Шумно выдохнув воздух, пытаясь сдуть с глаз нависшую прядь волос, она отпрянула от Тристана и попятилась вдоль стены, стремясь отодвинуться от него, на возможно большее расстояние. Она заставила себя поднять глаза чуть выше, на тугие мускулы, бугрящиеся под плотно облегающей их кожей штанов, к краю его куртки. Сжав кулаки, судорожно сглотнула, и вознеся к небесам еще одну горестную молитву, заставила свои глаза преодолеть его стройные бедра, подняться выше к необъятно широкой груди и еще выше, чтобы встретиться взглядом с его глазами, изо всех сил стараясь выглядеть недоверчивой, настороженной, непокорной и презирающей.

– Вы не думаете, что это было довольно глупо с вашей стороны, – вежливо осведомился граф и подал ей руку, чтобы помочь встать.

Она посмотрела на его руку, и отвернулась, не желая воспользоваться его помощью.

– Нет, – твердо ответила Женевьева. Она прижалась спиной к стене, когда он сделал шаг к ней навстречу, не прикасаясь, но и не сводя с нее взгляда своих жгучих темных глаз. Женевьева вздрогнула и схватилась за каменную стену позади себя, ища опоры.

Он говорил ровным и спокойным голосом, но его гнев был почти осязаем, и заполнял собою разделявшее их пространство, заряжая все вокруг подобно молнии без дождя в летнюю ночь. Губы Тристана начали медленно растягиваться в холодную, кривую, невеселую улыбку, он отошел от нее, расстегнул пояс с мечом и бросил на одно из кресел, стоявших у камина.

– Это была попытка к бегству или к самоубийству? – небрежно поинтересовался граф.

– Разве это имеет значение? – ответила она.

Он пожал плечами, подошел к кровати и уселся на нее.

– Совершенно никакого, – заметил он. Не сводя с нее взгляда, он принялся стаскивать сапоги, лицо его при этом приобрело загадочное выражение. Казалось, что его все это чрезвычайно забавляло, но глаза его оставались все такими же внимательными, и в них тлел глубоко затаившийся огонек гнева.

Женевьева быстро глянула на кресло, где лежал меч Тристана. Он проследил за ее взглядом и широко улыбнулся:

– Вы, кажется, думаете повернуть мой собственный меч против меня же?

Она вскинула подбородок.

– Да, именно это пришло мне в голову.

Он приподнял бровь. Внезапно паника и отчаяние захлестнули Женевьеву. С коротким криком она оттолкнулась от стены и рванулась в сторону двери. Но как только она отодвинула засов, он тут же с лязгом пошел на свое место. Женевьева обернулась, Тристан стоял за ее спиной. К ее глазам подступили слезы, но она ни за что не позволит ему их видеть! Она не смирится, она поклялась не бояться.

Девушка бросилась на Тристана, занеся руки для удара. Он, не проронив ни слова, схватил ее за запястья, на лице его при этом появилось зловещее выражение. Женевьева, воспользовавшись моментом, с огромным удовлетворением ударила Тристана коленом в пах, он выругался и моментально выпустил ее руки. Как газель, она проскочила мимо него, прыгнула на кровать, сделала отчаянный рывок, чтобы дотянуться до его меча, и схватила его. Меч легко выскочил из ножен, а Женевьева тут же перекатилась на спину и подняла его, направив на Тристана. Теперь он стоял прямо над ней, но не двигался, переводя взгляд с ее лица на блестящее лезвие клинка. Потом улыбнулся, немного попятился назад и отвесил поклон:

– Почему бы вам не встать и не убить меня теперь, леди? Хотел бы я посмотреть, как это у вас получится?

– Очень просто! Клянусь, я проткну тебя насквозь, я выпущу твои кишки! – Нашарив одной рукой кресло, она осторожно встала, все также угрожая ему мечом. Казалось, что его улыбка теперь была вполне искренней, и что его уже по-настоящему забавляло все происходящее. Он совсем не был напуган.

– Клянусь! – повторила она, – я убью тебя!

– О, я не сомневаюсь, что ты попытаешься это сделать, – ответил он холодно. – Поверь мне, Женевьева, я вовсе не забыл ночь твоего предательства! Но меня все-таки не так легко убить, как ты надеешься!

– Я не хочу… – не успев договорить, она испуганно вскрикнула, когда Тристан стремительным движением уверенно выбросил вперед и вверх ногу, выбив меч у нее из рук. Сверкающий клинок, подобно серебряной птице, взмыл вверх, перелетел через плечо Тристана и упал вне пределов досягаемости Женевьевы.

От изумления она открыла рот. Тристан спокойно поднял меч с пола, обернулся и приставил острие клинка к ее горлу. Она не осмелилась шелохнуться, не могла ничего сделать, едва дышала, он же был абсолютно спокоен, и даже зловещие огоньки в его глазах погасли.

– Леди! – сказал он мягко, – вы играете со смертью.

– Тогда убей меня! – парировала она, – и давай покончим с этим.

Но ее слова были ложью, и она знала это. Ее голос дрожал, когда она произносила их.

Тристан усмехнулся и смерил Женевьеву взглядом. Мускулы под его рубашкой вздулись, и она совсем перестала дышать, когда холодная, остро отточенная сталь клинка коснулась ее нежной шеи. Она думала, что граф сейчас же и убьет ее, ибо он ловко провел острием меча по ее коже, даже не поранив ее. Лезвие перерезало шнурки, стягивающие ее корсет, и бархат упал, обнажив трепещущую грудь.

Женевьева застыла, словно парализованная его взглядом. Она неотрывно смотрела на него, Тристан же пожал плечами, отвернулся и подошел к очагу. Он несколько раз повернул меч при свете огня.

– Я не собираюсь убивать тебя, Женевьева, – сказал он наконец, – Господь свидетель, что я имею на это право. Но я блюду рыцарский кодекс чести. – Он повернулся к ней и начал говорить, медленно растягивая слова. – Я бы не испытывал угрызения совести, если бы увидел тебя привязанной к столбу и хорошенько отхлестанной плетью. Довольно легкое наказание для коварной, лживой, хищной волчицы, которая, к тому же еще и изменница.

Женевьева задрожала.

– Я никогда не изменяла клятве верности тому королю, которого признавала, – пробормотала она и уставилась в пол.

Услышав позади себя движение и звук падения какого-то предмета, Женевьева украдкой скосила глаза. Тристан сбросил свою кожаную куртку и швырнул ее на кресло поверх меча. У нее перехватило дыхание, когда он снял с себя белую льняную рубашку. Отметив про себя привлекательность его обнаженного торса, Женевьева заставила себя отвести взгляд от его мускулистого тела.

– Ну? – нетерпеливо произнес Тристан, – я жду!

Настойчивое требование в его голосе вынудило девушку неохотно поднять глаза.

– Чего же?

– Исполнения обещаний.

Отблеск от огня камина коснулся плеч и груди Тристана, отразившись золотом от кожи и обрисовав рельеф каждой мышцы, каждого сухожилия его могучего торса. В его глазах тоже отражался огонь. Он был чем-то похож на дьявола, высокий, мощный, нетерпеливо уперевший руки в бедра. По лицу его скользнула насмешливая улыбка:

– Сейчас, уверен в этом, почти такая же ситуация, в которой мы однажды уже были, разве не так? Впрочем, я ошибаюсь. Я стоял у камина, а ты на коленях, умоляя, чтобы я взял тебя вот на этой самой постели. Ты уже забыла о своем обещании доставить мне удовольствие? Вести себя со мной как невеста в первую брачную ночь? Я не забыл, леди Женевьева! Я предоставил тогда возможность вам с достоинством отступить, но вы не захотели, вы были так настойчивы! Конечно же, я не знал, что у вас на уме. Но я предупреждал тебя, Женевьева, что пообещав мне, тебе придется сдержать свое слово. И Бог тому свидетель, ты непременно выполнишь свое обещание.

Женевьева рассмеялась истерическим смехом, но быстро подавила его.

– Ты… ты же презираешь меня!

– Да, презираю, – мрачно ответил Тристан.

– Ну тогда…

– Но я решил, что хочу тебя, Женевьева. И мое первое чувство не является препятствием для второго.

– А где же твоя хваленая ланкастерская галантность? – резко спросила Женевьева.

– Она была заживо похоронена в скале, – коротко ответил Тристан.

– Ты же сказал, что не воюешь с женщинами?

– Леди, вы утратили право на снисхождение, которое может быть сделано представительнице вашего пола, когда предали меня. И ваше обещание будет выполнено, хотите вы того или нет. Я поклялся в этом, дал себе обещание, когда лежал в каменной могиле, – он слегка наклонил голову и горько улыбнулся: – Ну что вы, идите ко мне, миледи, мы начнем, пожалуй.

Женевьева покачала головой.

– Я никогда не приду к тебе – никогда!

– В таком случае, Женевьева, – отвесив легкий поклон, ответил Тристан, – я приду к тебе.

– Нет, нет! – задохнулась она от ярости и отчаяния.

Он спокойно шагнул к ней, и она немедленно развернулась, чтобы бежать, безразлично куда. Но Тристан запустил уже руки в ее волосы и, как только она попыталась сделать первый шаг, он притянул ее к себе. Она издала крик боли и досады и упала к нему на руки, золотой дождь ее волос разметался по плечам и груди Тристана.

И вот руки его начали двигаться по ее телу, касаясь шеи, легко поглаживая ее обнаженные плечи. Одно нетерпеливое движение его пальцев – и платье лежит у ее ног. Женевьева выдохнула и попыталась закричать, когда ее обнаженная грудь соприкоснулась с жесткими волосами на его груди. Она хотела было ударить его, но ее руки тут же были перехвачены его стальными пальцами. Она подняла ногу, намереваясь снова нанести удар ему коленом в пах, но внезапно обнаружила себя в его руках. Объятия Тристана были как каменные, бесполезно было кричать и плакать, сопротивляться, он не выпускал ее. Женевьева подняла глаза и посмотрела ему в лицо, в его глазах не было и намека на милосердие, а твердая линия крепко сжатого рта лишала малейшей надежды на снисхождение.

– Нет! – закричала она.

Но он был глух к ее мольбам и крикам, его намерения были прозрачны, как воздух. Он подошел к подиуму и, откинув занавески, опустил Женевьеву на кровать.

– Для начала, – совершенно спокойно сказал Тристан, – я хотел бы осмотреть обещанный мне подарок.

Женевьева попыталась, перекатившись, соскочить с кровати. Но он был уже рядом с ней, опершись на локоть и держа ее за волосы. Он дотянулся до свечи, стоявшей на спинке кровати, высоко поднял ее и принялся рассматривать ее тело, тело пленницы, дрожащей, измученной, едва дышащей. Но вот Тристан презрительно фыркнул и, задув свечу, вернул ее на место.