Барбара Картленд - Триумф любви

Тина засмеялась и выронила записку от сэра Маркуса. Записка упала на пол, и только тогда Тина заметила, что на обратной стороне тоже что-то было написано. Подняв ее, девушка прочитала четыре слова, написанные решительным почерком: «Тине, которая будет моей».

Тина покраснела и быстро порвала записку на мелкие куски, чего не могла не заметить герцогиня, внимательно наблюдавшая за ней:

— Он очень настойчив.

— Откуда вы знаете?

— Он сам принес цветы, — ответила герцогиня. — Он попросил меня просто и без прикрас как можно скорее устроить вашу свадьбу.

Тина топнула ногой.

— Да как он смеет?! — возмутилась она. При этих словах она почувствовала, будто солнце закрыла темная туча, которая скоро поглотит и ее.

Этот день они провели дома, отказываясь развлекать многочисленных посетителей, которые приходили справиться о здоровье лорда Винчингема. Вечером приехали доктора. Они объявили, что жар спал, и согласились с герцогиней, что его светлость намного быстрее поправится на свежем воздухе Хартфордшира[4] в Винче, нежели в душной атмосфере Беркли-сквер.

К отъезду было приготовлено три кареты, в каждую из которых были запряжены по четыре прекрасные лошади. Лорд Винчингем со своим слугой ехал в первой. Специально для него была сооружена импровизированная кровать поперек кресел, чтобы он мог путешествовать, лежа на подушках. Во второй карете ехали Тина с герцогиней, а Абдула посадили на козлы между лакеем и кучером. В последней карете должны были расположиться слуги и багаж.

Сначала очень медленно они ехали по улицам по направлению к Тайберну, но вскоре выехали за город. Деревья были в цвету, а луга зеленели.

Тина снова и снова смеялась над замечаниями герцогини, пока лошади несли их в Хартфордшир. Проницательность леди Хертингфорд и ее прекрасное знание человеческой натуры делали ее прекрасной собеседницей. Только потом Тина с сожалением поняла, что пропустила множество великолепных пейзажей, когда они проехали через разукрашенные ворота, и герцогиня сказала:

— Вот мы и на месте!

— Так быстро? — удивилась Тина и выглянула в окно. То, что предстало перед ее глазами, можно было по праву назвать чудом весны. По обеим сторонам от дорожки, ведущей к дому, росли лилии и рододендроны.

Потом Тина увидела дом. Его вековой красный гранит казался драгоценным камнем среди серых террас. Вокруг него простирались зеленые луга, где в тени отдыхали олени, а вдали виднелась серебристая гладь озера, по которому плавали белые лебеди.

— Какая красота! — воскликнула Тина.

— Дом принадлежит Винчингемам с тех времен, как королева Елизавета жила в Хатфилд-хаусе[5]. Он переходил от отца к сыну, и в нем всегда жил какой-нибудь из Винчингемов.

— Я и представить себе не могла что-нибудь более прекрасное, — почти шепотом произнесла Тина, но тут же вспомнила, что графу придется продать и его, если он не сумеет расплатиться с долгами.

Как мог он поставить на карту эту красоту, спрашивала себя Тина. Как он мог допустить даже возможность того, что кто-то завладеет его наследством — наследством его детей, его внуков?

— Моя мать приходилась двоюродной сестрой одному Винчингему, — продолжала герцогиня. — Поэтому в моих жилах тоже течет их кровь, и я горжусь этим. И поэтому перед смертью я надеюсь увидеть, как мой внук поселится в этом доме вместе со своей женой и будущим наследником.

Тине так хотелось сказать герцогине, чтобы она прекратила этот разговор. Если бы она только знала, что через несколько недель этот дом, возможно, перейдет в руки другого человека.

Чем ближе они подъезжали к особняку, тем больше Тина убеждалась в том, что это действительно превосходное место. Ее взору предстали резные статуи на террасах, переливающиеся на солнечном свете высокие окна со стеклами, которые казались изумрудными, изумительной красоты азалии в ухоженном саду.

Наконец они подъехали к парадному входу. К карете, в которой ехал лорд Винчингем, сразу же подбежали лакеи в красных ливреях, готовые немедленно отнести своего хозяина в дом его предков.

— Будем надеяться, что он хорошо перенес путешествие, — сказала герцогиня. Ее голос был полон нежности, и Тина поняла, что она очень любит своего внука.

Вскоре после приезда в Винч герцогиня поднялась наверх отдохнуть, а Тина, предоставленная самой себе, отправилась осматривать дом, который теперь казался ей еще более красивым.

Каждая комната оказывалась прекраснее предыдущей. Низкие потолки были покрыты изумительной штукатуркой эпохи Тюдоров, некоторые из них подпирали высокие колонны. В окна были вставлены переливавшиеся всеми цветами радуги стекла, и в каждой комнате имелся особого устройства камин: то каменный с резными узорами, то из тюдоровского красного кирпича и настолько большой, что в нем поместился бы человек в полный рост.

— Как здесь прекрасно! Как здесь прекрасно! — повторяла про себя Тина, и каждый раз ее сердце сжималось от боли, когда она вспоминала, что все это богатство, собиравшееся семьей на протяжении столетий, может перейти в руки незнакомца.

Из зала Тина попала в библиотеку. Огромные стеллажи, уставленные книгами, поднимались до потолка, а из окон открывался чудесный вид на луга. Вся атмосфера этой комнаты располагала к размышлениям или занятиям наукой, но девушке показалось, что пользовались ею очень редко. Она же всегда с трепетом относилась к книгам и теперь, переходя от одной полки к другой, захотела прочитать все до единой. Ей вдруг стало интересно, сколько книг она успеет открыть, прежде чем ей придется вернуться в Лондон.

В следующее мгновение неожиданно открылась дверь. Тине показалось, что вошедший будет немало удивлен, когда застанет ее тут.

С виноватым видом она обернулась и увидела высокого седого человека, который скорее всего был дворецким.

— Прошу прощения, мисс, — галантно обратился он к Тине, — но вас хочет видеть ее светлость.

— Уже иду, — быстро ответила она.

— Здесь все так прекрасно! — воскликнула Тина, направляясь к двери.

Пройдя через зал, она поднялась по удивительной расписной лестнице, и тут она вспомнила, что не знает расположения комнат. Но вдруг как будто ниоткуда появилась домоправительница в шуршащем платье из черного шелка и со связкой ключей за поясом.

— Ее светлость ждет вас, — вежливо обратилась она к Тине.

Домоправительница провела Тину по длинному коридору и открыла перед ней дверь в комнату герцогини. Леди Хертингфорд сидела на необъятной кровати в муслиновом чепце, украшенном кружевом и бриллиантами. Она уже разделась ко сну, и поверх ночной сорочки на ней был надет халат, обрамленный мехом горностая, но все ее драгоценные ожерелья и браслеты все еще украшали ее шею и запястья.

Абдул сидел на низком стуле у подножия кровати, и, когда Тина вошла в комнату, герцогиня отчитывала его за очередную провинность.

— А, вот и ты! — повернулась к Тине леди Хертингфорд. — Тебя давно уже все ищут.

— Прошу прощения, мадам. Я осматривала дом.

— Тебе он понравился? Неудивительно. Это восхитительный дом. Помню, я целый день бродила по нему, когда в первый раз приехала сюда. Тогда я была немного старше тебя.

— Я думаю, лорд Винчингем обожает этот дом, — сказала Тина.

— Ошибаешься. Совсем нет, — резко ответила герцогиня. — Разве молодые могут любить что-нибудь, кроме самих себя? Но на самом деле Винч — это часть его души, и он еще не понимает, как много этот дом значит для него. С годами он научится ценить его, как мужчины учатся ценить своих жен.

Тина ничего не ответила. Она только подумала, как мало времени осталось у лорда Винчингема для того, чтобы это понять.

— Я послала за тобой, — продолжала герцогиня, — потому что мне доложили, что жена главного садовника больна. Каждый раз, когда я приезжаю в Винч, я первым делом навещаю ее, и так продолжается уже долгие годы. Но сегодня я слишком устала, а она слишком больна, чтобы прийти ко мне. Я подумала, что ей было бы интересно познакомиться с тобой. Отнеси ей эту записку и скажи, что я навещу ее завтра.

— Конечно, миледи, — ответила Тина. — Где она живет?

— Дом садовника находится за огородом. Когда выйдешь из дома, поверни направо, пройдешь через конюшни, а там сама увидишь.

Тина была рада, что для нее нашлось дело. Она взяла записку, спустилась по лестнице и попала в сад. Солнце пекло ее непокрытую голову, а легкий ветерок с озера, донесший пряный аромат сирени, развевал ее волосы.

Пройдя по дорожке мимо конюшни, Тина открыла калитку, над которой висели замысловатые часы, и оказалась в огороде, как назвала его герцогиня.

Огород был окружен высокими стенами, сложенными из красного гранита.

На тропинке ее встретила дочь садовника. Девушка сказала, что ее мать, миссис Пайпер, спит и что доктор настоятельно просил ее не беспокоить. Поэтому Тине ничего не оставалось делать, как оставить записку девушке и попросить ее сообщить матери, кто заходил.

Выполнив просьбу герцогини, она развернулась, чтобы пойти обратно, но вдруг решила, что неплохо было бы посмотреть, что находится за домом садовника. Так Тина направилась дальше по пыльной тропинке. Справа от нее находился парк, а слева простирались обширные луга. Тропинка извивалась и поворачивала, но никак не кончалась, и Тина подумала уже о том, чтобы вернуться, как вдруг недалеко заметила цыганский табор.

Разукрашенные в яркие цвета повозки были расставлены кругом, а в центре горел костер, на котором в огромном котле варилось, если судить по аромату, что-то очень вкусное. Тина чувствовала, что из-за тряпок, служивших занавесками, за ней наблюдали смуглые лица цыган, и тут она увидела одного из них. Он вышел из-за повозки и внимательно посмотрел на нее. Его длинные волосы почти доходили до плеч.