Хьюкаби посмотрел на энергичное лицо женщины, оглядел окружающую его обстановку, и его сердце сжалось от страха. Квистус никогда не простит, если узнает правду относительно Фонтэн. Он поставит его на одну доску с теми двумя, и тогда прощай все. Конечно, как он, так и м-с Фонтэн могут все отрицать. Но чему это поможет? Квистус сопоставит это с прежним вероломством и с настоятельным советом ехать в Париж. А его собеседница настоит на том, чтобы все нити были порваны. Он побледнел.

— Я в вашей власти, — смиренно сознался он. — Когда-то я был ученым и джентльменом. Затем настали годы падения. Теперь благодаря Квистусу я снова нашел себя. Если вы меня выдадите, я снова опущусь. Не делайте этого, хотя бы из одной жалости.

— Скажите мне все, что вы знаете, — угрюмо возразила Клементина.

— Я не знаю, каковы чувства Квистуса по отношению к миссис Фонтэн. Мы с ним ни разу не говорили на эту тему. Но по всей вероятности, он восхищается ею, как очаровательной, хорошо воспитанной женщиной.

— Умф, — сделала Клементина.

— Предположите, — продолжал Хьюкаби, — что мы составили заговор. Предположите, что мы заколебались, когда дело дошло до его выполнения. Предположите, что она искренно полюбила Квистуса. Предположите, что мы стали раскаиваться в своей прежней жизни…

— Как бы не так, — вставила Клементина.

— Уверяю вас, что это правда, — серьезно заметил он. — Во всяком случае, предположим это. Предположим, что она видела свое спасение в браке с хорошим человеком. Предположим, что она решила быть хорошей женой. Предположим, что я вполне поверил ей. Как же я мог, добиваясь того же, что и она, поступить иначе, чем я поступил?

— Вы пожертвовали вашими обязанностями по отношению к вашему благодетелю, предполагаемым долгом по отношению к этому падшему созданию.

— Это женская точка зрения, — махнул рукой Хьюкаби.

— Я думаю, что вы правы. Всегда, когда высказывается правильный взгляд на жизнь, утверждают, что это женская точка зрения. Предположим, что я верю всему, что вы сказали. Что же дальше?

— Я не знаю, — сказал он. — Мы оба в вашей власти.

— Умф. — Клементина взглянула, как он сидел у окна, нервно играя пальцами, и смотрел на улицу.

— Расскажите мне откровенно всю вашу историю с д-ром Квистусом, начиная с процесса Маррабля. Все детали, которые вы помните. Мне это необходимо.

Хьюкаби повиновался. Он был, как он говорил, в ее власти. Он повторил рассказ Вандермера, только сделал это правдивее и глубже, проливая больше света на темные места. Она только теперь узнала, что Квистус был лишен наследства; она осведомилась, не знает ли он чего-нибудь про Вилля Хаммерслэя.

Его сообщение схваченного на лету полупризнания Квистуса многое открыло ей.

Клементина вскочила. Ей никогда в голову не приходил подобный ужас… Хаммерслэй и Анджела… Это было невероятно, невозможно… Наверное, это была какая-нибудь страшная галлюцинация. Хаммерслэй, рыцарь без страха и упрека, и тихая святая Анджела не могли совершить подобного поступка.

Это было чудовищно, невероятно, невозможно. Но для Квистуса это показалось возможным. Он поверил. Это было поводом к безумию. Даже теперь, здоровый, он продолжал быть в этом уверенным.

— Боже! Как он страдал!

— И тем не менее, — добавил Хьюкаби, — он так относится к маленькой дочери Хаммерслэя, как будто она была его собственной.

Клементина подошла к нему.

— Спасибо за это, — сказала она, — у вас все-таки есть сердце.

Она снова села.

— Как вы думаете, когда закралось в него подозрение?

Он серьезно и долго обдумывал это. Наконец, справившись с воспоминаниями, Хьюкаби указал на день обеда без хозяина. Квистус послал сказать, что он болен. Это извинение было вымышленное. Очевидно, он был чем-то потрясен. Что-то тогда случилось. Хьюкаби смутно помнил, что когда он входил в музей, Квистус поспешно спрятал какое-то письмо. Возможно, это было то самое, которое выдало преступную пару.

Было ли это предположение ложно или нет, но, во всяком случае, у Клементины был теперь ключ к помешательству Квистуса. На него падал удар за ударом. Его обманули все, кому он верил. Он потерял веру в людей. Но его натура не могла этого перенести, и он помешался на совершении подлостей. Она коротко рассмеялась.

— И не мог совершить ни одной подлости.

В комнату заползли сумерки. Оба молчали. Клементина сидела неподвижно, как сфинкс, вся под влиянием странных чувств и мыслей, заставлявших ее учащеннее дышать. У нее стал проясняться смелый фантастический план, заставлявший ее кровь быстрее обращаться.

Наконец, она пошевелилась.

— Темнеет. Который час? Мне нужно домой.

Она встала.

— Но прежде чем я уйду, нам нужно прийти к какому-нибудь решению относительно м-с Фонтэн.

— Да, — прошептал Хьюкаби, — только я попрошу вас насколько возможно щадить ее.

— Прежде всего, мы должны думать о Квистусе, — сухо перебила она. — Нам нужно постараться вернуть ему его прежнюю веру в людей, а не уничтожать те небольшие остатки, которые он теперь имеет. Поняли?

Хьюкаби с новой надеждой посмотрел на нее.

— Вы хотите сказать, что он ничего не должен знать о ней?

— Или о вас.

— Бог благословит вас, — прошептал Хьюкаби.

— Тем не менее, не может быть и разговору об этом замечательном браке. Я думаю, что и вы с этим согласны.

Хьюкаби не мог выдержать ее взгляда. Он опустил голову.

— Мне кажется, что вы хотите возложить на меня обязанность сообщить ей, что ее игра проиграна.

— Ничего подобного, — фыркнула она. — Теперь будьте внимательны. Если вы будете мне повиноваться, я останусь вашим другом, а я могу быть хорошим другом, в противном случае, да поможет вам Бог. Сегодня я дала клятву не выдавать тайны и, как женщина, нарушила ее. Вы должны сдержать ее за меня. Обещайте, что вы заставите тех двух негодяев пострадать из-за меня.

— Обещаю, — сказал Хьюкаби.

— Затем, вы ни слова не скажете м-с Фонтэн. Лучше старайтесь не встречаться с ней. Я сама с ней поговорю. Даю вам слово, что я сделаю это осторожно. По рукам?

— Да, — согласился Хьюкаби.

Она протянула ему руку.

— До свидания.

Он проводил ее до входной двери.

— Позвать вам таксомотор?

— Боже, нет. Вы это сделаете, когда я буду леди. Теперь я пойду пешком до тех пор, пока не встречу кого-нибудь.

Клементина вернулась на Ромнэй-плейс с сияющими глазами и улыбкой на губах. Первым делом она побежала к телефону.

— Это вы, Ефраим?

— Да, — был ответ.

— Я переменила свое решение и приму участие в вашем обеде.

— Очень рад, дорогая Клементина.

— До свидания.

Она помчалась к Шейле, которая дожидалась ее в постели.

— Интересно, будет ли и дядя вас так баловать в Руссель-Сквере?

— Приходите и вы туда, — вкрадчиво ответила Шейла, — тогда вы будете вдвоем баловать меня.

— Боже избави, — крикнула Клементина. — Какой это будет скандал в Руссель-Сквере.

Около десяти часов появился Томми. Он вменил себе в священную обязанность ежедневно осведомляться о ее настроении и здоровье. Но вскоре студия закрылась для него и его визиты перенеслись на вечер. По ее желанию он оставался на более или менее продолжительное время или уходил. Он приобрел новую привычку, здороваясь и прощаясь, целовать ее.

Ей это нравилось, так как доказывало, что юноша любил ее. И она также любила его всем сердцем, как хорошая тетка.

— Могу я остаться?

Она кивнула; он сел.

— Что вы сегодня делали?

Он начал длинную историю. Какая-нибудь картина удалась. Дядя угостил его и Этту завтраком в «Савойе».

— Представьте, он собирается в августе ехать в Динор! Как раз подходящее для него место!

Клементина подавила в себе интерес к этому сообщению. Но ее пульс забился учащеннее.

— Мне кажется, он может ехать куда хочет, — фыркнула она, — какой у вас был завтрак?

Томми сообщил меню. Оно было по его выбору. Он дал старику несколько уроков по гастрономии. Удивительно, как мало он сведущ в таких важных вещах. Но зато в чем другом, он знаток. Они были в июле на выставке новых футуристов, и он великолепно был о них осведомлен. Клементина, развалясь в кресле, следила за кольцами выпускаемого ею дыма, и улыбка Джиоконды блуждала на ее губах.

— Но, Клементина, — в негодовании вскричал он, — вы не обращаете на меня никакого внимания!

— Ничего, Томми, — возразила она, — продолжайте говорить. Это помогает мне думать. У меня настает страдная пора, самая важная в моей жизни…

— Что вы будете делать?

— Ничего, Томми… Ничего… Какая я была дура, не подумав об этом раньше…

ГЛАВА XXIII

На следующее утро Клементина отставила мольберт в сторону и без всяких предупреждений отправилась в Руссель-Сквер.

— Я насчет вашего обеда, — заявила она Квистусу, — я телефонировала вам вчера, что я приду.

— А я ответил, дорогая Клементина, что буду очень рад.

— Я отказалась под влиянием дурного настроения, — откровенно объяснила она. — Затем мне удалось это побороть и стать благоразумной женщиной. Теперь вы, наверное, разрешите благоразумной женщине принять на себя хлопоты о вашем обеде? О, я знаю, что вы думаете, — торопливо продолжала она, не дав ему возразить, — я не собираюсь предложить гостям печенку, свиную грудинку и вареного картофеля. Я лучше вас знаю, как нужно поступать в подобных случаях.

— Боюсь, что я совершенно неопытен в подобных приемах, — улыбнулся Квистус, — это дело Сприггса.

— Мы со Сприггсом поставим все вверх дном, — объявила Клементина. — Мне хочется, чтобы у вас был великолепный обед. Как вы декорируете стол?