Раздались крики, матросы повисли на вантах, другие карабкались по реям и проклинали неуклюжих пришельцев.

Капитан этого корабля был несколько позже препровожден на борт «Радуги», и действительно оказался офицером королевского флота, ибо носил голубой камзол с красными обшлагами, белый шарф, черные штаны с темно-красными чулками и черную шляпу с перьями. Такова была форма, учрежденная министром Кольбером не столько для того, чтобы обязать офицеров королевского флота красиво одеваться, сколько с целью избавить флот от позументов, вышивки, рюшей и булавок, к которым пристрастились все в Париже, в том числе и военные. Реформа была проведена ко всеобщему негодованию. Каким образом во время боя команда могла отличить своего капитана и офицеров от простых матросов, если они не имели права носить золотое шитье, позументы и перья? Вот откуда возникла идея придать особый смысл различным галунам, от которых никто не хотел отказаться. Они были золотыми и серебряными, числом от одного до четырех и обозначали род войск и чин.

Туфли остались с красными каблуками, рубашка с кружевными рукавами и воротом или жабо. К тому же цвет штанов предоставлялся на выбор, так же как и окраска перьев на шляпе, их число и величина.

Так что новоприбывший офицер вовсе не превысил границ дозволенного.

Он положил руку на эфес шпаги и представился: маркиз Франсуа д'Эстре де Мирамон.

— Я узнал ваше судно, месье, — сказал он с низким поклоном и коснувшись пола перьями своей треуголки, которую держал в руке, — и теперь я вас вижу и благословляю волю случая, что привел наши суда в это место в этот час. К тому же я рад не только тому, что с вашей помощью смогу исправить положение, в которое попало наше судно, но и тому, что наконец удовлетворю свое любопытство. Ведь я столько слышал о вас и, — тут он еще более почтительно поклонился Анжелике, — о вашей супруге, столь же известной своими добродетелями и подвигами, сколь своей красотой. И не только я, но смею вас уверить, что и весь экипаж, сгораем от нетерпения услышать правду из ваших уст.

И поскольку де Пейрак оставался безмолвным, офицер удивленно продолжил:

— Вы не спрашиваете у меня, месье, где я мог услышать рассказы о вас и от кого?

— Я догадываюсь об этом. Судя по вашей речи и манерам вы их слышали при дворе.

— Вы правы! Не стану с вами спорить! Но вас не интересует, кто поведал мне о вас?

Продолжая с улыбкой свою игру, ибо не следует развлекать придворного при помощи его же уловок, де Пейрак ответил:

— Буду ли я самонадеян, если скажу, что источники могли быть многочисленными, поскольку я знаю весь «цветник», что собирается вокруг его Величества? Однако, если уж говорить о ком-то одном, то осмелюсь назвать адмирала де Вивона.

— Полное поражение и полная победа, месье! Вы хотите казаться скромнее, чем вы есть на самом деле. Что до меня, то я имел в виду Его Величество. Тем не менее правда и то, что господин Вивон интересуется вами, что впрочем является его долгом.

Было известно об эскападе де Вивона в Новой Франции, или ему лишь хотелось напомнить, что высокий титул брата мадам де Монтеспан дает ему полное право вмешиваться во все дела, касающиеся колоний. Его разнообразная мимика была полна двусмысленностей и намеков, это являлось частью своеобразного языка придворных, который не каждый умел расшифровать и понять.

Пока они разговаривали, корабли то подплывали, то отплывали друг от друга, паруса то поднимались то опускались, стараясь подготовиться к дальнейшему плаванью и занять положение для окончательной отправки. К тому же бриз, дувший с берега изрядно мешал маневрам.

— Господин д'Эстре де Мирмон, — сказал Пейрак, — вы не могли не заметить, что я шел с попутным ветром. У меня мало времени, чтобы воспользоваться такой удачей. Скажите мне без дальнейших отклонений от дела, чем и как я могу вам помочь. Вы потерпели бедствие? Или у вас нет штурмана, чтобы подняться вверх по течению? Знакомы ли вам трудности нрава этого ветра, который сейчас мне на благо, но вам может помешать добраться до Квебека?

— Квебек? Я не иду на Квебек. Что мне делать в Квебеке?

Он показал рукой вверх по течению, что означало как мало ему дела до всех этих босяков, занятых сейчас сбором урожая в глубине диких земель.

Досадная случайность завела его в устье Сен-Лорана. Он повел рассказ о своем путешествии и неприятностях. Он отплыл двумя месяцами раньше из порта Бреста, из Бретани. Его сердце и ум горели великой целью, которая вела его к крайней точке севера, обозначенной на карте звездного неба. Он плыл туда, где ни один картограф не осмелился нанести контуры островов, потому что никто не знал, можно ли там обнаружить хоть клочок земли посреди океана.

Короче говоря, господин д'Эстре составлял часть партии «ледяных безумцев», которые без колебания устремлялись «подставить свою блестящую форму под блеск северного сияния». Их было гораздо больше, чем об этом было известно, и он был из них.

В начале путешественниками двигала надежда обнаружить Китайское море, чтобы облегчить и сократить «дорогу пряностей». Затем целью стали поиски золота! И наконец соблазном стали драгоценные меха, которые добывались в местах еще более далеких, чем тундра. И в большинстве случаев эти экспедиции ни к чему не приводили, если не считать того, что иногда удовлетворялось желание увидеть неведомые существа, выжившие среди льдов, экзотических животных и невероятные пейзажи.

«Ледяные безумцы», покорители полюса, составляли среди навигаторов мира отдельную расу, для которых страсть к ледяным горизонтам и неведомым землям делала смерть от голода, холода или цинги почти нежной и во всяком случае лучшей из возможных.

Несмотря на изысканный язык и кружева, господин д'Эстре, столь похожий на других придворных, принадлежал к этой самой расе.

В эти дни он возвращался с Гудзонского Залива, где вот уже шестьдесят лет французские и английские флаги, установленные кресты и даже забытая датская пушка, свидетельствовали о неудачных экспедициях покорителей крайнего севера. Что до него, то проблем не возникло. Погода была прекрасной, и несмотря на середину июля ему встречались куски льда, плывущие, словно сказочные чудовища.

Стоило ему только подплыть к серым берегам, окутанным облаками мелких черных мошек, пьющих кровь, начались такие торги из-за мехов!

Из леса с карликовыми деревьями выбежали индейцы оджибвеи и ниписсингсы, которые помнили еще о большом котле с товарами, подвешенном Баттоном на дерево, для кочующих дикарей. Господин д'Эстре накупил меха на двести пятьдесят тысяч ливров, и какого меха! Чернобурая лисица, черная выдра, куница, норка, соболь.

Затем он совершил набег на английскую компанию «Гудзонский залив» и поджег форт Руперт в бухте Джеймса.

Но отплыв победителем из Детройта в Гудзон и следуя вдоль берега в районе реки Мелвиль он очутился нос к носу с громадным судном флота Его Величества королевы Британии, который как казалось специально поджидал его корабль, словно «выслеживая, когда лисица оставит курятник».

Началась яростная погоня, от которой судно господина д'Эстре, «Несравненный» могло уйти лишь через Бель-Иль, что между Лабрадором и северным мысом Новой Земли, что, однако не остановило преследователя. И вот французы устремились в устье Сен-Лорана, на территорию Новой Франции, куда англичане не осмелились войти, не нарушив мирного соглашения двух сторон.

Чтобы быть окончательно уверенным в спасении, господин д'Эстре устремился довольно далеко вдоль южного берега, пытаясь укрыться на реке Матене. И там бросить якорь. Теперь же он желал продолжить плавание назад в Европу, но опасался, что враг его поджидает. Он был уверен, что выпутается, если будет не один, вот для чего ему и была нужна поддержка господина де Пейрака.

— Месье, — ответил граф, — несмотря на все мое желание оказать вам услугу, я не могу враждебно поступить по отношению к британцам. Это может привести к конфликту между Францией и Англией.

— Я вас об этом не прошу. Я хотел бы только, чтобы вы позволили моему кораблю присоединиться к вашему флоту, и таким образом, под прикрытием я обогну мыс Гаспе. А там он не осмелится вступить со мной в бой… Даже если допустить, что у него хватило терпения выследить меня, он не рискнет дать возможность захватить его в наших территориальных водах.

Жоффрей де Пейрак согласился.

— Пусть будет так. Я никогда не отказал бы в помощи соотечественнику.

Рассказывая, господин д'Эстре все время посматривал на собеседников, стараясь угадать, какое впечатление производит повествование о его экспедиции, раздражение или поддержку оно вызывает. Ибо ему пришлось слышать мнение, что они союзники англичан, симпатизирующие реформе, или же

— согласно мнения господина де Фронтенака — искренние и надежные друзья Новой Франции.

Но кроме любезной поддержки господина де Пейрака и разрешения следовать вместе с их флотом, а также слова «соотечественник» ему не пришлось ничего выяснить.

Жоффрей де Пейрак уклонялся от всяческих разговоров насчет того, прав или неправ был д'Эстре, когда немного погромил компанию Гудзонского залива, штаб которой был в Лондоне, но основана она была не без участия канадских французов, что первыми достигли берегов залива. История эта была довольно запутанной и сложно было разделить роли и влияние Франции и Англии.

Жоффрей прервал его речи, не возражая. Он никто не одобрял и не бранил, он признавал лишь факты.

— Кажется, вы прекрасно знаете эти места? — заметил французский офицер. Он питал к этим краям чувство, похожее на влюбленность.

Граф де Пейрак улыбнулся и сказал, что однажды путешествие уже приводило его к берегам Гудзона. Он ничего не сообщил об ирокезах, которые могли бы кровавым вмешательством прервать «ярмарку» д'Эстре, как не упомянул и о картах, планах и описаниях, которые его старший сын Флоримон де Пейрак, девятнадцати лет от роду, привез из экспедиции по заливу вместе с сыном Кастель-Моржа.