То, чего так боялся Самюэль, случилось в тот же день. Серена узнала о странном визите мужа на верфь. После новоселья у Франшику она совершенно успокоилась. Правда, Рамиру был какой-то дерганый и мрачный, но она терпеливо ждала, пока это настроение пройдет.

И вдруг радостный Кассиану приволок в дом ворох чертежей, разложил их на столе и стал внимательно изучать.

— Конечно, такого корабля мне ввек не построить, но кое-какие детали можно позаимствовать, — рассуждал он вслух.

Серена заглянула в чертежи, и первое, что бросилось ей в глаза, был знак компании Веласкесов в углу листа — «Рыболовецко-морское объединение «Судно».

— Эта аристократка донна Летисия дала отцу чертежи. Посмотри, какая красота, мама! — говорил Кассиану.

У Серены даже потемнело в глазах: он снова ходил туда, они виделись. Грозная тень Летисии Веласкес снова встала перед ней. С этой женщиной ей трудно бороться, потому что Рамиру тянет к ней как магнитом. Она ничего не скажет ему, не станет упрекать. Пусть будет так, как распорядится судьба.

Глава 17

Франсуа не терпелось спровадить Франшику. Сегодня у него начинается новая жизнь — в его дом придет Летисия, зеленоглазая наяда, которая так волнует его воображение. Кто бы мог подумать, что она способна на такие пылкие романтические выходки? Воистину, женская душа — загадка… А Франшику стоял и разглагольствовал об омарах с орешками под манговым соусом, от которых любая женщина влюбляется по уши…

— Ужин сегодня готовлю я, — прервал его Франсуа, — и готовлю его для двоих: Летисии и художника Франсуа, который пригласил ее в гости, а тебя прошу удалиться. И как можно скорее. Больше того, Франшику, я прошу тебя не возвращаться!

— Ты что, хочешь сказать, что я буду ночевать под кустом? — возмущенный Франшику готов был испепелить взглядом приятеля, но возмущение его было наигранным, они прекрасно понимали друг друга.

— Где хочешь, там и ночуй, — проявил крайнюю степень бессердечия влюбленный художник. — Кстати, ты говорил, что завтра уезжаешь. Можно узнать куда?

— В Рио-де-Жанейро. Деловая поездка. — Франшику тут же напустил на себя серьезный вид. — Ты вот думаешь, что Франшику — шут гороховый, а он — бизнесмен, главная надежда фирмы.

— Очень рад за тебя и за фирму, — расхохотался Франсуа. — А ты бы не мог стать и моей главной надеждой?

— В чем дело? — насторожился Франшику.

— Не в службу, а в дружбу — загляни в Сан-Паулу и повидай Лилиану. Ты наверняка ее помнишь. Она была со мной, когда ты продавал мне участок. Узнай, как у нее дела с моей квартирой. Продала она ее? А если продала, то перевела ли деньги?

Франшику прекрасно помнил Лилиану. Еще бы ему не помнить такую красивую девушку! Она тогда ему очень понравилась. Что ж, он с удовольствием с ней повидается. Похоже, Франсуа не будет рыдать, уткнувшись в подушку, если Франшику немножко поухаживает за этой красоткой.

— Так и быть, — с важностью сказал Франшику, — заеду. Но и ты окажи мне услугу: заведи себе блокнот и записывай все мои благодеяния.

— Непременно, — пообещал Франсуа. — А пока до встречи, дружище! Жду тебя с хорошими вестями от Лилианы.

Франшику поклонился и ушел, а Франсуа подумал, что вести от Лилианы могут быть всякие. Он ведь не позвонил ей, так что она наверняка на него обижена. И не без оснований. Но с другой стороны, уж теперь она точно знает: между ними все кончено.

Насвистывая, Франсуа принялся готовить ужин. Готовить он любил и умел. Рыба будет золотиться поджаристой корочкой, золотистой, поджаренной будет и картошка. Вино тоже будет золотистым. А в окно будет струиться золотистый свет заходящего солнца. И в мягких сумерках будут мерцать, как две звезды, любимые глаза, наполняя сердце счастливым томлением. Ведь любовь — главная драгоценность жизни.

Летисия пришла в самый разгар стряпни. Она, можно сказать, застала Франсуа врасплох.

— Входи, мое счастье.

Конечно, Франсуа предпочел бы, чтобы она пришла, когда у него все было бы уже готово, но сколь многообещающим было ее нетерпение!

— Я не могла дозвониться тебе целый день, вот и заехала на секунду, — сказала Летисия. — Я не поняла, что означают твоя записка и цветы.

— А мне показалось, что я написал так ясно, — улыбнулся Франсуа. — До чего же долго я ждал тебя, и вот ты наконец здесь. Разве это не самое главное?

Он подошел к ней, собираясь обнять, поймать наконец ускользающую наяду. Но выражение лица Летисии было по меньшей мере необычным. Она ничуть не походила на влюбленную женщину, которая торопилась на свидание, и уж совсем не была готова ни к каким объятиям.

Все-таки Франсуа притянул ее к себе, попытался поцеловать и почувствовал сопротивление.

— Что это? Ошибка? Комедия? Или ловушка?.. — Летисия будто размышляла вслух, высвобождаясь из его объятий и вопросительно поглядывая на него.

— Клянусь, я пришел в неистовый восторг от твоего послания на зеркале и в экстаз от сережки у меня в постели.

Франсуа вовсе не собирался отпускать Летисию. Он хотел уверить ее, что ей нечего стыдиться своего порыва, что он разделяет ее чувства, что он просто на седьмом небе от счастья и благодарности.

— Но я никогда не была в твоей постели, и ты это прекрасно знаешь, — Летисию начала даже забавлять нелепая ситуация. И чем она казалась нелепее, тем больше хотелось Летисии разобраться в ней и расставить все точки. — Ты просто морочишь мне голову, Франсуа, и я не скажу, что шутки у тебя хорошего тона.

Летисия бросила холодный взгляд на Франсуа: в конце концов, любая нелепость должна иметь свой предел.

— Но я вовсе не шучу, — Франсуа теперь держал ее за руку. — Пойдем ко мне в спальню.

Летисия на миг потеряла дар речи: да что же это такое?! За кого он ее принимает?!

— Я ухожу! Довольно с меня всяких глупостей! — заявила она.

Негодование Летисии рассмешило Франсуа.

— Не будь ребенком, Летисия! Разве я похож на насильника? Поверь, я и пальцем тебя не трону! Мне теперь тоже стало интересно, кто же побывал у меня в спальне и испачкал твоей помадой мою подушку.

Летисия медленно, недоверчиво вошла в спальню. На зеркале губной помадой — да, ее помадой, но такой помадой красят губы миллионы женщин! — было на разных языках написано: «Я тебя люблю».

Франсуа молча протянул ей сережку. Если такой помадой красили губы миллионы женщин, то сережка была действительно ее, тут уж не было никаких сомнений.

— Мне очень жаль, что ты решил, будто я способна на такие дурацкие выходки. Они не в моем стиле, Франсуа, хотя сережка в самом деле моя, — Летисия снисходительно смотрела на художника, чье пылкое воображение увлекло его слишком далеко.

Ей даже стало жаль его, такое искреннее огорчение отразилось у него на лице. Даже не огорчение — горе.

— Но Франшику видел, как ты приезжала на машине Гаспара, — Франсуа пустил в ход свой последний аргумент, он не понимал, почему Летисия так упорствует. — Прости! Я был так счастлив оттого, что женщина, которую я люблю, ответила мне любовью, и с такой любовью готовил ужин…

Из кухни запахло горелым, и Франсуа, не договорив, бросился туда.

— Ты права, что не собиралась со мной ужинать, — все сгорело! Все прах и пепел, а пеплом сыт не будешь, — улыбнулся Франсуа.

Летисии вдруг все показалось очень смешным.

— Я очень люблю хорошо прожаренную рыбу. И чем больше, тем лучше, — сказала она, оглядев угольки на сковородке, — так что придется мне все-таки с тобой поужинать. Только знаешь, мне бы тоже хотелось похвастаться своими кулинарными способностями.

Пока она колдовала над сыром и сливками, готовя какое-то фантастическое блюдо, Франсуа смотрел на нее и таял — самая прекрасная из женщин хозяйничала у него в доме. И естественно, когда они наконец сели за стол, первый бокал он выпил за нее.

Таял Франсуа. Таяло во рту приготовленное Летисией блюдо, и, кажется, в конце концов немного оттаяла и Летисия, но и то только после того, как Франсуа сказал:

— Похоже, я знаю, кто у меня побывал. Оцени мои дедуктивные способности. Во-первых, согласись, что это кто-то из близких тебе людей. Иначе откуда машина Гаспара, твоя помада и серьги?

— Но клянусь, я просто ума не приложу, кто бы это мог быть, — искренне недоумевала Летисия.

— Аманда! — сказал Франсуа. — Потому что, во-первых, я хочу сказать тебе, что она уже несколько раз пыталась поговорить со мной наедине.

— Ты знаешь, я это замечала, — и вот тут Летисия смягчилась, — замечала, что Аманда всеми силами старается нас свести. Ты помнишь, как она во что бы то ни стало хотела помирить нас? Какая же она трогательная!

И Летисия вдруг почувствовала себя счастливой: ее дочь так заботится о ней, так не хочет, чтобы мать осталась одна… Горячая волна благодарности захлестнула Летисию.

Потом она смотрела картины Франсуа. И должна была признаться себе, что не может остаться равнодушной. От них веяло силой и страстью. Они радовали насыщенным цветом и каким-то необычным разворотом привычных предметов.

— Какое у тебя великолепное чувство композиции, — не могла не похвалить она его.

— У критиков другое мнение, — рассмеялся Франсуа, — но я, кажется, нашел что-то свое и не собираюсь выпускать его из рук, — работаю с утра до ночи.

— Да, искусство забирает человека целиком, — согласилась Летисия.

— Любовь тоже, — сказал Франсуа и притянул ее к себе.

Это был их первый настоящий поцелуй, такой же насыщенный, полный и радостный, как нарисованные Франсуа картины.

— Ой, я же никого не предупредила, что задержусь, — спохватилась Летисия, — все будут волноваться, думать, что со мной что-то случилось.