Лицо графа де ла Тер было удивительно обаятельным, когда он смеялся, и становилось таким жестоко-суровым, когда он бывал рассержен чем-либо. Много раз Джон возносил хвалу небесам за то, что он с Тристаном, а не с его врагами. Теперь лицо Тристана было таким мрачным, что казалось сама ночь спустилась на него и изменила весь облик лорда.

Озабоченность, настороженность, предчувствие близкой опасности – вот что ясно читалось на его красивом лице.

– Тристан, в чем дело? – …Джон проследил за взглядом друга, устремленным вперед.

И тут Джон Плизенс все увидел сам. Они подъезжали к ферме на самой окраине земель де ла Тера. Сумерки наступали быстро и трудно было что-либо разглядеть, но даже в полутьме было видно, что ферма недавно горела. Дым все еще поднимался в вечернее небо. Де ла Тер пустил своего коня галопом. Друзья, моментально протрезвевшие, моментально последовали за ним.

Лорд соскочил с лошади у самого дома, сложенною из грубого камня и склонился над стариком-фермером. Он прикоснулся к его шее и невольно отпрянул, глядя на еще теплую кровь, испачкавшую ему пальцы.

Его спутники спешились и стояли рядом. Тристан быстро поднялся на ноги. Большими шагами направился он к дымящемуся дому и вошел через дверной проем с выбитой дверью. Джон пошел следом и встал позади него, у дверей. Потрясенные, они увидели следы варварского разгрома, учиненного внутри дома. Вся обстановка была порублена и свалена в дымящуюся кучу, в которой все еще тлели угли. Огонь по каким-то причинам не смог уничтожить следы содеянного.

Томас, тоже подошедший к ним, шумно вздохнул. И тут они увидели тело женщины. Тристан приблизился к ней и опустился на одно колено, в ужасе глядя на то, во что превратили женское тело. На женщине было разорвано платье, ее избили, избили жестоко и оставили умирать в горящем доме.

– О, Господи! – воскликнул Тристан. – За что? Нед был простым фермером, он только и знал, что свою землю. Эдит – обыкновенная фермерская жена. За что же?

Голос Тристана гулко раздался в помещении. Он выпрямился. Гнев и ужас исказили его лицо.

– О, Господи! – снова сказал он.

Джон и Томас были потрясены прозвучавшими в его голосе нотами ужаса и паники. Не сказав больше ни слова, граф де ла Тер развернулся, выбежал из дома, подбежал к лошади, вскочил в седло и вонзил шпоры в бока животного. Молодые дворяне немедленно последовали за ним, охваченные такими же чувствами, как и их сеньор.

Убийца, страшный убийца, совершил нападение на бедных беззащитных крестьян. А, что же тогда могло ожидать их в самом замке? Они мчались бешенным галопом, не разбирая дороги. Под копытами лошадей взметались в воздух комья дерна с осенней пожухлой травой.

Не успев отъехать далеко от разоренной фермы, как снова они увидали дым, поднимающийся в вечернее небо.

Поля, по обеим сторонам дороги, были опустошены и выжжены, дома и постройки сожжены, сады вытоптаны, ограды сломаны и повалены на землю. На пути им все чаще стали попадаться трупы людей и животных.

Наконец, де ла Тер и его друзья выехали на дорогу, ведущую к замку, построенному для мирной жизни, а не для войн и разрушений. Не веря собственным глазам, Тристан смотрел на трупы своих стражников лежавших то тут, то там, на мосту через ров, в котором прежде плавали лебеди, столь любимые его Лизеттой.

Как зловещее предзнаменование, длинношеие птицы плавали в лужах собственной крови, лишенные теперь былой грации, просто безжизненные тела, обезглавленные и бесформенные.

Плизэнс видел, как де ла Тер поспешно соскочил с лошади. На лице юного лорда застыла маска ужаса и страха. Тристан подошел к ближайшему павшему защитнику, капитану личной охраны. Этот мужественный и верный воин, истекая кровью, лежал там же, где его ранили, у самых дверей замка. Он сражался до самого конца.

Тристан опустился на колени и приподнял руками окровавленную голову капитана.

– Сэр Филдинг! Это я, Тристан, вы меня узнаете? Вы меня слышите?

– А, милорд! – воин нашел в себе силы, чтобы пожать руку Тристана. – Это вы, милорд, простите нас, – прошептал он слабеющим голосом, – Мы не ожидали, что такое может случиться, мы обманули ваши надежды… Вооруженные, без знаков и знамен, их люди… Они напали на нас внезапно… Мы приняли их как посланников короля! Они опустошили все вокруг… Они убивали, но не говорили почему… Милорд!.. – в глазах Филдинга показались слезы.

Тристан успокаивающе сжал его руку, но в голосе его была тревога, когда он поспешно спросил:

– А моя жена, сэр Филдинг, что с моей женой?

Слезы еще обильнее покатились из глаз Филдинга.

– Я не знаю, милорд, я не знаю, – едва промолвил он.

Джон подошел к Тристану, и они вдвоем, перейдя через мост вошли в замок. Неестественная тишина встретила их.

Повсюду царила смерть. Тристан переступил через мертвую служанку Лизетты, зверски убитую и брошенную с юбками, задранными до самого подбородка.

Какой ужас испытала она перед смертью?

Множество стражников лежали везде: мертвые или умирающие, истекающие кровью на каменных плитах.

– Лизетта!

Тристан позвал жену по имени с молитвой, надеждой и смертельным страхом в голосе. Ноги сами привели его к лестнице, он шел, уже почти не сознавая происходящего. Обыскивая комнату за комнатой, снова и снова выкрикивая ее имя, но ответа не было.

Наконец он вошел в детскую. Маленькая комнатка рядом с его спальней. Где колыбелька, шерстяные одеяльца и маленькие шелковые и льняные пеленки уже ожидали появления на свет ребенка.

Здесь он и нашел Лизетту.

Она лежала, склонившись над колыбелью и обнимая ее руками, как будто пыталась дотянуться до ребенка. Ее голова свесилась внутрь.

– Лизетта! – Тристан больше не кричал. В этом уже не было необходимости. Теперь его голос звучал, как молитва, произнесенная шепотом, жуткая молитва, звучащая не громче дуновения воздуха.

Он застыл на пороге, не в силах двинуться, его пальцы яростно сжимались в кулаки.

Через мгновение оцепенение прошло и молодой лорд бросился вперед.

Его жена выглядела совсем как живая… может быть… Тристан упал на колени и взял ее на руки, голова Лизетты запрокинулась, и он увидел на шее синяки, и тонкую красную полоску, из которой тут же полилась кровь.

Она была зарезана, как и ее любимые лебеди… Кровь… кровь… много крови.

– Лизетта!!!

Теперь это был вопль отчаяния, агонии, исторгнутый из глубины души. Тристан сжал жену в объятиях, прижал к себе и начал тихонько укачивать, как бы баюкая. Затем, подчиняясь внезапному порыву, он начал трясти ее, пытаясь вызвать хоть искорку жизни в прекрасном теле, которое раньше было олицетворением красоты и молодости.

К нему бесшумно подошел Джон, уже несколько минут с ужасом наблюдая за тем, как его друг гладит волосы Лизетты, прижимает ее к себе, баюкает, тормошит, как будто она жива, только крепко спит, и Тристан пытается разбудить ее. Кровь испачкала платье Тристана и его плащ, подбитый белым горностаем. Джону прежде не доводилось видеть людей в таком глубоком горе. Он боялся вымолвить слово, хотя ему нужно было еще многое сказать Тристану. Но, внезапно, вернувшись к действительности, последний заговорил сам. Его голос был подобен скрежету, издаваемому сталью, трущейся о камень.

– Что здесь произошло?

– Тристан!

– Что здесь произошло?

Джон сглотнул и начал докладывать, стараясь говорить спокойно:

– Джоффрей Ментейт лежит раненый… на них внезапно напали, без всякого предупреждения. Люди, которые не знали пощады. Наши солдаты бились храбро и отчаянно, пока все не были перебиты.

Он не мог продолжать, не мог говорить дальше. Он не мог рассказать всю правду Тристану.

– Что еще он рассказал? Продолжай! – прохрипел де ла Тер. – Господи, Боже! – его голос был похож на рычание льва, раненого, разъяренного, ужасного в своем гневе.

– Тристан, твой отец тоже убит. И твой брат… и его жена, и их маленький сын. Все мертвы.

Де ла Тер не пошевелился, он смотрел не мигая. Жар объял его, влажный, ужасный жар, жар от Лизетты, ее крови, ее жизни. Жизни их еще не родившегося ребенка, потерянного прежде, чем она сама стала мертвой. В углу раздалось всхлипывание, там плакала женщина. Плизэнс направился туда, ибо Тристан был не в силах тронуться с места. Он нашел в углу новую девушку, одну из служанок Лизетты, съежившуюся от страха, с глазами, расширенными от ужаса. Джон прикоснулся к ней, она пронзительно закричала и отшатнулась от него. Потом узнав в нем друга, она бросилась к нему, что-то неразборчиво бормоча. Наконец, через некоторое время речь ее стала связной и обрела смысл.

– О! Мои лорды! Господи, Боже мой! Как моя госпожа кричала, умоляла, просила о милосердии! – всхлипывала она. – Они схватили ее в зале и… взяли ее силой, но этого было недостаточно, она умоляла их, стоя на коленях, о своей и жизни ребенка… они настигли ее здесь…

Тристан сурово посмотрел на девушку и затем, ненадолго задержав на ней взгляд, отвел его в сторону, судорожно сглотнул и тихонько опустил тело жены на пол.

То, что он увидел, едва не лишило его рассудка.

Джон проследил за взглядом Тристана:

– О! Господи, – воскликнул он. – Господь должен покарать их!

Дитя Тристана лежало на полу. Шестимесячный ребенок, выкидыш, родился мертвым. Это был мальчик, ручки, ножки, все части тела которого были уже вполне оформившимися.

Де ла Тер положил тельце мертвого ребенка рядом с телом жены, внимательно, будто пытаясь осмыслить случившееся, посмотрел на них и бережно взял на руки.

Девушка снова начала говорить, не в силах остановиться от пережитого ужаса и страха.

– Тише, ты! – приказал Джон, он не хотел, чтобы Тристан услышал ужасные подробности. Но он еще больше испугался, когда увидел, как его милорд поднялся на ноги, осторожно ступая, понес мертвое тело жены в свою спальню и опустил ее на кровать, поцеловав в лоб, как будто она была все еще жива. Рядом с матерью он положил мертвое дитя свое.