— Пожалуйста, прекрати, — шепчет Двенадцатая, щуря глаза, словно ей больно.

Я встретилась с ней взглядом, и она придвинулась ближе ко мне. Часть меня хотела потянуться и взять ее за руки, но другая часть была слишком напугана, чтобы шевелиться. Я стараюсь не думать об ужасных причинах, из-за которых мы здесь, но с криками Шестой это невозможно. Третья и Восьмая спят, словно не слышат завывания Шестой. Либо это действительно так, либо они потрясающе терпеливы. А я нет. Во всем моем теле закипает бушующая ярость, которая очень скоро заставит меня заорать на Шестую, если она не прекратит.

Потом я вспоминаю, что мы все здесь заодно, и если я накричу на нее из-за страха, это сделает меня плохим человеком. Поэтому мне приходиться лежать на неприятном жестком полу, подложив связанные руки под голову, а острая боль распространяется от спины к бедрам и ногам. Ребра болят от лежания на твердой поверхности. Я стараюсь зажать уши руками, потому что крики Шестой возобновились. Она решила, что ее кулаки не помогают, поэтому откинулась назад и начала долбить по двери со всей силой. Когда и это не помогло, она начала биться головой о решетку, отчего по воздуху разнесся тошнотворный глухой звук. Я бросаю на нее еще один быстрый взгляд.

Мне ее жаль.

Ей овладела паника.

Надеюсь, я никогда не дойду до такого отчаяния.

Как-то мне удается задремать. Я все еще слышу крики Шестой, но теперь они превращаются в хриплый скрежет. Она упорная, я признаю это. Время от времени, когда мой разум выныривает на мгновение из сна, слышу удары, которые она наносит по двери. Когда она наконец затихла, я провалилась в глубокий сон, в котором находилась, такое ощущение, часов восемь, потому что проснулась уже утром. Я могу сказать это по лучам света, проникающим через решетку. И вновь Шестая начинает кричать.

— Освободите меня, пожалуйста, позвольте мне уйти! — визжит она. Я вижу засохшую кровь на ее костяшках, ее красное и опухшее лицо.

Я чувствую себя плохо рядом с ней; и это невыносимо. Ей больно и она в ужасе. Она не знает, почему здесь находится, и вместо того, чтобы держаться вместе, она позволяет себе показывать слабость. Я не могу полностью обвинять ее. Требуется вся моя сила воли, чтобы не подойти и не присоединится к ней у двери. Единственная причина, почему я до сих пор не сделала этого, в том, что я хочу сделать все от меня зависящее в момент моей полной ясности. Если закричу, то, вероятно, меня снова напичкают наркотиками, и я упущу что-то важное.

— Ты заткнешься или нет? — огрызнулась Одиннадцатая, мужеподобная девчонка.

Я смотрю на нее и перевожу взгляд на Шестую. Смотрю на них. Одиннадцатая сжала кулаки и впилась взглядом в Шестую, которая все еще кричит, хотя и хрипло, пиная дверь.

— Ты меня слышишь?! — раздается крик Одиннадцатой. — Черт побери, заткнись!

Другие девочки сидят. Некоторые из них кричат, а некоторые уставились на свои руки, как будто они парализованы. Я принимаю сидячее положение и пытаюсь крикнуть «остановись» Шестой, но мое горло настолько сухое, что слышен только писк. Закрываю глаза и делаю болезненный вдох. Я слышу щелчок двери, и моя голова поднимается вверх. Каждый видит, как дверь распахивается и как отбрасывают Шестую. Она с ударом приземляется на другой стороне комнаты, и когда она поднимается на колени, видно, как кровоточат ее губы. В ее глазах безумство, и в момент, когда к ней подходят два охранника в капюшонах, она пытается сопротивляться им. Хотя ее руки все еще связаны, она не сдается, держась на почтительном расстоянии, дабы не нанести удар первой, когда один из охранников, замахнувшись, дает ей пощечину. Крик вырывается из горла Шестой, и ее голова дергается в сторону, она с грохотом приземляется на пол. Один охранник подлетает к ней и хватает за рубашку. Он поднимает ее в воздух и бросает своему другу.

Затем они выходят и захлопывают за собой дверь. Мы можем слышать крик Шестой, пока ее несут по коридору. Мы слышим, как хлопает другая дверь, а затем еще одна. Мой желудок скручивает, и молчаливые слезы выходят наружу, спускаясь вниз по моей щеке. Крики Шестой превращаются в удушливые рыдания, и отчаяние берет вверх. Я хочу зажать руками уши и не слышать всего этого, но не могу. Я сижу здесь и слушаю, и от одного взгляда на других девочек с их бледными лицами, я могу сказать, что они чувствуют то же самое.

— Пожалуйста, нет! — Шестая кричит и ее голос звучит действительно отчаянно. — Я сожалею, не нужно, пожалуйста... нет.

Ее мольбы судорожно становятся громче.

— Я больше так не буду. Я буду вести себя хорошо. Пожалуйста, не нужно, – слышен громкий удар. Каждое из наших тел подпрыгивает в испуге на внезапный шум.

И затем ничего.

Как будто щелкнули выключателем, и все стало тихо. Из горла вырывается рыдание, потому что я знаю страшную тайну случившегося. Раскрываю глаза и сильно зажмуриваюсь, они горят, а я пытаюсь сфокусироваться на любом звуке, на котором только могу. Но ничего не слышно. Крики Шестой просто оборвались. Я слышу рвотные позывы и подняв глаза, вижу, что Вторая наклоняется вперед и ее рвет на холодный, пустой пол. Мои слезы так тяжелы; я прижимаю связанные руки ко рту.

Шестой больше нет.


***


Шестая не вернется. Вместо этого она заменена другой девушкой. Мы не знаем, откуда она, или куда делась Шестая, но мы все боимся худшего — Шестая убита. От одной лишь мысли об этом меня начинало судорожно трясти, а большую часть для просто тошнило. У меня не было ничего, чтобы можно было поесть или попить, поэтому на данный момент тело было истощено. Никто не обмолвился и словом; мы все в одной комнате, однако,разговор так и не задался.

Это пизд*ц.

Наконец они приходят во второй половине дня. Мы слышим, как открывается дверь, и наши тела застывают в полной боевой готовности. Три мужчины в капюшонах входят в комнату и у каждого из них в руках цепь.

— Не двигайтесь, — гаркает один из них. — Двинетесь, будете наказаны. Очень быстро вы узнаете, что лучший способ выжить — это делать то, что вам сказано, — затем они подходят и наклоняются, связывая наши руки цепью. Когда мы выстраиваемся в линию, они, как на буксире, тащат нас, словно собак, и мы подчиняемся.

Мы выходим в длинный, полностью обставленный холл. Я вижу камеры на потолке, и поднимаю голову, надеясь, что на другом конце смогут увидеть, через какое дерьмо он или она заставляет нас проходить.

— Глаза вперед, — лает один из охранников. Я опускаю взгляд и смотрю на затылок впереди меня.

Поворачиваю глаза чуть правее, когда мы поднимаемся по лестнице и входим в массивный и довольно-таки красивый дом. Этого я не ожидала. Я могла себе представить, что мы находимся в каком-нибудь захудалом складе или под землей, но не это.

Когда мы идем по идеально отшлифованному мраморному полу, я смотрю на все черно-белые картины на стенах. На них изображены девушки в странных позициях. Каждая из них сломлена. Как мы.

Мебель выглядит дорого, богатство в цвете: темно-бордовый, темно-синий и даже темно-зелёный. Дом декорирован профессионалом - в этом я не сомневаюсь.

Мы заходим в узкий холл, который ведет нас к большим двухстворчатым деревянным дверям. Охранники открывают их и ведут нас в гигантский бальный зал. Мои стоптанные рваные башмаки скрипят на деревянном полированном полу, когда мы, стыдясь своего происхождения, выходим на середину.

Охранники останавливаются и поворачивают нас.

— На колени, — первая команда.

Медленно, как в домино, девушки становятся на колени. Я ничего не могу поделать, кроме как опуститься со всеми, даже против своей воли. Это унизительно. Мои руки с шлепком приземляются на сияющий пол, я кусаю свои губы, чтобы удержаться от слез от того, что мои исцарапанные колени касаются твердой поверхности.

Я слышу звук шагов, но не смею взглянуть: очень испугана тем, что может произойти. Увидев, сколько милосердия они проявили к Шестой, я определенно не буду нарушать границы, пока, по крайней мере, не пойму, где они.

— Добро пожаловать, девушки, — говорит голос. Я не уверена, охранник ли это или кто-то другой.

Пытаюсь поднять голову, но ничего не вижу.

— Меня зовут Джордж, я заместитель. Уверен, что всем вам интересно, почему вы здесь, но это не то, что мы будем обсуждать сегодня. Причина, почему вы здесь, не имеет значения для нашего плана. Все, что вам нужно знать – это то, что в жизни вы ничтожества, у вас нет семей и, если вы все сделаете правильно, то это будет вашим вторым шансом на нормальную жизнь. В настоящее время вы принадлежите нам и будете делать все, что вам велят. Правила довольно просты, и если вы будете соблюдать их, то будете соответствующе вознаграждены. И, следовательно, если вы их нарушите, вас накажут. И позвольте, девушки, вас заверить, что наказание это не то, что вы хотели бы испытать.

Мы молчали. Единственным звуком, который я улавливала, было частое глубокое дыхание девушки рядом со мной. Охранник ходил взад и вперед, скрипя своими ботинками, будто он здесь самый главный.

— То время, что вы проведете здесь... Не рассчитывайте, что вы будете прохлаждаться. Вы тут, чтобы работать, чтобы отрабатывать свое место. У каждой из вас будут свои обязанности, которые будут назначены вашим хозяином, Уильямом.

Он замолчал на мгновенье, и в комнате снова стало тихо, но потом он продолжил.

— Он определит вам те обязанности, что, по нашему мнению, будут лучше соответствовать вашим возможностям, так что выбирать, что делать, решать не вам. И, как я упоминал ранее, если будете сопротивляться, наказание последует незамедлительно. Все это может пройти или очень жестко или довольно мягко, тут уж все зависит от вашего поведения.