— Конечно, — согласился Биллитер, — мы должны его позабавить.

Они медленно пошли дальше, обсуждая создавшееся положение. Они были убеждены, что в голове бедного джентльмена не все в порядке. Они уже заметили это на последнем обеде. Если бы он был в здравом разуме, он не обошелся бы с ними так невежливо. Они решили по этому случаю простить ему, что он выставил их тогда за дверь.

— Счастье для него, — сказал Хьюкаби, — что он на таких старых друзей напал, как мы. Он мог бы попасть в другие руки и тогда — Господи, только помилуй. Соглашаясь на его предложение, я имел в виду только защитить его от самого себя и от разных мошенников и пиявок.

Биллитер и Вандермер объявили, что и они присоединились только из верности к старому рехнувшемуся другу. Они так горячо доказывали это, что в скором времени языки прилипли к небу, и все почувствовали жажду. Они зашли в бар первого попавшегося публичного дома, спросили виски и спрашивали его до тех пор, пока таверна не закрылась. К этому времени их добродетель дошла до раскаленного состояния. Хьюкаби клялся, что он не допустит красных омаров хватать своими клешнями священную особу Квистуса.

— Вот последняя капля за здоровье дорогого старого бедняги, — восторженно кричал Биллитер, осушая последний стакан.

Трагедия потери Квистусом разума довела Вандермера до слез. Он был безутешен. Его, Вандермера, никто не любил, а Квистус уже никогда не будет прежним; поэтому он — Вандермер будет любить его, как друга, как брата, как девственницу-тетку с серебряными волосами.

— У меня была девственница-тетка с серебряными волосами, — всхлипывал он.

Хьюкаби опять предостерег красных омаров: если они поклянутся присоединиться к нему для защиты их патрона и благодетеля, он примет их товарищество. Если же предпочтут остаться грубыми омарами, — он умывает руки. Он возмутился утверждению, что они были в большей дружбе с Квистусом, чем он. Близка была ссора, потому что каждый считал только себя ближайшим и вернейшим другом Квистуса.

В конце концов они помирились и горячо пожали друг другу руки. Хозяин, закрывая заведение, вытолкнул их на улицу. Они разошлись по своим чердакам и улеглись спать каждый в полной уверенности, что доказал другим красоту и благородство своей души.

Первым призванным злым гением был Вандермер. Квистус рассказал ему случай с Томми и неудачу своего проекта. Вандермер внимательно выслушал. В сумасшествии патрона была какая-то система. Он хотел нанести удар племяннику из желания делать зло. Пока что он был серьезно намерен проводить свои принципы. Это была не совсем чепуха. Вандермер сообразил, что Квистус выбрал его для первой пробы, потому что он был самый хитрый из троих. Он предвидел наживу, угождая мизантропу, и улыбнулся пришедшей ему простой идее.

— Нет ничего особенного дьявольского в объявлении юноше с блестящей карьерой, что вы лишаете его наследства.

— Разве нет, — с разочарованием осведомился Квистус, — что же вы предложите?

— Во-первых, — ответил Вандермер, — какая будет плата? — Он посмотрел на него жадными глазами. — Идет двадцать фунтов?

— Я дам вам двадцать фунтов, — согласился Квистус.

Вандермер перевел дыхание, как человек, выигравший неравное пари.

— Многое можно сделать. Прежде всего прекратить ежемесячное пособие. Но я думаю, что вам нужно что-нибудь более артистическое и тонкое… Подождите… дайте подумать!.. — Он закрыл глаза рукой. — Вот. Как вам это покажется? Мне кажется это адски подлым. Вы говорите, что он всецело предан своему искусству? Хорошо, заставьте его отказаться от него…

— Великолепно, великолепно, — закричал Квистус.

— Но как?

— Можете вы дать ему место в какой-нибудь деловой конторе в Сити?

— Да. Мой друг Гриффиртс из Антропологического общества — секретарь в страховой компании. Он устроит мальчика в контору по одному моему слову.

— Хорошо. Так объявите ему, что если в течение месяца он не бросит кисти и не поступит на должность, он не получит ни одного пенса не только при жизни, но и после вашей смерти. Таким образом, вы поставите его лицом к лицу с адским искушением и что бы он ни избрал, он останется в дураках. Я нахожу это хорошенькой подлостью.

— Гениальная выдумка, — восхитился Квистус. — Я сейчас напишу чек. — Он сел за стол и вынул свою чековую книжку. — Вы, заодно, пойдете к моему племяннику, я дам вам свою карточку, и познакомите его с моим решением.

— Что? — подскочил Вандермер.

Квистус спокойно повторил последнюю фразу. Лицо Вандермера побелело. Он тер свои всегда влажные руки, пока они не стали совершенно сухи и бескровны. С ним никогда ничего подобного не случалось. Вся его изобретательность падала на его же голову. Требование Квистуса привело его в уныние. Предложить неопытному сумасшедшему патрону теоретическую возможность совершить подлость — одно, но получить приказание и совершить ее самому — совсем другое. Это была уже не чепуха.

— Вы не хотите? — осведомился Квистус, как демон-искуситель с чековой книжкой в руке.

Вандермер пал. Как он мог устоять?

— Я думаю, — хрипло сказал он, — что двадцать фунтов только за предложение, а за исполнение еще десять…

— Хорошо, — согласился Квистус, — но, — резко добавил: — следующий раз вы сразу назначите цену своей операции.

Следующим был призван Биллитер.

— Вы имеете какое-нибудь понятие о скачках? — осведомился у него Квистус.

— Вполне определенное. Они мне стоили целого состояния.

— Я хочу, чтобы вы сопровождали меня на бега, и указали бы на совершаемые там подлости.

— В этом заключается моя обязанность?

— Да, в этом ваша обязанность.

— Я думаю, что я угожу вам за ваши деньги, — сказал Биллитер с легким проблеском сознания на своем одутловатом лице.

— Но… — остановился он.

— Какое но?

— Я не могу сопровождать вас в этих лохмотьях.

— Я снабжу вас необходимым для вашей цели костюмом, — успокоил его Квистус.

Следующий день Биллитер провел в поисках нужного ему человека, который был найден в мирном кафе на Реджент-стрит. Человек этот был краснокожий, остроглазый негодяй со ртом, похожим на отверстие в почтовом ящике. Имя его (судя по надписи на его шапке во время скачек) было старый Джо Дженкс. Биллитер зазвал его в угол и пошептал ему что-то таинственное на ухо. После этого старый Джо Дженкс призвал Биллитера и предложил ему все соблазнительные напитки, которые только предлагаются к кофе.

Прежде чем начались под наблюдением Биллитера уроки на скачках, Квистус послал за последним злым гением.

— Что имеете вы предложить? — спросил он без всяких предварительных вступлений.

В глазах и на губах Хьюкаби промелькнула улыбка.

— У меня огромная идея, — сказал он.

— Какая?

— Разбейте сердце женщины, — был ответ.

Квистус серьезно задумался. Это действительно будет очаровательная подлость.

— Я не должен буду жениться на ней? — смущенно осведомился он.

— Избави Бог.

— Мне это нравится, — одобрил Квистус, откидываясь на своем кресле и покручивая длинным пальцем ус.

— Мне это очень нравится. Единственное затруднение в том, что где мне найти женщину, сердце которой я должен разбить?

— Поезжайте за границу, — не унывал Хьюкаби, — на континенте тысячи англичанок только и ждут, чтобы им разбили сердце.

— Весьма возможно, что это так, — согласился Квистус, — но каким образом я получу необходимые указания?

— Я, — вскричал Хьюкаби, протягивая из грязного ободранного рукава худую руку, — я — Евстас Хьюкаби, приму свой академический вид и буду сопровождать вас в paysde tendresse[4] и дам совет относительно всякой женщины. Другими словами, дорогой Квистус, хотя я и не имею в данный момент вид Лотарио, но у меня большой навык в амурных делах, и я убежден, что вы останетесь довольным своим ассистентом.

Квистус снова задумался. Он сознавал всю дикость мысли отправиться в сердечную экспедицию в единственном числе, да еще против этих странных женщин. Но будет ли Хьюкаби идеальным компаньоном? Хьюкаби имел странные, если не сказать наглые, манеры: у него были некоторые шокирующие привычки. С другой стороны, весьма возможно, что в данном случае наглость была крайне необходима; что касается привычек… Он решился.

— Хорошо. Я принимаю ваше предложение, но с одним условием, чтобы вы мне не попадались на глаза в известном состоянии.

— Конечно, — согласился Хьюкаби. — Даю вам слово, что иначе, как трезвым вы меня не увидите.

Условие, которое никогда не помешает ему взять при желании с собой в постель бутылку виски.

— Лучше всего не медлить, — заявил Хьюкаби после того, как был обсужден вопрос о гардеробе.

— Я должен подождать, — возразил Квистус, — я должен вместе с Биллитером посетить скачки.

Хьюкаби нахмурился. Он никогда не предполагал, что и у Биллитера был свой район действий.

— Я ничего не хочу говорить против друга, но вы не должны безусловно доверять Биллитеру, — будучи трезвым и в серьезном настроении, он отбросил данный им товарищам веселый эпитет, — он — человек, который чересчур много понимает в игре.

— Дорогой Хьюкаби, — ответил Квистус, — пока я живу, я уже больше никому не поверю.

Вечером, немного удивленный отсутствием вестей от Томми или Вандермера, он открыл свой несгораемый шкаф и вынул завещание. Он зажег свечу и поднес ее к камину. Теперь можно было уничтожить благодетельствующую бумагу. Он поднес ее к пламени и отдернул. Его осенила новая мысль. Сыграть со своим племянником ту же шутку, что была сыграна дядей с ним, было бы недостойным плагиатом. Он почувствовал вдруг отвращение к веселым выходкам подлости.

— Я хочу быть оригинальным, — сказал он, — да, оригинальным, — повторил он это слово, как формулу утешения и успокоения, потушил свечу и спрятал завещание в шкаф.