жилой» он именовал человека с авантюристической жилкой, которая имелась и у него самого, но, в отличие от Франшику, обладавшего кругленьким счетом в банке — такому человеку Франшику собирался предложить свой проект и присосаться к нему, как крохотная рыбка-лоцман к огромному киту.

В чем именно будет заключаться его очередной проект, Франшику пока не знал, намереваясь пойти на поводу своего фонтанирующего вдохновения, которое ни разу его не подводило, и в зависимости от чисто физиономических особенностей и содержания кошелька «жилы».

Одно он решил твердо: осесть в этом городе. Зачем это ему нужно — об этому Франшику не проговорится даже во сне, невзирая на свою необыкновенную болтливость, бывшую, впрочем, составной частью его обаяния.

…Франшику сидел на набережной и просматривал свежие газеты, кидая в рот катышки попкорна — это была единственная его трапеза на сегодня, заключающая в себе сразу завтрак, обед и ужин. Пустота в желудке способствовала рождению идей, поэтому Франшику ничего не имел против некоторого поста.

Вдруг он вздрогнул, приметив неподалеку от себя высокую фигуру человека, смотревшего в его сторону… Франшику попытался загородиться газетой. Он узнал в этом человеке того богача художника, которому он продал бросовый участок на берегу моря. О, хуже этой встречи ничего нельзя было и придумать! Этот человек наверняка уже ознакомился с желтым песком, среди которого напрочь отсутствовали банановые и фикусовые деревья, в наличии которых Франшику уверял богача. Тоскливое предчувствие сильного мордобития охватило Франшику. Этот человек был высокого роста, плечистый, и кулак его наверняка очень тяжел. Франшику чуть ли не завернулся в газеты, как в кокон, и тут же почувствовал, как неумолимая рука обманутого им богача принялась с хрустом разрывать его ненадежное прикрытие.

Итак, побоев не миновать! Однако посмотрим… Бросив газеты, Франшику вскочил со скамейки и что есть сил помчался по набережной.

Он слышал гулкие шаги за спиной. Богач догонял его на своих длинных ногах. Страх придавал Франшику оптимальную скорость, но богач не отставал. Наконец его тяжелая рука легла на плечо бедного Франшику. Оба они остановились. Франшику съежился.

— Так вот ты где! — проговорил художник. — А я тебя искал…

— Да? — заслоняя голову руками, промямлил Франшику.

— Искал, чтобы поблагодарить тебя за то, что ты продал мне этот замечательный участок!

Франшику, дрожа, отважился взглянуть в лицо богачу. Оно излучало добродушие и восторг.

— Да ведь это то, о чем я всю жизнь мечтал! — воскликнул богач. — Чистый, золотой песок, пустынное место, горизонт, уходящий в море! Не знаю как тебя благодарить! Скажи, что я могу сделать для тебя?

Франшику еще раз опасливо заглянул в глаза художнику. Тот явно не шутил. Он уже тряс руку Франшику в приливе благодарности. Франшику овладел собой. Он приосанился. Вдохновение подхватило его на своих орлиных крыльях и понесло.

— Сказать по правде, — молвил он, — я несколько занизил цену. Я это сделал из любезности. Понимаешь, я тоже в душе художник. Только такие художники, как ты да я, понимают прелесть этого места.

— Да-да, — подхватил богач. — Я понимаю. Я бы и вдвое больше заплатил за эту землю. Но ты говорил про какие-то ненужные мне деревья… Поэтому будем считать, что я поскупился. Как тебя зовут, я что-то не помню?..

— Франшику, единственный и неповторимый, — представился Франшику.

— Какое совпадение! Я тоже неповторимая личность… в своем роде. Франсуа.

Франшику пожал руку художнику.

— Я хочу построить на участке дом, — продолжил Франсуа, — и мне нужен человек, который бы нанял подрядчика… ну и так далее. Проект дома у меня есть.