Когда они с Дэвидом вернулись домой, Кэти пылала от негодования. Дэвид слушал ее возмущенные излияния, полные слез, а его рука сжималась и разжималась, но только четыре месяца спустя Кэти обнаружила, что предвещали эти конвульсивные движения.

Закончив свою речь, она ожидала от него или заверений в том, что он не делал ничего дурного, или оправданий. Вместо этого он встал, окинул ее презрительным взглядом и отправился спать.

Его месть началась на следующий день. Ее суровое обращение было встречено с утонченной бессердечностью. Казалось, он давал понять, что просто терпит ее нежелательное присутствие в своей жизни. Существование Кэти стало настоящей пыткой.

Он критиковал, а он умел это делать, – на Кэти обрушился град болезненных уколов.

«Плиссированные юбки делают твои широкие бедра еще шире», – беспристрастно замечал он. Кэти возражала, что у нее не широкие бедра, но записалась на аэробику только лишь для того, чтобы быть уверенной в этом.

«Если ты пострижешься покороче, твой подбородок не будет казаться таким выступающим». Кэти говорила, что до сих пор ее подбородок всем нравился, но сделала стрижку покороче.

«Если ты будешь поднимать вверх колени, твой зад не будет так покачиваться при ходьбе». Кэти поднимала колени, но чувствовала, что все равно «покачивается».

Его глаза следовали за ней повсюду, выискивая малейшие недостатки, пока Кэти не стала настолько неловкой, что не могла пройти по комнате, чтобы не удариться о стол. Это тоже стало предметом его колкостей. Подгоревшее блюдо, куртка, которую она забыла отдать в чистку, пыль, которую она не вытерла с верхней книжной полки…

– Некоторые женщины в состоянии делать карьеру и при этом содержать дом в чистоте, – заметил Дэвид однажды вечером, когда она чистила пылесосом кресло. – Очевидно, ты не из них. Тебе придется оставить работу.

Оглядываясь назад, Кэти не могла поверить, как просто он манипулировал ею. В течение двух недель Дэвид «работал допоздна в офисе». Когда же он бывал дома, то полностью игнорировал ее. Если он все же заговаривал с ней, то говорил с холодной насмешкой или вежливым сарказмом. Кэти неоднократно, всеми способами, какие могла придумать, пыталась прекратить их ссоры, но Дэвид наблюдал за ее усилиями с холодным презрением. За две недели он умудрился довести ее до истеричного состояния и заставил поверить, что она неуклюжая, глупая и неспособная. А ей шел только двадцать первый год, и она как раз окончила университет, была напичканной знаниями и наивной, в то время как Дэвид был на девять лет старше ее, разбирался в психологии и в женщинах.

Мысль о том, чтобы оставить работу, привела ее в ужас.

– Но я люблю свою работу, – сказала она, и слезы потекли по ее щекам.

– А я-то полагал, что ты любишь своего мужа, – холодно возразил Дэвид.

Он посмотрел на ее руки, лихорадочно мечущиеся по столу.

– Мне очень нравится эта ваза, – оскорбительно протянул он. – Отодвинь-ка ее, пока ты ее не опрокинула.

– Я не собираюсь ее опрокидывать, – взорвалась Кэти, рыдая, и в ярости немедленно смахнула со стола дорогую хрустальную вазу.

Она ударилась о пол с отвратительным грохотом и разбилась. Кэти была разбита так же, как и ваза. Она кинулась к Дэвиду и затряслась от мучительных рыданий.

– Я люблю тебя, Дэвид, я не знаю, что со мной происходит в последнее время. Я так виновата. Я брошу работу, и я…

Дэвид был отомщен. Все было забыто. Он успокаивающе похлопал ее и сказал, что, пока она его любит, все будет хорошо и что, конечно же, ей не надо бросать работу.

Солнце опять засияло над их браком, и Дэвид стал таким же чутким, деликатным и очаровательным, как прежде.

Через четыре месяца Кэти ушла с работы пораньше, чтобы удивить Дэвида праздничным ужином в честь полугодового юбилея их свадьбы. Она удивила его… Он был в постели с женой основного партнера своей юридической фирмы. Откинувшись на спинку кровати в обнимку с обнаженной женщиной, он небрежно курил сигарету.

Даже несмотря на дрожь, сотрясавшую ее тело, смертельное спокойствие охватило Кэти.

– Как только вы совсем закончите, – тихо сказала она, стоя в дверях, – я буду очень признательна, если вы уберетесь отсюда. Оба.

Как во сне она прошла на кухню, вытащила грибы из сушки и начала их резать для ужина. Она дважды порезалась, не замечая крови.

Несколько минут спустя позади нее раздался низкий, взбешенный голос Дэвида:

– Ты маленькая сучка, придется научить тебя хорошим манерам. Муж Сильвии Коннер, должно быть, станет моим боссом. А теперь убирайся отсюда и пойди извинись перед ней.

– Пошел к черту, – ровно сказала Кэти.

Его руки злобно вцепились в ее волосы, запрокидывая ей голову назад.

– Я предупреждаю тебя, делай то, что я сказал, или тебе будет еще хуже, когда она уйдет.

Кэти словно пробудилась. Ее глаза наполнились слезами от мучительной боли, но она встретила его сверкающий взгляд не дрогнув:

– Нет.

Дэвид отпустил ее и шагнул в сторону.

– Сильвия, – услышала она, – Кэти извиняется за этот маленький эпизод. Забудь о ней, дорогая, расстраиваться не из-за чего. Пойдем, я провожу тебя до машины.

Когда они покинули квартиру, Кэти на негнущихся ногах прошла в спальню, которую она делила с Дэвидом, и достала из чулана свой чемодан. Она механически открывала ящики и вытаскивала одежду, когда услышала, что он вернулся.

– Знаешь, детка, – сказал Дэвид вкрадчивым голосом, – мне казалось, ты поняла, что не стоит заставлять меня сердиться. Я уже пытался научить тебя этому, но, похоже, не преуспел. Надеюсь, новый урок ты запомнишь лучше.

Кэти подняла глаза, мысленно собираясь с духом, и увидела, что он спокойно расстегивает ремень и вытаскивает его из брюк. От ужаса у нее все внутри похолодело.

– Если ты хотя бы пальцем тронешь меня, – сказала она срывающимся голосом, – тебя арестуют за нападение.

Дэвид медленно подкрался к ней, наблюдая со злобной радостью, как Кэти отшатнулась от него.

– Тебе придется очень громко рыдать, извиняться и говорить, как сильно ты меня любишь.

Он оказался прав. Тридцать минут спустя, когда дверь захлопнулась за ним, Кэти еще продолжала кричать «Я люблю тебя» в подушку.

Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем она сползла с постели, натянула пальто, взяла кошелек и покинула квартиру. Она не помнила, как добралась до дома своих родителей.

Дэвид звонил ей днем и вечером, попеременно пытаясь то лестью, то угрозами заставить ее вернуться. Он очень виноват, на него давила срочная работа, этого никогда больше не повторится.

В последний раз она встретилась с ним в сопровождении своего адвоката в суде по делу о разводе.

Кэти обнаружила, что Рамон свернул в узкий, грязный переулок. Вдали она разглядела огонек, сияющий на склоне горы. Дом Габриэлы, предположила она. Кэти взглянула на окружающие холмы, усеянные теплыми огоньками. Это делало их уютными и сулящими безопасное пристанище в темной ночи.

Она попыталась сосредоточиться на настоящем и будущем, но прошлое отказывалось отпускать ее. Оно предостерегало ее…

Это не Дэвид Колдвелл обманул ее, это она себе позволила оказаться обманутой. Даже в свои невинные двадцать один она понимала, что он не был такой сказкой, какой умел казаться. Подсознательно она замечала сдерживаемый гнев в его глазах, когда официант в ресторане недостаточно быстро выполнял заказ, она видела, как он сжимал руль машины, когда другой водитель обгонял их, она даже ловила звериный огонек соперничества, когда он смотрел на других мужчин. Кэти была слишком влюблена и на все закрывала глаза.

Теперь она собиралась стать женой Рамона и не могла отринуть охватившего ее подозрения, что он тоже не тот, за кого себя выдает. Он был похож на головоломку, кусочки которой никак не складывались вместе. Он был в таком замешательстве, когда она спросила его о прошлом. Если ему нечего скрывать, то почему он с такой неохотой говорит о себе?

Это вызвало бурю чувств в сердце Кэти. То, что Рамон не любит говорить о себе, не обязательно означает, что за этим скрывается что-то зловещее. Дэвиду очень нравилось говорить о себе, уж в этом-то они отличались друг от друга!

«Нет, не только в этом, во всем!» – твердо сказала себе Кэти. А если нет?

Ей просто нужно время, нужно привыкнуть к мысли о том, что она выйдет замуж еще раз. Все произошло так быстро, что она запаниковала. За ближайшие две недели страх оставит ее. А если нет?

Дом Габриэлы был уже хорошо виден, когда Рамон резко остановился перед ней, не давая пройти.

– Почему… – спросил он резким, расстроенным голосом, – почему ты так напугана?

– Я… нет, ты ошибаешься, – вздрогнула Кэти.

– Нет, – хрипло сказал он. – Ты напугана.

Кэти посмотрела на его лицо, освещенное лунным светом. Несмотря на резкий тон, в его глазах была нежность, а в лице – спокойная сила. Дэвид никогда не был ни нежным, ни сильным. Он был просто злобным трусом.

– Мне кажется, что все происходит очень быстро, – отчасти правдиво ответила она.

Его брови сошлись на переносице.

– И это все, что тебя тревожит?

Кэти колебалась. Она не могла объяснить ему причину своего страха. Она сама не совсем понимала ее. По крайней мере пока.

– Так много всего необходимо сделать, и так мало времени на это, – уклонилась она от ответа.

Он вздохнул с облегчением, и его руки скользнули по ее плечам, прижимая ее к своему сердцу.

– Кэти, я с самого начала хотел повенчаться с тобой через две недели. Твои родители будут на церемонии, и я сделаю все необходимые приготовления. Все, что тебе нужно сделать за это время, – встретиться с падре Грегорио.

Все в нем оказывало магическое влияние на Кэти: его бархатный голос, дыхание, разметавшее ее волосы, мускусный запах его тела.

– Чтобы обсудить церемонию бракосочетания? – сказала она, откинувшись назад в его объятиях, чтобы посмотреть на него.