- Но свершиться же, - он замер, с ее губ слетел вздох, - не думай об этом.

- Мне больно, - прошептала она.

- Мне тоже, - и это было правдой, страшной правдой для них обоих, он набравшись смелости приник к ее губам.

- Не отпускай меня, - произнесла она.

- Никогда, ты моя, ты мое все, - Марк стиснул ее тонкие пальцы, очень долго они просто смотрели друг другу в глаза, изучая черты лиц. Он опалил ее своим дыханием, и Элеонора поняла он всегда был с ней, всегда был рядом, потому что он единственный  из ее мужчин любил ее саму, а не что-то в ней. Он не был таким жестоким, как Онор, он был нежным и любящим. Элеонора сползла с подоконника и сама припала к его губам. Она стала стаскивать с него свитер и рубашку, - ты хочешь этого?

- Да, сейчас, - шепот был таким горячим и обжигающим, что Марк понял надо брать момент, чтобы не упустить его, - ну, давай же не тяни.

Ее хандра прошла, и они вновь обрели счастье. Их сказка оказалась реалию. Пока буря не разыгралась, пока пташки летали свободно, пока не существовала золотых клеток, тайн, лжи и вина, то все могло стать другим. Но прошлым летом наша история изменила свой путь еще раз, и вместо борьбы со своим прошлым, появилась борьба со своим настоящим, а позже и будущим, и это борьба и может стать их погибелью. Триумф в карьере, трагедия в жизни, жизни хитро сплетает нити в тугие и непрочные узлы, напоминая нам еще раз, что все в этом мире не вечно.


₪

 Отец был против этого, но он не хотел его слушать. Боми смотрел на сына, и не узнавал его, он сильно изменился. Он стал отзываться только на Фредди, забыв свое настоящее имя. Хотя было что-то положительное сын зарабатывал принося в дом деньги, но влияние Лондона все же было велико. Отрастил длинные волосы, потому что это модно, стал что-то бренчать на гитаре, стал выряжаться как бомбейские танцовщицы, подражает каким-то там музыкантам. После этого лета он стал другим, Нитта не понимала этих перемен, как и понимала, почему не дожидаясь конца августа, он покинул Хомсов. Она пыталась разузнать, где его шарф, который она ему подарила в память об Занзибаре на его восемнадцатилетние, но Фредди пробурчал, будто потерял его где-то. Кашмира же пытала, что за кольцо он носит на мизинце, даже не пытаясь его снять, а в кармане его куртке Нитта и Кашмира нашли белый платок с вышитой изумрудными нитками монограммой «Б. Х.», который он украл у Бетти. Фредди не хотел ничего говорить о Хомсах, и об этом лете, не хотел ни с кем делиться своими воспоминаниями и переживаниями. После лета свободы Аллен-Холла, он задыхался дома. Проучившись на подготовительных курсах, он заявил, что поступил в Инглиский колледж на кафедру графического иллюстрирования. Отец пришел в ужас:

- Ты с ума сошел! Музыкант? Художник? А жить на что будешь, рисованием своих коробочек? Я тебя на старости лет кормить не буду! Можешь даже не просить меня! Пока живешь в моем доме, ты живешь, так как я хочу и будешь учиться, где я скажу, потому что ты еще никто! – ревел Боми, - Виктор кинул к твоим ногам весь мир, а ты поганец рушишь это все!

- Ты мне не указ! Я не буду жить здесь больше! – он собрал вещи и хлопнув двери ушел, ни смотря на слезы матери и жалобы Кашмиры.

Он будет потом возвращаться домой, чтобы проведать стариков, но жить там никогда не будет. Фредди решил сам творить свою жизнь, пока ее не испортил диктат его отца. Ему не нужна будет невеста, найденная отцом, потому что у него будет столько любовниц, что ждать кого-то не нужно. Зачем ждать, когда есть это сейчас. «Бери, то что к тебе само плывет», - твердили все кругом. На его объявление откликнулись парни, с которыми он решил снимать квартиру. Так Фредди познакомился с Антонио Сержем. Он был испанцем, его родители бежали от диктатуры Франко в Англию, где они сами и их сын полностью окунулись в богемную жизнь Лондона. Отец и мать работали на телевидение, и выбор профессии сына стал чем-то естественным. Рисовал Антонио потрясающе особенно обнаженную натуру в реалистичном стиле, девушки шли толпами к нему, чтобы позировать, и отдавались ему. От этого горячего мачо нельзя было отказаться, чего стоили его темные глаза с пышными ресницами, или черные волосы. Они оба горячих мужчин занимали умы женщин. Они приходили к Антонио, а потом замечая Фредди ходили к нему послушать баллады или чтобы графически их зарисовали. Вдвоем им было весело: днем они ходили учиться, а ночь принадлежала им. Жили они за счет своих картин и постоянных халтур, как это называл Антонио, подрабатывая, то грузчиками, то заводилами на праздниках. Домой Фредди редко наведывался, ему было хорошо и без них, тем более что он был способен оплачивать свое обучение и скромно жить.

Позже к ним присоединился Брайан Мейтс. Ему недавно исполнилось восемнадцать, он тоже вырвался из родительского дома, поступив на астрономический факультет. С Брайаном Фредди быстро нашел общий язык, у них была общая любовь - музыка, хотя самого Фредди она мало интересовала, в ней он не видел себя. У Брайана была группа – Четыре, где он играл на гитаре и пел, которую сделал сам. Фредди восхищался им, он в отличие от них с Антонио редко водил девушек в их квартиру на Кенсингтон-черч, он был джентльменом. Конечно, девчонки его любили, его длинные кудрявые темно-русые волосы в купе с чисто английскими чертами лица и карими глазами делали свое дело. Они втроем часто шастались по ночным клубам, где Фредди заметил, что его друг был таким же бабником, как и он сам, просто более скрытным. Это скрытность сыграет с ними злую шутку, когда они влюбляться в одну туже девушку, и долгие годы Фредди не будет знать о любви друга.

- Куда пойдем сегодня? – любил спрашивать Антонио, - А то девочки в Сохо совсем одичали без нас.

- А ты все о сексе, - подтрунивал Брайан.

- А о чем же.

Первые месяцы не смотря не то, что Фредди жил с двумя бабниками, он не осмеливался вести себя также нагло. Он часто видел, как Брайан свободно общается с девушками, как Антонио нисколько не скрывает, что ему нужен только секс. Фредди же не мог так поступать, друзья конечно же догадывались, что радость близости ему не знакома, но всячески это скрывали. Но долго Фредди не мог сопротивляться своим плотским потребностями. Первый раз лежала в постели с бесподобной длинноногой блондинкой, имя которой он особо и не запоминал, он не знал, что делать. Она поняла в чем дело, и сделала все сама, доведя его до стояние агонии. Она теплая и влажная лежала рядом с ним, гладя его плечи и руки, а потом заметила его серебряное кольцо на мизинце.

- Что это, Фредди? – хрипло спросила она, он одернул руку.

- Обещание любви, - ответил он, видя, как она надула губы.

- У тебя есть невеста!? Да!? – девушка опустила ноги на холодный пол.

- Нет у меня никакой невесты, я просто жду одну девушка, когда она станет другой, - его партнерша одела свое трикотажное платье и сапоги.

- Ну, и жди, - он знал, что никогда ее больше не увидит, и больше ни позвонит. Когда она ушла он испытал угрызение совести. «Как я мог? Как? А как же Бетти? Как же она?», - но мучился Фредди не долго, решив, что в любви он должен стать богом, чтобы у его будущей избранницы даже не было мысли искать ему замену.

Это было время сексуальной революции, и сексуальных свобод. Идея свободной любви посещала всех, но они не переставали мечтать о настоящей любви, которая меняет тебя раз и навсегда, которая дарит тебе крылья – неземное счастья и земную боль. Так начался путь Фредди в этой самостоятельной жизни.


₪

Март – апрель 1966.

Дженнифер Хомс росла, как настоящая леди, и стала такой к девятнадцати годам. У нее был кроткий нрав, и стойкий ум, она была лишена, той горячности, какая была у Бетти, у нее не была капризности Алисы, и не было острого языка Мери-Джейн.  Дженни считала скромность лучшим украшением девушки, но все же пылкость присущая ее матери перешла к ней: тот же голос с хрипотцой, та же кошачья грация, и карие глаза полыхающие страстью, но она умела держать все эмоции узде. Поэтому ее поступление на литературный факультет не стало новостью для всех. Эту любовь конечно привила Елена, для Дженнифер лучшим парнем стал томик Лермонтова или Байрона. Эта холодность в ней не всегда нравилась Джорджу, и он часто ее называл карьеристкой, считая, что прежде надо выйти замуж, но ни о каком замужестве, или свиданиях она и не думала. До сегодняшнего дня. Они встретились взглядами в кафе, Дженнифер и ее подруга Китти Хадсон пили кофе обсуждая сегодняшнюю лекцию:

- Это же очевидно, - с пылом ответила Китти, - на тебя смотрит один парень, просто не отрываясь.

- И что, - безразлично ответила Дженни, - Хотя надо уже за просмотр брать деньги.

- Если не хочешь я сама его захомутаю, - Китти восхитительная блондинка, как казалось ей, на фоне ее серой мышки выглядит просто писаной красавицей, - Это не серьезно, обернись, хоть сама посмотри.

Дженни медленно обернулась. Он пил кофе наблюдая за ней. Ей он показался красавцем, как бог, хотя сам о себе такого мнения не был. Она разглядела его светлые кудри, орлиный нос и жесткий непроницаемый взгляд холодно-голубых глаз.

- Пойдем домой, - проговорила Кити, - я уже опаздываю, он хоть студент-художник, а ждать не любит.

- Китти, он спит со своими натурщицами, - предостерегла Дженни, - все это знают. Только ты считаешь, что все можно обойти.

- А может этого я и хочу, мне надо отомстить Гордону, если, что я всегда его остановлю, - они оплатили счет. Когда они проходили мимо его столика, он аккуратно в открытую сумку Дженнифер положил свой адрес и номер телефона.

 Его звали Дилан Морган, он недавно закончил физический факультет, разрабатывал всякие приспособления, и в данный момент трудился над своей докторской. Ему было двадцать девять. Дженнифер позволила себя уговорить Кити позвонить ему, и договорилась с ним встретиться. С бьющимся сердцем она набирала номер его телефона, в глубине душе надеясь, что его нет дома, но Дилан поднял трубку, тем самым застав Дженни врасплох.