Хафса Айше стала первой, кто получил официальный титул «валиде-султан» – «королева-мать», первая женщина империи. Именно она правила закрытой от чужих взглядов и таинственной частью – гаремом, в который вели Ворота блаженства. Она устанавливала законы этого государства в государстве, часто очень жесткие и даже жестокие законы. Она царила в этом мире, по праву считая себя и считаясь другими соправительницей султана. Да, соправительница, не вмешивающаяся в мужские дела вне гарема, но не допускающая вмешательство в дела женские внутри него. Повелителю позволительно увлечься какой-то наложницей, но ему непозволительно диктовать законы в гареме, это не его территория, это территория валиде.

Хафса создала свой мир, свое царство и не желала, чтобы кто-то, даже сын, даже Повелитель, Тень Аллаха на земле, вмешивался в правление этим миром.

Гарем не только жены или наложницы, это все женщины и дети семьи. Султаны давно перестали официально жениться, чтобы не повторить судьбу и позор несчастного султана Баязида I. Султан попал в плен к великому Тимуру, но, кроме того, попала в плен и его жена, Тимур сделал ее своей наложницей. Собственный плен Баязид еще мог пережить, но позор семьи нет, он лишил себя жизни.

С тех пор султаны предпочитали брать наложниц, не объявляя их официально женами. Они звались кадинами, имели много прав, кроме одного – воли. Все женщины султана, от башкадины (старшей жены, матери наследника) до служанки, стирающей белье, – рабыни султана. Не рабыни его кровные родственницы – валиде, сестры, тетки, если таковые имелись, дочери, племянницы…

Конечно, положение, содержание и возможности баш-кадины, той, что родила старшего сына, и даже гёзде – девушки, именем которой однажды поинтересовался Повелитель, – не сравнить, любая гёзде могла стать даже кадиной, женщиной, родившей султану ребенка, но баш-кадина только одна, та, которая станет следующей валиде-султан.

Сейчас это Махидевран, после смерти от проклятой болезни сразу двух сыновей – Махмуда, рожденного еще Фюлане, первой наложницей Сулеймана, и сынишки Гульфем Мурада, у Махидевран осталась одна соперница – Хуррем. Махидевран и соперницей ее не считала, ведь сын баш-кадины Мустафа был на шесть лет старше сына Хуррем Мехмеда, кроме того, Мустафа красив, умен и обожаем в Стамбуле, особенно янычарами.

Сулейман любил Мустафу, считал его прекрасным наследником и всячески подчеркивал это. Хуррем не оставалось никаких надежд, было ясно, что если не случится чего-то страшного, вроде той эпидемии, которая освободила дорогу к трону Мустафе, убив его братьев, то Махидевран станет валиде. И уж тогда Хуррем и ее отпрыскам придется совсем плохо.

Хафса Айше тоже любила красивого, умного мальчика, тоже считала его лучшим наследником, какого только можно найти, и хотя она видела, как на глазах растет и развивается такой слабенький сначала Мехмед, старший сын Хуррем, как он явно обгоняет в развитии Мустафу в том же возрасте, валиде предпочитала старшего внука.

Почему же сейчас вдруг стало не по себе?

Размышляя об этом, валиде поняла: из-за Махидевран. Баш-кадина, кажется, уже слишком откровенно примеряла на себя роль валиде. А вот это откровенная угроза не только самой валиде, но и султану. Хафса слишком хорошо помнила, как ее муж султан Селим пришел к власти. У Селима не было никаких шансов стать следующим султаном, ведь он был младшим из сыновей султана Баязида.

Из восьмерых своих сыновей Баязид предпочитал отнюдь не Селима. Судьба распорядилась так, что двое из принцев умерли уже взрослыми от болезней, один от пьянства, двух других вместе со всеми их сыновьями Баязид казнил за мятеж. Селим был третьим, кто мог сложить голову за выступление против засидевшегося на троне отца, но сумел бежать в Крымское ханство и тем спастись.

Но оставались еще двое, в том числе старший из шех-заде Ахмед, его право быть на троне. И хотя Ахмед не предъявлял пока своих прав, султан Баязид поспешил отправить его подальше от столицы, в чем и ошибся, потому что Селим вернулся с подкреплением, которое получил от тестя – крымского хана Менгли-Гирея, на дочери которого красавице Хафсе Айше женился, и с деньгами от него же. Подкрепление стало основой, а деньги переманили на сторону Селима янычар.

Другие сыновья были далеко, и Баязид отрекся от престола в пользу Селима, не купив тем себе ни свободы, ни даже жизни. Отрекшийся султан ответил на «великодушное» предложение сына остаться в Стамбуле:

– Двум клинкам в одних ножнах не бывать.

До Эдирны, куда просился на жизнь в родовом имении, не доехал, в Чорлу вдруг прихватили кишечные колики, которые и свели в могилу. В могилу неведомая болезнь свела и сразу нескольких придворных, которые позволили себе усомниться в естественности внезапной болезни, а также (на всякий случай) врача, который сопровождал бывшего султана.

Хафса не знала, читал ли ее муж книгу знаменитого визиря сельджукских султанов Низам-аль-Мулька «Сиясет наме» («Книгу о правлении»), но точно был согласен со словами визиря:

«Один преданный раб лучше ста сыновей: он желает господину жизни, а они желают отцу смерти».

Селим уничтожил двух сыновей и внуков от них, оставив одного – Сулеймана. Хафса тогда сделала все, чтобы ее сын был как можно дальше от трона, от Стамбула, от отцовского пристального взгляда.

Но Сулейман взрослел, а Селим не мог сидеть в Стамбуле, держась за трон, он сам твердил, что султан, предпочитающий гарем седлу, недолго остается султаном. Восемь лет правил Селим, опираясь на янычар, он был жесток и успешен, не зря прозван Явузом – Грозным. Явуз водил янычар в походы, Сулейман взрослел в Манисе…

Взрослый сын – это опасно, очень опасно… даже если он и речи не ведет о троне, а его мать покорно склоняет голову… Хафса, зная многое, боялась целых восемь лет, а потом приняла меры. Султан Селим, отложив намеченный, но пока не подготовленный поход на следующую весну, в месяце рамадан 926 года хиджры (сентябре 1520 года) внезапно скончался в… селении Чорлу от кишечной колики! Ох уж это Чорлу и эта колика… Всегда нападает на султанов в этом месте не вовремя… или вовремя?..

Колику не упомянули, свалив все на проклятую чуму. Никто не рискнул спросить, почему чума забрала одного-единственного человека из всей округи. Глупые не сообразили, а умные умели держать языки за зубами, оберегая головы на плечах.


Когда Сулейман взошел на трон, казалось, спокойствие обретено надолго, у него не было ни братьев, ни племянников, а сыновья еще совсем малы – сыну Фюлане Махмуду восемь, Мустафе пять, сынишка Гульфем Мурад и вовсе двухлетний живчик.

Но Махмуд, матери которого давно не было на свете, умер, как и его брат Мурад, старшим оказался Мустафа, а баш-кадиной его мать Махидевран. И это тоже не беспокоило, скорее радовало, потому что Мустафа прекрасный наследник.

Но незаметно шли годы, Сулейман правил уже пять лет, Мустафе исполнилось десять, и Махидевран стала совсем иначе смотреть на окружающих, даже на валиде. А уж когда оказалось, что она сыну внушает мысль о скором султанстве, да еще и привлекает к этому янычар… При одном воспоминании об этом Хафса обливалась холодным потом.

Совсем недавно янычары показали свою силу, перевернув котлы и подняв бунт, пока султана не было в Стамбуле. Пока их ярость была направлена на отсутствующего Ибрагим-пашу и Хуррем, которой, к счастью, тоже не оказалось в Стамбуле, но что будет завтра? Сулейман сумел справиться с бунтом и наказать виновных. Бунтари лишились своих командиров, получили задержанные денежные выплаты и на время успокоились.

Как надолго и чего они потребуют в следующий раз? Султан объявил поход в следующем 932 году хиджры (1526 году), поводом к бунту могло стать что угодно. Как долго сам Сулейман будет не замечать угрозы от старшего сына? Глядя на красивого совсем юного Мустафу, об угрозе думалось в последнюю очередь, но Хафса знала цену власти в этом мире, слишком хорошо знала…

Как скоро власть столкнет отца и сына? Как скоро понимание угрозы своей власти и жизни заставит Сулеймана посмотреть на Мустафу совсем иными глазами? А сам Мустафа, как скоро он поймет, что главное препятствие к власти собственный отец?

Когда-то Мехмед Фатих (Завоеватель) сказал, что лучше потерять принца, чем провинцию, и получил согласие духовенства на уничтожение любого претендента на власть, кроме самого правящего султана, будь это даже брат или сын.

Когда-то древний мудрец, кажется, его имя было Каутилья, но для Хафсы все равно, сказал, что правитель должен со дня рождения своих сыновей неотступно наблюдать за ними, потому что царские сыновья подобны ракам: они пожирают своего родителя. Если в сыне не проявится любовь к отцу, то его лучше убить.

Страшно, казалось, этого никогда не будет, а если и будет, то когда-то очень-очень не скоро, но теперь валиде вдруг поняла, что скорей, чем она надеялась. И дело не только в Мустафе или Сулеймане, дело еще и в Махидевран: желая получить власть над гаремом, она может перешагнуть через мешающего Сулеймана. Не потому, что Махидевран злодейка или безумно жаждет власти, не потому, что не любит Сулеймана или обезумела, а потому, что столкнуться им предстоит с Хуррем, с каждым днем набирающей влияние. И схватка эта будет не на жизнь, а на смерть. Ни одна из женщин не виновата в предстоящей схватке, у них просто нет другого выхода, потому что сын победительницы останется жить, а проигравшей погибнет.

Зачем рожать султану сыновей, кроме одного, старшего, если знать, что их убьют? Но как иметь всего лишь одного, если смерть каждый год собирает свой страшный урожай?

И так плохо, и эдак… Как же не будет болеть сердце у валиде, если это беда ее сына и ее внуков?


Хуррем скучала, она сидела, разглядывая вышивку, и вдруг попросила возившуюся со своими снадобьями Зейнаб:

– Расскажи еще о Нур-Султан?