Какое-то мгновение грабитель пребывал в неподвижности, ошеломленный грохотом выстрела и ударом пули. Затем его рот как-то нелепо скривился, и, падая на спину, он разрядил свой пистолет в Шелдона, попав ему в руку чуть выше локтя. Пороховым дымом заволокло внутренность фаэтона.

Снаружи второй разбойник, направивший пистолет на Чапмена и заставивший его осадить лошадей, услышав выстрелы, повернул голову. Он явно не ожидал, что их будет двое. И тут настал момент вступить в дело карлику Бобо.

Длинный тонкий кинжал, заостренный на конце как игла, пролетел по воздуху и поразил грабителя в шею. Тот свалился на дорогу, а Чапмен хлестнул лошадей, и экипаж резко рванул с места.

Франсина дотянулась до дверцы и захлопнула ее, иначе в этой рискованной скачке Шелдон мог вывалиться на дорогу.

Керисса немедля сбросила с себя капюшон накидки и склонилась над Шелдоном, привалившимся к стенке экипажа.

– Вы ранены, монсеньор! Вы ранены!

Шелдон не откликнулся.

Он придерживал правой рукой пробитую пулей левую руку и чувствовал, как кровь течет из раны и пропитывает одежду.

– Что нам делать? Мы должны остановить кровотечение! – в испуге восклицала Керисса.

– Все в порядке, – возразил Шелдон, однако речь давалась ему с трудом. – Пуля лишь задела руку, рана пустяковая.

– Нет, это серьезно, – настаивала Керисса. – Мы должны остановиться, и я перевяжу вас.

– Сначала отъедем подальше.

Он был уверен, что Чапмен сделает все возможное, чтобы экипаж поскорее удалился от опасных мест.

Им повезло, что грабителей было всего двое. Шелдон проклинал себя за то, что потерял бдительность и не был готов к нападению, проезжая по безлюдной, отдаленной от селений местности.

Слишком долго он пробыл за границей и забыл про славных английских грабителей с большой дороги.

Естественно, что окрестности фешенебельного Бата кишели всяческого рода жульем и головорезами. Где им еще поживиться за счет богатых и беспечных путешественников, как не здесь, возле курорта. Знатные персоны, посещающие Бат, часто становились жертвами разбойных нападений.

Несмотря на дождь и плохую видимость, надо было мчаться во весь опор и ни в коем случае не останавливаться, чтобы больше не рисковать.

Франсина, хранившая молчание после первого и единственного испуганного вопля, теперь занялась тем, что доставала из карманов и саквояжей батистовые платочки. Они явно не годились для перевязки, но она обнаружила наконец льняное полотенце и маникюрными ножницами разрезала его на полоски достаточной длины.

Карету на ходу безбожно встряхивало, и Керисса увидела, как расползается темное пятно по рукаву светлого пальто Шелдона.

– Умоляю, давайте остановимся! – в ужасе вскричала она, и, заслышав ее громкий голос, Чапмен придержал лошадей.

Бобо ловко впрыгнул в карету.

– Я прикончил его, монсеньор! Мой нож вошел в его горло, как в масло!

Чернокожий карлик был весьма доволен своим подвигом, но тут же его белозубая улыбка исчезла с лица.

– Монсеньор пострадал!

– В монсеньора выстрелил этот негодяй, – пояснила Франсина.

Воспользовавшись остановкой, Франсина с помощью Кериссы быстро и умело освободила Шелдона от пальто и сюртука.

Бобо заметил, как бледен Шелдон.

– Коньяк! Прежде всего монсеньору требуется глоток коньяку!

– Конечно, – поддержала его Керисса. – Как я не догадалась раньше! Ищи фляжку, Бобо, она где-то в саквояже.

Подвергнувшись усиленным заботам двух женщин и получив изрядную порцию спиртного от Бобо, Шелдон ощутил головокружение, приступы тошноты и слабость последовавшие сразу же после того, как миновал нервный шок. Но все же он постарался улыбкой ободрить Франсину, которая искусно наложила ему повязку, и призвал Кериссу умерить свое волнение.

– Но вас же могли убить! – глухо произнесла она, и ее прекрасные глаза затуманились от слез.

– Я уверен, что этот негодяй отвратительный стрелок, – возразил Шелдон. – Большинство бродяг вообще не умеют обращаться с оружием. Они стараются брать на испуг и блефуют, когда же дело доходит до настоящей стычки, они предпочитают пуститься наутек.

– А я думала, что буду в безопасности здесь, в Англии, – сокрушалась Керисса. – Во Франции… гильотина, а здесь – как вы его назвали? – бродяги…

– Грабители с большой дороги обычно ездят верхом, а воришки помельче – те на своих двоих, пешком.

– А мне кажется, что у этих мерзавцев были лошади, монсеньор, – подал голос Бобо. – Я заметил впереди двух лошадей, привязанных поодаль к дереву, но не догадался, чем это нам грозит.

– Мне надо было находиться снаружи – посетовал Шелдон. – Пожалуй, так и следует поступить на остатке пути.

– И не думайте об этом, монсеньор! – решительно заявила Керисса. – Отдайте свой пистолет Бобо. Он перезарядит его и будет держать при себе. Бобо отличный стрелок. Папа обучил его, чтобы он мог охранять нас с матушкой. В нашем уединенном доме мы всегда опасались разбойников.

Шелдон не стал спорить, у него просто не было на это сил. Керисса извлекла пистолет из кармана его пальто и протянула оружие Бобо.

– А теперь поспешим в Бат. Чем скорее мы окажемся там, тем лучше. Надо срочно найти врача, чтобы он осмотрел монсеньора.

Экипаж тронулся, и Шелдон снова почувствовал себя плохо, когда фаэтон затрясло по дороге.

Женщины обложили его подушками, но, несмотря на это, каждый толчок кареты отзывался в нем нестерпимой болью. Керисса с тревогой наблюдала, как в узкую щелочку сжимаются его губы, когда колеса подпрыгивали на очередном ухабе.

Фляжка с бренди почти опустела, когда копыта лошадей ступили на мостовую городского предместья и дробно застучали по булыжнику.

Кериссе было, конечно, не до того, чтобы разглядывать великолепные здания, о которых ей рассказывал Шелдон. А она так мечтала всю дорогу насладиться этим зрелищем, своими первыми минутами пребывания в прославленном городе!

Ее мысли сейчас были целиком заняты насущными проблемами. Где отыскать доктора и как побыстрее оказать Шелдону помощь?

Когда фаэтон въехал во двор отеля «Белый олень», где, как она знала, Шелдон забронировал для них номера, ее практичный ум подсказал ей, что из злосчастного приключения, случившегося с ними по дороге, можно извлечь определенную выгоду.

Керисса поспешно пригладила растрепавшиеся волосы, распустила их по дорогому меху своей накидки, быстренько подкрасила губки алым кармином, баночку с которым она хранила в ридикюле. Мимолетный взгляд в ручное зеркальце убедил ее, что, несмотря на бледность, она выглядит весьма привлекательно.

Фаэтон подкатил к подъезду, и ливрейные слуги поспешили к нему, чтобы открыть дверцы.

Но Бобо опередил их.

– Пожалуйста, Бобо, объяви о моем прибытии и сообщи, что с нами произошел в пути несчастный случай, – по-французски сказала Керисса.

Послушный Бобо устремился вверх по ступеням, выполняя ее распоряжение.

«Белый олень», будучи самым большим из многочисленных отелей города, часто использовался для проведения пышных приемов.

Было еще не слишком поздно, но в Бате обедали рано, и гости лорда Уолбертона уже заполнили громадный холл.

Джентльмены грелись у камина в ожидании своих дам, которые поднялись наверх поправить прически и туалеты перед тем, как проследовать в особый обеденный зал, специально заказанный лордом для приглашенных им гостей.

Невероятно элегантные мужчины в белых бриджах до колен, шелковых чулках и замысловато завязанных шейных платках все как один были не напудрены, ибо последний крик моды требовал, чтобы волосы у джентльменов были того естественного цвета, с какими их создал сам Господь.

Представители старшего поколения, конечно, возмущались, вполне резонно спрашивая, куда катится мир, если джентльмены отказываются от париков и пудры и уподобляются тем самым простонародью.

Но таким способом его королевское высочество принц Уэльский выражал свой протест против скучных формальностей, введенных при дворе его родителя.

Всем было известно, что в Букингемском дворце и в Виндзоре леди обязаны были по-прежнему носить обручи под юбками и безжалостно пудрить прически, а мужчины не допускались ко двору без париков.

Разговор джентльменов у камина касался в основном темы самой животрепещущей, а именно войны, которую три дня тому назад Англия объявила Франции.

– Я убежден, что мы не можем себе позволить воевать, – громко выступил пожилой мужчина. – Но не остается ничего другого, если мы хотим сохранить уважение к себе.

– Я слышал, что наши корабли – сплошное гнилье, да к тому же моряков не хватает, чтобы плавать на этих посудинах, – высказался другой собеседник.

– Армейское командование годами твердило, что все наше оружие годится лишь на свалку, но кто нас слушал? – рявкнул седовласый отставной генерал.

– Теперь им придется многое выслушать, – вмешался еще кто-то, – Одна надежда на то, что война с французиками не продлится долго. У них же нет настоящих генералов – одно мужичье.

– Я так прямо и сказал этой свинье Талейрану, явившемуся в Лондон: «Ваша революция – это сплошное распутство». Мы с женой решили не принимать его у себя в доме.

Почтенный пэр, убеленный сединами, горячо поддержал последнее высказывание:

– Совершенно согласен с вами. Почему мы должны ублажать этих чертовых лягушатников – дипломаты они или еще кто, – когда у них на уме только одно – как бы нам перерезать горло.

Речь эта вызвала аплодисменты, после чего джентльмены двинулись навстречу своим женам и дочерям, во всем блеске своих нарядов и драгоценностей спускавшихся по устланной ковром мраморной лестнице.

Облаченные в платья с пышными юбками, что делало их похожими на грациозных лебедей, с прическами, где пряди волос были завиты и уложены по методу, изобретенному миссис Фицгерберт, все леди сверкали бриллиантами.