Джудит Макнот - Триумф нежности

– Я хочу, чтобы ты сняла ее для меня.

Сердце Кэти бешено заколотилось, она вытащила руки из рукавов, белый шелк скользнул вниз. Взгляду Рамона предстал кружевной бюстгальтер.

– Это тоже.

С пламенем в каждой клеточке тела, Кэти расстегнула бюстгальтер. Ее круглые груди цвета слоновой кости открылись его взгляду, в котором было что-то собственническое, соски медленно затвердели, когда его пальцы, вслед за взглядом, коснулись их. Глаза загорелись, и голос огрубел от желания:

– Я хочу увидеть моего ребенка у твоей груди.

Смущение Кэти затмилось желанием, поднимающимся в ней. Сдерживая дрожь, она сказала:

– Сейчас мой ребенок – это ты.

– Дай мне пить, Кэти! Я жажду.

Неудержимое возбуждение потрясло ее, когда, положив ладонь на его затылок, она прижала к себе темную голову Рамона и одновременно откинулась назад, предлагая ему свой сосок. Когда мужские губы коснулись ее тела, она едва не закричала. Она не поняла почему. И только когда его губы отпустили ее, по острому сожалению можно было заключить о силе наслаждения.

– Дай мне другую! – хрипло приказал он.

Кэти, дрожа, обхватила грудь и поднесла ее к его рту. Невыносимое блаженство, жгучий огонь желания сотрясали ее тело, когда губы Рамона приникли к ее соску.

– Пожалуйста! – простонала она. – Я не могу больше ждать, ты нужен мне!

– Ты не можешь? – выдохнул он.

Они упали на софу, его губы изучали ее ухо, изгиб ее шеи, щёки. Обезумев от желания, Кэти почувствовала, как его руки скользнули ей под юбку, рванули легкую ткань.

Пальцы Рамона замерли между ее ног.

– Ты хочешь меня, но ты не нуждаешься во мне, – выдохнул он. Он говорил одно, а руки, лихорадочно ласкавшие, говорили другое.

Кэти едва не рыдала от желания, страстно гладя его упругое тело.

– Ты мне нужен, – пылко прошептала она, обрушивая на него неистовые поцелуи. – Пожалуйста!

Рамон приподнял голову и почти грубо сказал:

– Я тебе не нужен!

Взяв ее руку, он плотно прижал ее к своей твердой, возбужденной плоти.

– Вот кто нужен, Кэти! – Открыв потемневшие от желания глаза, Кэти посмотрела в его искаженное лицо, когда он сказал: – Ты хочешь меня, когда я держу тебя в своих объятиях, но я нуждаюсь в тебе каждый миг своей жизни. Это желание не отпускает меня никогда, желание сделать тебя моей скручивает меня в узел. – Внезапно он спросил: – Ты знаешь, что такое страх?

Сбитая с толку внезапной переменой темы, Кэти смотрела на красивые мрачные черты Рамона, но даже не пыталась ответить.

– Страх знать, что у меня нет никакого права желать тебя, и знать, что это сильнее меня. Страх момента, когда ты увидишь мой маленький дом и скажешь, что ты не хочешь жить там.

– Не терзай себя так! – умоляла Кэти, гладя пальцами короткие волосы на его висках. – Пожалуйста, не надо.

– Страх – лежать ночью без сна, думая о том, что будет, если ты не решишься стать моей женой, и о том, как я переживу все это. – Он нежно вытер слезу, катившуюся по щеке Кэти. – Я боюсь потерять тебя, и если это делает меня грубым и невыносимым, тогда я извиняюсь. Это только потому, что я боюсь.

Тая от нежности, Кэти взяла его за подбородок и взглянула в темные глаза Рамона.

– За всю свою жизнь, – прошептала она, – я никогда не встречала мужчину, который бы признался, что он боится.

– Кэти… – Ее имя было хриплым стоном, вырвавшимся из его груди. Губы Рамона требовательно и жадно касались ее, руки становились все настойчивее, казалось, что сердце Кэти не выдержит того томительного и страстного желания, которое переполняло ее.

И тут раздался звонок в дверь.

– Не открывай! – умоляла Кэти, когда он мгновенно вырвался из ее объятий и сел. – Пусть уйдут.

Одарив ее полной сожаления улыбкой, Рамон провел рукой по своим густым волосам, приводя их в порядок.

– Это твои родители. Я вконец потерял голову и забыл сказать, что они придут помочь нам собраться, а потом пообедают с нами.

Кэти вскочила, схватила одежду и выбежала в спальню.

– Впусти их поскорее, иначе они догадаются, чем мы занимались, – сказала Кэти, видя, что Рамон все еще стоит рядом.

– Кэти, – сказал он с озорной усмешкой, – если я впущу их так быстро, они увидят, чем мы занимались.

– Что? – спросила она, замерев в двери спальни, ее ошеломленный взгляд скользнул по раскинутой софе, по полу, затем по Рамону. – О! – только и сказала она, покраснев, как школьница.

Кэти стащила с себя одежду в сумасшедшей спешке, говоря себе, что ее поведение весьма странно. Ей двадцать три года, она была замужем, и она собирается замуж за Рамона. Несомненно, ее родители предполагают, что они уже занимались любовью, и не раз. Кроме того, они современные люди.

Ровно через четыре минуты после звонка в дверь Кэти вышла в гостиную, одетая в рыжевато-коричневые штаны и мягкий кремовый свитер с высоким воротом, ее волосы аккуратно лежали на плечах. Она попыталась спокойно поздороваться с матерью, но ее лицо выражало смущение, глаза были подозрительно томны, и внутренне она еще дрожала от недавнего желания.

Рамон был в кухне, он не казался настолько чувствительным к происшедшему и, весело смеясь над чем-то с ее отцом, смешивал напитки.

– Я отнесу в гостиную, – сказал Райен Конелли, взяв два бокала. Повернувшись, он натолкнулся на свою смущенную дочь. – Милая, да ты вся сияешь! – Отец был в восторге от ее румянца и запечатлел поцелуй на ее щеке. – Рамон, должно быть, любуется тобой.

Краска смущения залила лицо Кэти, она беспомощно улыбнулась отцу. Дождавшись, пока он не исчезнет в гостиной, Кэти повернулась к Рамону, который клал лед в два оставшихся бокала. Рамон улыбался уголками губ. Не глядя на нее, он сказал:

– Ты краснеешь, querida. И ты действительно выглядишь сияющей.

– Спасибо, – несколько раздраженно ответила Кэти. – Я выгляжу так, как будто была изнасилована, а ты – самое большее полистал газету! И как ты можешь оставаться таким спокойным?

Она попыталась взять бокал, который Рамон приготовил для нее, но он отставил коктейль подальше. Повернувшись, он заключил ее в объятия, чтобы одарить продолжительным поцелуем.

– Я не спокоен, Кэти, – прошептал он. – Я жажду тебя.

– Кэти! – позвала мать из глубины гостиной. Ее голос заставил Кэти вырваться из объятий Рамона. – Вы придете сюда или нам подождать вас во дворе?

– Мы идем, – поспешно ответила Кэти. Посмотрев на Рамона с веселой улыбкой, она сказала: – Я когда-то читала повесть, где каждый раз, когда мужчина и женщина начинали заниматься любовью, звонил телефон, кто-то приходил или что-то случалось, чтобы помешать им.

Рамон легко усмехнулся:

– Этого с нами не случится. Я этого не допущу.

Солнечный свет вспыхивал на большом реактивном лайнере, когда он пролетал в юго-восточном направлении на высоте 30 000 футов.

Осторожно, чтобы не потревожить Кэти, которая спала, положив золотистую голову ему на плечо, Рамон протянул руку и опустил шторку на иллюминаторе, заслонив ее лицо от яркого света. Полет был необычно тяжелым, на лицах многих пассажиров отражалась тревога.

«А Кэти – молодец!» – с нежностью подумал Рамон, глядя на ее лицо. Он уже понял, что под очаровательно мягкой, женственной внешностью Кэти скрываются потрясающее мужество, сила духа и решительность. Даже вчера и сегодня, когда ее родители были очевидно расстроены приближающейся разлукой и трудностями, свалившимися на хрупкие плечи дочери, она перенесла все мужественно, с улыбкой, несмотря на то что ей тоже было больно покидать их.

Ночью в пятницу родители Кэти вызвались договориться о сдаче ее квартиры в аренду и упаковать вещи для отправки в Пуэрто-Рико. Затем они настояли на том, чтобы она провела оставшееся до отъезда время с ними, а не у себя в квартире. Рамон тоже жил там, однако за это время у них с Кэти не было ни возможности, ни повода, чтобы побыть наедине.

Проходили часы, он видел растущее напряжение Кэти и трепетал – большой, сильный мужчина. Ему казалось, что он видит, как она сопоставляет свое сомнительное будущее с ним и безопасную, комфортную жизнь здесь. Он страстно желал вернуться с Кэти в ее квартиру, заключить ее в свои объятия и остаться с ней наедине. Он доказал бы ей, что их чувство значит больше, чем все ее здешние блага.

Длинные ресницы Кэти отбрасывали тень на ее кремовые щеки, и он, как и подобает истинному ценителю красоты, любовался ее профилем. Он был рад, что заказал места первого класса, здесь было просторнее. Кэти же ошибочно предполагала, что причиной их «удачи» – лететь первым классом – была какая-то неразбериха с билетами, и Рамон не разуверял ее в этом.

Рамон отвернулся, глядя в окно через проход. Воспоминания всколыхнули горечь в его душе. Несколько месяцев назад он мог бы прилететь с Кэти в Пуэрто-Рико на «Боинге-727», реактивном самолете «Гальварра интернэшнл», имеющем великолепную спальню, столовую и просторную гостиную, обставленную антикварной мебелью и устланную белым ковром. «Кэти бы понравилось это», – подумал Рамон. Но еще больше ей понравился бы «лир» – сверкающий реактивный самолет, на котором он прилетел в Сент-Луис и который теперь стоит в ангаре аэропорта. «Лир» – его самолет, не собственность корпорации, но, как и все, чем он сам владел, включая дома, остров и яхту, он продал его с аукциона, чтобы покрыть долги корпорации. Для чего же было лететь с Кэти в Пуэрто-Рико на «лире»? Для чего ей знать, какая роскошная жизнь могла бы ждать ее – чтобы острее почувствовать бедность?

Утомившись от грустных мыслей, он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. У него не было права заставлять Кэти участвовать в его заточении, забирать ее из прекрасной квартиры, лишать карьеры, чтобы жить в заброшенном доме на ферме. Все это было эгоистично и неправильно, но он не смог бы вынести даже мысли о жизни без нее. Когда-то он мог предоставить ей все, теперь – ничего, не может даже правдиво рассказать о себе. Не сейчас.